Пэт из Серебряной рощи
Шрифт:
– Конечно, Мэри за всем присмотреть не успевает, а Джуди Плам нет никакого дела, пусть хоть в лохмотьях ходят, – примирительно сказала тетушка Френсис.
– Джуди есть дело! – воскликнула Пэт. – Она заботится о нашей одежде и наших манерах! Платье порвалось по дороге!
Несмотря на такое неблагополучное начало, день прошел неплохо. Пэт прочитала свои стихи без ошибок, тетушка Онория одарила ее печеньем и смотрела, как она ест. Пэт умирала от жажды, но стеснялась попросить стакан воды. Когда пришло время обеда, на столе оказалось молоко, которое Джуди назвала бы «снятым» [14] . Но зато оно было подано в красивом старом кувшине зеленого стекла, в котором самое жалкое молоко
14
Снятое молоко – обезжиренное молоко, с которого сняли сливки.
После обеда тетушка Френсис сказала, что у нее мигрень и она приляжет. Кузен Дэн предложил аспирин, но тетушка уничтожила его взглядом.
– Разве Господу угодно, чтобы мы избавлялись от посланной Им боли? – вопросила она и ушла, прижимая к носу флакончик из красного стекла с серебром.
Тетушка Онория отправила Пэт в гостиную и велела развлекаться самостоятельно. Этим Пэт и занялась. Ей все было интересно, она умела повеселиться в одиночестве и не представляла, как бы провела вечер в компании обитателей фермы с залива. Они с тетушкой Онорией были очень рады избавиться друг от друга.
Мебель в гостиной действительно была великолепна. Массивная дверная ручка была отполирована до блеска, так что Пэт видела в ней свое искаженное отражение. Фарфоровая табличка на двери была расписана розами. Занавески задвинули, и комнату наполнял прохладный зеленый свет. Пэт чувствовала себя русалкой в мерцающем море. Ей очень нравились шесть костяных слоников, стоявших на каминной полке. Большие пятнистые раковины шумели как море, когда она прикладывала их к уху. И тут же стояла знаменитая ваза с павлиньими перьями – та самая, которая скорчила рожу Саре Дженкинс. Ваза была белого стекла, на боку у нее виднелись странные царапины, действительно похожие на лицо. Никаких рожиц ваза не строила, хотя девочке очень этого хотелось. На горке в углу сидела пленительная красно-желтая фарфоровая курица в золотистом гнезде. А занавески на окнах украшали ажурные баттенбергские кружева. Конечно, такая роскошь сокрушила бы величие замка Макдемотт.
Пэт очень хотелось увидеть все тайные сокровища дома, – не только мебель и ковры, но и письма в старых ящиках наверху и одежду в старых чемоданах. Но это было невозможно. Она бы никогда не осмелилась покинуть гостиную, а тетушки сразу умрут от возмущения, если ее застигнут.
Внимательно изучив всю комнату, Пэт свернулась клубочком на диване и целый час изучала фотографии в старых альбомах. Синие и красные плюшевые обложки давно выцвели, кожаные переплеты с металлическими застежками открывались, как книги. Какими смешными были эти старые фотографии! Все эти кринолины, пышные рукава и огромные шляпы! Взять хотя бы тетушку Френсис, наряженную по моде восьмидесятых годов, в наглухо закрытом платье с воротничком под горло и оборочками, с гофрированным зонтиком от солнца. Ах, как она держала свой зонтик, как она им гордилась! Неужели тетушка Френсис была когда-то девушкой с кокетливым зонтиком?
Была там фотография папы – молодого мужчины без усов. Пэт похихикала. И мамы – круглое мягкое лицо, локоны и целая клумба лент в волосах. И старого дяди Бертона, который пропал и о котором больше никто не слышал. Какое очарование таилось в этой фразе! Его больше не было среди живых и не было среди мертвых.
А еще там была фотография тети Онории в детстве. Она походила на Крошку. Неужели Крошка потом станет похожа на тетю Онорию? Не может быть! Как жутко меняются люди! Пэт вздохнула.
Глава X. «Три очень милых феечки сидели на скамеечке»
Уже смеркалось, когда возник вопрос, как Пэт поедет домой. Предполагалось, что тетя Френсис, которая обычно правила лошадьми, отвезет ее. Но та все еще лежала с мигренью в спальне, а тетя Онория уже много лет не брала в руки вожжи. И нельзя было доверить упряжку кузену Дэну. Наконец тетя Онория телефонировала ближайшим соседям.
– Мортон Маклеод собирается в город. Это и понятно: завтра воскресенье. Он пообещал взять тебя с собой и довезти до Серебряной рощи. Ты не боишься идти к Маклеодам одна? Ты успеешь до темноты.
Пэт была готова на все, лишь бы не оставаться на ферме на ночь. Темноты она никогда в жизни не боялась и часто гуляла в одиночку. Другие дети ее возраста всегда возвращались домой засветло, но только не Пэт. В Серебряной роще говорили, что она вся в отца. Длинный Алек любил бродить в одиночестве по ночам и «наслаждаться красотой тьмы». Ходила фамильная легенда, что в четыре года Пэт заснула в зарослях тмина, и никто ее не хватился, пока Джуди, которая сидела с больной соседкой, не пришла домой под утро и не подняла шум. Пэт смутно помнила восторг всей семьи и радость, которая розовой волной залила бледное лицо матери.
Она вежливо попрощалась со всеми и направилась к Маклеодам, где ее ждали дурные новости. Автомобиль Мортона «капризничал», и в город больше никто не собирался.
– Беги обратно на ферму, – предложила миссис Мортон.
Пэт медленно прошла по дорожке и, когда между ней и домом оказалась еловая роща, остановилась подумать. Она не хотела возвращаться на ферму у залива. Сама мысль о том, чтобы провести ночь в огромной комнате для гостей, в кровати, не предназначенной для сна, была невыносима. Нет, она просто пойдет домой. До дома всего три мили – столько же она проходит каждый день по дороге в школу и назад.
Пэт бодро двинулась в путь, чувствуя себя смелой, независимой и взрослой. Что скажет Джуди, когда Пэт зайдет на кухню и беззаботно скажет, что одна дошла в темноте до самого дома. «Ох, до чего ж ты смелая», – порадуется Джуди.
А потом стемнело, похолодало, и, дойдя до развилки, Пэт не поняла, по какой дороге ей идти – по левой? Наверняка по левой. Пэт побежала дальше с тревогой на душе.
Наступила полная темнота. Пэт вдруг поняла, что оказаться ночью на незнакомой дороге в двух милях от дома – это совсем не то, что бродить по саду, бегать по Шепчущей дорожке или гулять по полю с Прудом, не упуская из виду освещенные окна Серебряной рощи.
Деревья, которые золотым сентябрьским днем казались дружелюбными, теперь стали чужими. Далекие холмы затаили темную угрозу. Правильную ли дорогу она выбрала? Вокруг не было ни одного огонька. Может быть, она свернула не в ту сторону и теперь идет по дороге, которая проходит между двумя городками, минуя все фермы? Может, она больше никогда не попадет домой? Не увидит Сида, не услышит смех Винни и радостный писк Крошки? В воскресенье хор в церкви пел «Ночь темна, и я вдали от дома». Только теперь она поняла, что это значит, и бросилась бежать. Белые березы вдоль дороги тянули к ней призрачные руки. Среди деревьев стонал ветер. В Серебряной роще ветер бывал разным: он набрасывался из-за церковного амбара, как котенок, приносился с Туманного холма, как шорох птичьего крыла, шнырял по саду, как старый приятель, но он всегда был дружелюбным. Этот ветер был злым. Что это рыдало в лесу? Может, зеленый арфист из сказки Джуди, который заманивал людей в царство фей и никогда не выпускал их оттуда? Все страшные истории Джуди вдруг обрели правдоподобие. Колеблющиеся тени, пятна синей тьмы под папоротниками превратились в фей. Джуди говорила, что, встретив фею, человек уже никогда не станет прежним. Для Пэт не было судьбы страшнее. Измениться! Стать кем-то другим! Раздался заунывный вой – может быть, это призрачный пастух Питер Брэнаган из другой сказки Джуди играет на флейте для своих овец? И ни лучика света вокруг. Она свернула на другую дорогу.
Конец ознакомительного фрагмента.