Пэт из Серебряной рощи
Шрифт:
Потом была людная церковь, утопающая в кленах и елках. И люди вставали по мере того, как папа вел тетю Хейзел по проходу. Следом за ними шли Джин Мэдисон и Салли Гардинер, потом Пэт, которая элегантно разбрасывала из корзинки розовые лепестки. Раздался торжественный голос священника, возносящего молитву. Свет, проходя сквозь витражи, отбрасывал на людей цветные пятна и превращал их в неземные создания. В душевном смятении Пэт сначала не могла сосредоточиться, чтобы разобраться в своих чувствах. Она видела, как дрожит рубиновый прямоугольник на фате тети Хейзел, видела уши Роба Мэдисона, черные волосы Салли Гардинер под зеленой шляпкой, цветы и папоротники, а потом услышала, как тетя Хейзел говорит
Тут с Пэт произошла ужасная вещь. Она резко повернулась к Джуди Плам, которая сидела прямо за ней, на краю передней скамьи.
– Джуди, дай платок, я буду плакать, – в панике прошептала она.
У Джуди волосы сразу поднялись дыбом. В отчаянной ситуации действовать следует отчаянно. Доставать из кармана на виду у всех огромный белоснежный платок было никак нельзя. К тому же на задних скамьях сидела семья Бинни. Джуди наклонилась вперед.
– Проронишь хоть слезинку, опозоришь Серебряную рощу, и в жизни больше не получишь на завтрак омлет.
Пэт совладала с собой. Возможно, ей помогла мысль о Серебряной роще, или угроза больше никогда не увидеть омлет, или все сразу. Она схватила ртом воздух, проглотила комок в горле и яростно заморгала, не пуская слезы наружу. Церемония завершилась, и никто не заметил этой маленькой сцены. Все сочли, что Пэт вела себя безупречно. Обитатели Серебряной рощи немного расслабились. Все боялись, что она учудит, как Кора Гардинер на свадьбе своей сестры, когда девочка вдруг истерически разрыдалась во время молитвы и униженной матери пришлось выводить ее из церкви.
– Умница, золотко, – гордо прошептала Джуди.
Пэт заставила себя высидеть прием и ужин, но обнаружила, что не может проглотить ни кусочка цыпленка, ни ложки салата из лилий, который приготовила мама. В горле у нее все время стоял комок. А потом кто-то спросил у тети Хейзел:
– И каково быть Хейзел Мэдисон? Ты же понимаешь, что стала Хейзел Мэдисон?
Хейзел Гардинер больше не существовало. Это было слишком.
Глава VIII. Что случилось потом
А потом она уехала! Впервые в жизни Пэт поняла, что ей придется попрощаться с человеком, который не вернется. Но теперь она уже могла плакать, потому что плакали все, даже Джуди.
– Вместо того чтобы слезы лить, – обычно говорила Джуди, – лучше сядь и посмейся как следует.
Она не позволила Пэт слишком долго смотреть, как уезжает тетя Хейзел.
– Вслед смотреть – не к добру.
Пэт отвернулась. Потом она долго бродила по опустевшим комнатам. Все было перевернуто вверх дном, и Серебряная роща больше не казалась домом. Даже новые кружевные занавески были как чужие. Стол, всегда такой аккуратный, был в полном беспорядке, а стул тети Хейзел был небрежно отодвинут в сторону, как будто она только что встала. Карие глаза Пэт снова наполнились слезами.
– Пойдем, золотко, поможешь мне маленько, – позвала мудрая Джуди. – Мама пошла передохнуть, суета ее совсем вымотала. Винни объелась и мается с животом. За домом кроме нас с тобой некому приглядеть. Столовую мы так и оставим до утра, а гостиные и спальни надо прибрать. Бедный дом тоже устал.
Джуди сняла свои шелка и каблуки, оставила светский тон и надела старое удобное платье с грубыми башмаками. Пэт обрадовалась. Джуди снова стала домашней и дружелюбной.
– Давай расставим мебель по местам? – предложила Пэт. Ей казалось, что стоит вернуть на свое место буфет, старое кресло-качалку, убранное с глаз долой за потрепанный вид, вазы со старомодными стеблями пампасной травы, и все пойдет по-прежнему.
– Давай, золотко. И хватит слезы лить. Не схоронили твою тетку, а замуж выдали.
– Мне не хочется улыбаться, Джуди.
– И не говори! Наулыбались за день так, что за ушами болит. Но свадьба вышла что надо! У Джен Бинни никогда такой не будет, хоть у нее жених из города. Ужин был королевский, тут и говорить нечего. И церемония прошла чинно, как полагается.
– Если бы не ты, я бы заплакала и все испортила.
– Я тебя не виню. Я знавала одну невесту, которая разрыдалась прямо в церкви. Люди говорили, она пошла замуж не по своей воле и у нее на сердце был кто-то другой. Но это все равно лучше, чем засмеяться на собственной свадьбе, как Розелла Гардинер. Чего она смеется, никто не понял, а жених решил, что над ним. И с тех пор с ней не разговаривал. Так и молчал сорок лет. А все потому, что мелочей не бывает.
Пэт подумала, что рассмеяться на свадебной церемонии – это вовсе не мелочь, и радовалась, что свадьбу тети Хейзел ничего не испортило.
– Давай-ка выметем отсюда конфетти. Лучше бы, как в старину, посыпали молодых рисом. Ой, а на столе что творится! И новый серебряный кувшин помяли! Ну ладно. Хорошо хоть, у нас было не так, как на свадьбе твоей двоюродной бабки Маргарет с фермы у залива.
– А что там случилось, Джуди?
– Что случилось? Они решили пофасонить и постелили на стол скатерть с бахромой. А кузен жениха, старый Джим Милрой… (Его тогда звали Бородатый Джим… Да, борода у него загляденье. Какой позор, что он ее сбрил, когда она вышла из моды.) О чем бишь я? Он вскочил из-за стола, но зацепился пуговицей за бахрому и свез всю скатерть вместе с посудой. Ну и суета поднялась! Я им тогда помогала на ферме. Мы с твоей тетей Френсис все прибирали. Как она плакала, себя винила. И тарелки дорогие побились, и ковер был испорчен… А на колени невесте выплеснулась полная чашка горячего чаю. Я тогда совсем девчонка была, мне – веселье. А людям с фермы каково? Беги, золотко, в свою комнату, переоденься и за работу. Дождь пойдет, пожалуй. Ветер дует, и темно, как под юбками у старой индианки.
Очень приятно было расставлять вещи по местам. Когда они закончили, Серебряная роща снова стала домом. Уже стемнело, по окнам хлестал дождь.
– Пойдем на кухню. Я буду хлеб ставить, а ты поешь. За ужином ничего не ела, я видела. У меня на плите греется гороховый суп, и курятина еще осталась.
– Я не буду есть, раз тетя Хейзел уехала, – у Пэт снова задрожал голос.
– Ничего, золотко, сытое брюхо тоску разгонит. Глянь-ка, новые котята спят на коврике. А на улице тьма-тьмущая! Смотри, тут и твой Четверг пристроился – сам серенький, манишка беленькая. Никто его за весь день не приласкал.
Снаружи раздалось повелительное, громкое мяуканье. Мистер Том требовал, чтобы ему открыли дверь.
– Джуди, дай я его впущу, – сказала Пэт.
Ей очень нравилось пускать животных в дом. На мгновение она застыла на пороге с открытой дверью, на рубеже освещенной кухни и кромешной ночи. Дождь лил как из ведра. Ветер безжалостно набрасывался на деревья. Шалун заунывно подвывал в церковном амбаре, потому что Джо еще не вернулся со станции и пса некому было успокоить.
Пэт отвернулась, дрожа. Уют старой кухни составлял восхитительный контраст с грозой. Плита светилась тусклым красным светом. Четверг прилег рядом с ней и тут же свернулся в клубок. Пэт ела горячий гороховый суп и следила за зеркальным отражением кухни в окне. Отражение было жутковатым и таинственным, реальным и нереальным одновременно. Там, в окне, Джуди уверенно сажала хлеб в печку и при этом стояла под старым кленом у колодца.