Петербург как предчувствие. Шестнадцать месяцев романа с городом. Маленькая история большого приключения
Шрифт:
Начинается наш путь у метро «Приморская», где я пытаюсь совместить полезное с приятным, а именно – отыскать значащийся здесь по карте фирменный магазин фабрики Крупской. Однако, упс! – магазин давно прекратил свое существование, так что покупка предвкушаемых мною конфет переносится на неопределенный срок. Припекаемые ярким солнышком, мы, согласно GPS-навигатору, двигаемся в сторону «Ленэкспо» по Наличной улице. Вокруг дома советской постройки и широкие тротуары, любоваться особенно нечем.
Территория выставочного центра огорожена и вход платный, что несколько разочаровывает: внутри-то тоже все платное. С несколько подпорченным впечатлением мы оказываемся на огромной лужайке, где, о-о-о… Вот она, корюшка, на каждом углу, жарится на десятках жаровен! Запах стоит волшебный. Посетителей много: люди стоят, сидят на травке, прислонившись к деревьям,
В центре лужайки установлена сцена с большим экраном, на котором транслируется матч «Зенита», и Руслан немедленно впивается жадными глазами в экран. Я какое-то время приплясываю рядом в нетерпении, жалобно поглядывая на счастливых обладателей полных тарелок. Наконец мы отходим от сцены, покупаем две тарелочки корюшки и кидаем якорь на двух пластиковых стульях, стоящих прямо на траве. И для нас наступает счастье… Корюшка хрустящая, соленая и сочная внутри. Мы доедаем последние остатки, блаженно вытягиваем ноги, закрываем глаза и греемся на солнышке, словно два кота. Прочие коты также наслаждаются корюшкой и жизнью и никуда не торопятся.
Через какое-то время мы все же отрываемся от удобных стульчиков и бредем дальше, обдумывая, чем бы еще поживиться. В конце концов в одной из палаток мы покупаем копченую корюшку, и одну рыбину я тут же съедаю, с головой, костями и громким хрустом. Кажется, во мне проснулись кошачьи инстинкты… Помахивая пакетом, полным рыбы, мы выходим к кусочку Финского залива, закованному здесь в бетон. Пахнет морем, а на бетоне сидят веселые компании, предпочитающие рыбе спиртное в большом количестве.
Слегка утомленные, но довольные, теперь мы совершаем марш-бросок пешком до метро «Василеостровская». Идем по Большому проспекту и любуемся окружающими домами: архитектура затейлива и своеобразна. Вспоминается, что Васильевский остров – один из самых старинных районов Санкт-Петербурга, оттого здесь особая атмосфера. Некоторые здания поражают воображение: например, дом под № 88 темно-красного кирпича готического вида – монументальный, с башней и многочисленными шпилями, торчащими из крыши дома, словно колья. Зрелище устрашающее. Или вот пожарная часть Василеостровского района: из красного кирпича, с высокой каланчой, доминирующей над окружающими строениями, и датой постройки на фасаде – «1884». Интересно.
Кругом много прогулочных дорожек, зелени, деревьев, аллей и скамеек. Скамейки на каждом шагу, и наши измученные долгой ходьбой организмы готовы прыгать от счастья. Что еще нужно уставшему человеку по пути, как не хорошая, удобная, свободная от претендующих на нее таких же утомленных долгой ходьбой страдальцев, скамейка?
Заканчивается наша дорога возле Андреевского собора, где мы сворачиваем на любимую мною лиственную аллею. По ней я частенько добираюсь с работы: отсюда легко попасть в центр города. На аллее шумят фонтаны, гуляют толпы туристов и местных жителей, а фасады домов пестрят разноцветьем красок и архитектурных стилей. Памятник бомбардиру Василию – символу Васильевского острова – мирно соседствует с вполне современным зданием. Возле метро привлекает внимание памятник конке – эдакому виду городского транспорта образца ??? века: синий вагон с рекламными плакатами, запряженный парой резвых лошадей.
Не менее резвый вид современного городского транспорта – метро – довозит нас, отчаянных «пешеходов», до станции «Чернышевская», откуда мы лошадиным же галопом несемся в сторону фирменного магазина сладкого на улице Пестеля: несостоявшиеся сегодня у метро «Приморская» конфетные кущи манят своими райскими садами и не дают покоя. Копченая корюшка, мирно лежащая в пакете, словно говорит мне: «Я вся твоя, съешь меня дома, да поскорей, с горячей картошечкой, под бутылку легкого пива… Зачем тебе эти дурацкие конфеты? Разве может что-нибудь быть вкуснее меня?» Я в ответ мысленно ухмыляюсь, ведь вкусней конфет могут только конфеты, и ничто иное. Аминь.
Увы, эти аффирмации[1] по дороге не спасают: конфетный магазин оказывается наглухо закрытым, так что вечер мы будем коротать в компании одной только корюшки. И холодного пива, разумеется.
Театр начинается не с вешалки
Мы продолжаем исследование петербургских театров, и на очереди еще один старинный,
Билет в Александринку мы сначала пытаемся приобрести в нашей любимой театральной кассе на Невском. Кассир предлагает перечень спектаклей, и мы выбираем классику – «Укрощение строптивой» Шекспира в постановке литовского режиссера Оскараса Коршуноваса. Однако когда дело доходит до покупки билетов, обычно легкий и приятный процесс вдруг начинает стопориться: кассир соглашается продать нам соседние места только при условии, что это дорогой партер. Демократичные билеты в ложу предполагают рассадку друг за другом. И не иначе. Разочарованные, мы отправляемся в кассу самого Александринского театра, и здесь – в гулком, пустом, тихом помещении, где явно витают призраки прошедших дней, – сидящий за окошечком кассир поясняет нам: театр классический, а потому рассадка зрителей подчиняется определенной логике, происходящей из глубин образования и становления российского театра. Словом, «дедушка» довольно капризен и диктует собственные правила для своих посетителей. Мы стоим возле кассы и, кусая губы, обдумываем, подчиняться ли дурацким правилам или просто оставить Александринку за бортом нашего театрального петербургского исследования. Однако побеждает дружба: кассир выискивает удачную боковую ложу, где билеты на задние места уже распроданы, остались лишь передние, а в этом случае «дедушка» не возражает против рассадки пары рядышком. Билеты перекочевывают в наши карманы, и мы, довольные жизнью, покидаем театр.
День Икс, когда нам надо прибыть в театр к семи вечера, вновь оказывается рабочим. Руслан добирается до Невского проспекта гораздо быстрей меня, успевает забежать в блинную «Теремок», перекусить и купить мне блинчик с вареньем. Я же мчусь с работы галопом, долго стою в импровизированной очереди у входа в метро «Василеостровская», нервничаю и отчитываюсь Руслану по телефону.
В театр мы вбегаем с последним звонком. Про блинчик с вареньем, увы, приходится забыть. Тут же, разгоряченные и смятенные, попадаем в объятия пожилого величественного мужчины в смокинге, белоснежной рубашке, белых перчатках и бабочке. Это человек, которого, как оказалось позже, невозможно встретить более ни в одном театре Петербурге, и имя ему гордое – капельдинер. Капельдинер степенно ведет нас в обитую красным бархатом ложу, усаживает на отведенные места и чуть ли не пальцем грозит на прощание, такой строгий у него вид. Мы затихаем и таращимся на фрак и бабочку, пока за капельдинером не закрывается дверь ложи, которую он вдобавок запирает на замок.
Начинаем разглядывать театральный зал сверху: здесь тоже преобладает красный бархат, придающий праздничный вид. Царская ложа с балдахином – тоже ничего себе, явно не для простых зрителей. Проходит некоторое время, а спектакль все никак не начинается. Мы, однако, терпеливы, не теряем присутствия духа и с интересом наблюдаем небольшой скандал, зарождающийся внизу, в партере. Нетрезвого вида парень в мятой футболке и джинсах и с полной бутылкой чего-то крепкого яростно ругается с женщиной-капельдинером, требуя усадить его на место. Женщина в ответ на состояние парня «щас спою» пытается вывести его из зала. Парень орет, что у него билет, и посылает ее в… Ну сами понимаете, куда. Женщина тоже переходит на крик и с воплем «Я зову охрану!» убегает. Окружающие заинтригованы и со смаком наблюдают, что будет дальше. Парнишка между тем развязной походкой преспокойно направляется в глубь партера и начинает приставать на предмет подвинуться к мужчине, уютно устроившемуся на одном из диванчиков в полном одиночестве. Зритель не хочет его себе в соседи, краснеет, бледнеет и упорно выпроваживает. Они какое-то время спорят, и парень оставляет мужчину в покое, вновь взяв курс в сторону сцены. Здесь он, пошатываясь, взгромождается на подмостки, поворачивается к залу лицом и начинает с пьяным придыханием вспоминать какую-то свою любовь, приключившуюся с ним на заре туманной юности. Как бы в тему к сегодняшнему спектаклю. Зрители сидят ошарашенные. Паренек продолжает разглагольствовать на извечную тему «мужчины и женщины», и тут до всех потихоньку доходит, что это, собственно, и есть начало спектакля. Первое действие «Укрощения строптивой» началось довольно незаметно! То есть… очень заметно.