Петербург таинственный. История. Легенды. Предания
Шрифт:
Матрос спохватился и сделал попытку поскорее исправить свою резкость.
— В Архангельске мы получали по приезде хорошие оладьи, а здесь нет, — промолвил он.
— Постой, на это есть средство: приходи назавтра с товарищами во дворец, — улыбаясь, сказал Петр, — ты увидишь, что и здесь пекут оладьи не хуже Архангельска.
На другой день голландские матросы явились во дворец. Государь встретил их и радушно угостил настоящими голландскими оладьями, приготовленными его поваром Фельдшеном.
Один солдат из новобранцев стоял в карауле в таком месте, куда, думал он, не скоро придет его командир; всего же менее ожидал он самого государя, так как была обеденная пора. Пост был на самом берегу Невы, и так как время было жаркое, то часовой и вздумал выкупаться. Но только что он разделся и вошел в воду, как увидал идущего в его сторону государя, и так уже близко, что успел он только, выскочив из воды, надеть на себя второпях исподнее платье, шляпу и перевязь, и, подхватив ружье, вытянулся на своем посту и отдал честь.
По строгости, с какою Петр относился к нарушениям воинской дисциплины, можно было ожидать, что он велит наказать виновного по всей строгости закона, но вместо того, смотря на виновного, не мог он не расхохотаться, и сказал сопровождавшим его:
— Хоть гол, да прав!
Затем спросил солдата, давно ли он в службе.
— Недавно, — отвечал тот.
— Знаешь ли ты, — продолжал государь, — что велено делать с теми часовыми, которые оставляют пост свой и бросают ружье, как сделал ты?
— Виноват, — сказал часовой.
— Ну, быть так! — заключил государь. — Прощается это тебе, как новичку, но берегись впредь дерзнуть что-либо подобное сему сделать.
Петр терпеть не мог, если прохожие останавливались перед ним, не имея к нему никакого дела.
— Эх, брат, — говорил он ротозею, — у тебя свои дела, у меня — свои, зачем тратить время по-пустому? Ступай-ка своей дорогой.
Он запретил снимать шапку перед его дворцом, говоря по этому поводу:
— Какое различие между Богом и царем, когда будут воздавать равное обоим почтение? Оказывать дому моему бесплодную почесть, в жестокие морозы обнажая голову, — вред для здоровья, которое мне в подданных милее всяких пустых поклонов. Менее низости, более усердия к службе и верности к государству — вот почести, которых я хочу.
Петр Великий, заметив, что люди, имевшие к нему челобитные, бросаются перед ним на колени, не разбирая места, во дворце и на улице, в пыль и грязь, отменил такой обычай, сказав:
— Я хочу народ мой поставить на ноги и из грязи вытащить, а не заставить его при мне валяться в грязи.
Во время войны с Карлом XII государь, переодевшись купцом, захотел испытать верность часовых, поставленных на въездах в столицу. Он подошел к одному из них и просил пропустить его через рогатку. Часовой не согласился. Тогда Петр вынул пять рублей, потом десять.
— Не трудись, господин купец, хоть озолотишь меня, так не пущу. Мне приказ батюшки царя дороже твоих денег.
Петр сделал отметку в записной книжке и пошел к другому часовому.
— Пропусти, брат, в город.
— Не велено. Ступай.
— Да я тебя поблагодарю.
— А что дашь?
— Рубль.
— Давай два и ступай живее.
Петр выдал два рубля и прошел в столицу. На другой день в приказе по армии были приведены оба описанных случая, а также и резолюция императора, по которой первый часовой повышался в капралы, а второй приговаривался к смертной казни на виселице.
— Знаешь ли ты, Алексеич, — сказал однажды Балакирев государю при многих чиновниках, — какая разница между колесом и стряпчим, то есть вечным приказным?
— Большая разница, — сказал, засмеявшись, государь, — но ежели ты знаешь какую-нибудь особенную, так скажи, и я буду ее знать.
— А вот видишь какая: одно криво, а другое кругло, однако, это не диво; а то диво, что они как два братца родные друг на друга походят.
— Ты заврался, Балакирев, — сказал государь, — никакого сходства между стряпчим и колесом быть не может.
— Есть, дядюшка, да и самое большое.
— Какое же это?
— И то и другое надобно почаще смазывать…
Полное и обстоятельное собрание подлинных исторических, любопытных, забавных и нравоучительных анекдотов четырех увеселительных шутов Балакирева, Д’Акосты, Педрилло и Кульковского. Спб., 1869.
Фаворит императрицы Анны Иоанновны Бирон, как известно, был большой охотник до лошадей. Граф Остейн, венский министр при Петербургском Дворе, сказал о нем:
— Он о лошадях говорит как человек, а о людях — как лошадь.
Вяземский П. А. Старая записная книжка // Полн. собр. соч. Спб., 1883, т. VIII.
— Государыня Елизавета Петровна, — сказал генерал-полицмейстер А. Д. Татищев придворным, съехавшимся во дворец, — чрезвычайно огорчена донесениями, которые получает из внутренних губерний о многих побегах преступников. Она велела мне изыскать средство к пресечению сего зла: средство это у меня в кармане.