Пьесы
Шрифт:
Теперь Северов на фоне падающего снега. Рядом с ним Н а т а ш а в короткой меховой шубке.
С е в е р о в. Вот, девушка, два наших последних билета.
Н а т а ш а. Ой, как хорошо… Сейчас я вам отдам деньги. Сейчас, куда-то завалились. Вот платок, варежки, а где же деньги?
С е в е р о в. Не надо, не ищите… Лучше скажите, как вас зовут.
Н а т а ш а. Меня? Наташа. Наташа Кутейникова. Вы знаете, это какая-то священниковская фамилия. От слова кутья, наверно… А вас?
С е в е р о в.
Н а т а ш а. Павел. Это красивое имя. Правда, был Павел Корчагин. Но тот, скорее, Павка. А вы не похожи на Павку. Вы действительно Павел. Серьезный.
С е в е р о в. А вы, Наташа, не боитесь вот так, просто, знакомиться на улице?
Н а т а ш а. Во-первых, мы с вами познакомились не на улице, а в помещении, в кино. А во-вторых, я же комсомолка, я должна быть выше предрассудков.
С е в е р о в. И вы действительно выше?
Н а т а ш а. Не знаю. Но я стараюсь. А мы не опоздаем? А то после третьего звонка не пускают.
С е в е р о в. Да, да, надо идти. Кстати, какая картина идет?
Н а т а ш а. Новая, совершенно новая картина — «Сердца четырех».
С е в е р о в. А кто играет?
Н а т а ш а. Валентина Серова. Которая «Девушка с характером». У нее муж — летчик знаменитый.
С е в е р о в. Счастливая, значит?..
Н а т а ш а. Конечно.
С е в е р о в. А картина-то хорошая?
Н а т а ш а. Говорят, смешная. (Засмеялась.)
С е в е р о в. А я люблю серьезные картины. И про любовь.
Н а т а ш а. Вы надо мной смеетесь, я же вижу, у вас глаза улыбаются, а смеяться нечего, я тоже взрослая. Мне скоро будет двадцать. И я тоже знаю, что такое любовь. Я даже любила…
С е в е р о в. Не может быть.
Н а т а ш а. Ну не смейтесь, не надо. Я даже могу рассказать вам, кого я любила. Потому что любовь уже прошла. Она покрылась паутиной времени.
С е в е р о в. Чем, чем?
Н а т а ш а. Паутиной времени. И про эту мою любовь теперь можно рассказывать. Правда, не всем. Ой, мы опоздаем. Побежали.
Музыка.
С е в е р о в. Потом кончился сеанс. И мы вышли с Наташей на улицу.
Наташа опять рядом с Северовым.
Наташа, вы что, плачете? Зачем? Почему?
Н а т а ш а. А когда люди плачут, это бывает не почему и не зачем. Плачут от счастья или от горя.
С е в е р о в. Кто же это сказал?
Н а т а ш а. Никто. Это я сказала. И вот я уже не плачу. А если по правде, я всегда думаю: почему бывает так красиво и страшно интересно в кино, а в жизни не всегда так. И даже иногда хуже?
С е в е р о в. Я тоже об этом думал.
Н а т а ш а. Ведь правда, это как-то несправедливо. Вот люди там, на экране, живут, как нам хотелось бы жить, а… Нет, да что это я… Все на свете возможно… как бы это сказать…
С е в е р о в. А мы будем жить долго и счастливо. Так ведь?
Н а т а ш а. Да, конечно… как и все. Спасибо. Я пойду.
С е в е р о в. А вы обещали рассказать мне о своей
Н а т а ш а. Ничего я не обещала. А потом, вы, наверно, спешите, вас ждут. Вы идите, я вас не держу. Я ведь так просто, в благодарность, что вы мне билет взяли, с вами разговаривала.
С е в е р о в. Ну, это вы шутите. Да и я никуда не спешу. Никуда. И никто меня не ждет. Я даже вообще не знаю, где я буду встречать Новый год.
Н а т а ш а. Вы действительно не спешите? Знаете, это прекрасно. Вы не представляете, как это прекрасно! Вы не смотрите на меня так, я ведь уже взрослая… Я понимаю, что так нельзя разговаривать с первым встречным. Но вы ведь не первый встречный?
С е в е р о в. Конечно, нет.
Н а т а ш а. Вот и прекрасно. Тогда я вам все расскажу. Вы только не идите такими большими шагами, я за вами не поспеваю. Вот какие, Павел, оказывается, на свете бывают истории. Я полюбила одного мальчика, тоже комсомольца. Мне было шестнадцать лет, и мы учились с ним в одной школе. Он толстый, некрасивый и носил очки. А жил он за два квартала от нас. Его звали Митя Ромашкин. И фамилия какая-то для мужчины неподходящая. Ромашкин. Ромашка какая-то… Он увлекался химией, все время торчал в химическом кабинете. Мы считали, что он подлизывается к учительнице, а химичка у нас была жутко строгая…
С е в е р о в. Знаете, Наташа, давайте проведем остаток дня вместе. А этого Ромашкина вы вовсе не любили и сейчас выдумываете, а как закончить эту историю, не знаете. У нас будет прекрасный, счастливый, мирный день… Я ведь завтра уезжаю.
Н а т а ш а. Уезжаете? (Пауза.) Это очень знаменательно. Я завтра тоже уезжаю. В Ленинград. Я там теперь живу и учусь, а раньше жила в Москве, а теперь переехала в Ленинград. Так интересно. Ленинград.
С е в е р о в. А я там никогда не бывал…
Н а т а ш а. Ничего, еще успеете. Я вот в Тбилиси тоже не была, а очень хочется…
С е в е р о в. А в Киеве?
Н а т а ш а. Тоже нет. И в Астрахани не была. И в Алма-Ате. И в Свердловске… А вы знаете, куда мне почему-то очень хочется съездить? В Путивль. Помните: «Князь Игорь», Ярославна.
С е в е р о в. Да что мы все о других городах… А Москва… Только давайте условимся, вы сегодня покажете мне город. Потому что я Москвы совсем не знаю. Я ведь не здешний.
Н а т а ш а. Ну конечно… конечно… Но давайте условимся: ту Москву, ну, которую всем показывают, вы в другой раз увидите. А я вам покажу те места, где я люблю бывать, где я бывала. Где мне было хорошо. Пошли?
С е в е р о в. Пошли.
Музыка. Они идут на авансцену.
Н а т а ш а. А вот здесь я родилась, смотрите. Родильный дом имени Клары Цеткин. А вот здесь меня принимали в пионеры. Вот там, видите, окно на втором этаже, второе справа. В этой комнате все и происходило.
С е в е р о в. А здесь что, в этом парке?
Н а т а ш а. Не скажу. Давайте только посидим на этой скамейке. Хорошо? И молчите. Понимаете, молчите. Это особая скамейка. Я ее никогда, никогда не забуду… А теперь…