Петербург в 1903-1910 годах
Шрифт:
Затем приходят Финн-Енотаевский, тот же Бонч, Клейнборт [252] и еще кто-то из столь же знаменитых особ и заявляют, что они явились с «требованием в качестве уполномоченных от партии эс-деков об удалении из состава редакции… — Тотомианца, как изменника партии, и всех остальных не эс-деков».
Карышев обещал им устроить собрание шестнадцатого и вот на это-то собрание я и получил приглашение. В «изменники» Тотомианц попал потому, что должен был сделать «Образование» чисто эс-декским журналом, но до сих пор не выполнил этого.
252
А.
Не лишена интереса и отдельная сценка с Финном. Е. Тотомианц, познакомив с сим мужем Карышева, выпросил тут же аванс для него в 50 р. Финн принес ему потом какую-то статью.
Когда явившаяся депутация в ответ на свое требование услыхала отказ, то заявила, что в таком случае все эс-деки уйдут из журнала и что этот уход будет крахом для него, т. к. их огромное число. Финн потребовал обратно свою рукопись.
— Деньги на стол! — ответил ему Карышев. — Верните аванс — получите рукопись.
Финн настаивал на немедленном получении ее; Карышев твердил свое. Тогда Финн замолчал и через несколько минут сказал: «да, вы правы, конечно. Но, надеюсь, вы мне не откажете дать рукопись на несколько минут для исправления конца?»
— На несколько минут?
— Да.
— Пожалуйста!
Карышев вынул рукопись и подал ее Финну. Тот согнул ее пополам и прехладнокровно засунул в боковой карман.
— Больше вы ее от меня не получите! — сказал он — она будет у вас только тогда, когда уйдут все нежелательные для нас лица!
В результате Карышев пришел к следующему решению. 16-го он «примет» эс-деков и будет говорить с ними единолично, пообещает им исполнить постепенно их требование, чтобы избегнуть скандала, вредного для журнала, и затем… «выпрет» их самих.
— Зачем же нам приходить — спрашиваю: — если собрания не будет? В качестве чего же мы будем сидеть тогда у вас за ширмой?
— В качестве моих гостей. После подобного объяснения мне необходимо побывать среди таких людей, как вы… Понимаете меня?
В конце концов я согласился придти к нему в качестве гостя и вот теперь сижу дома, пишу эти строки и недоволен собою: не нужно было давать этого глупого обещания. В качестве чего мы будем сидеть у него в столовой? В качестве засады дворников для выручки «хозяина», если его бить начнут?
17 февраля. Эс-деки провалились с треском.
Пошел вчера без четверти семь часов вечера в «Образование» и почти у подъезда встретился с шедшим туда же Кирьяковым [253] .
253
В. В. Кирьяков (псевдоним Вельский, 1868–1923) — эсер, публицист, общественный деятель, педагог.
В редакции был уже Тумим и еще кое-кто. Тумим не был в редакции с неделю и не знал совершенно ничего; я посвятил его во все тайны.
— Знаете что? — ответил он, глядя на меня круглыми глазами: — у меня совершенно не укладывается в мозгу то, что вы рассказали!
Я засмеялся. Народа все прибывало. Наконец, между черными пиджаками в сюртуками замелькало розовое лицо Ниночки, дочки хозяина, приглашавшей нас в столовую. Я отправился туда с Тумимом. Там уже сидели Н. Русанов (Кудрин) [254] , старик Вух, Е. Игнатьев и Кирьяков.
254
Н. С. Русанов (псевдоним Кудрин, 1859–1939), революционер, публицист, журналист, народоволец, многолетний сотрудник журнала «Русское богатство», с 1881 г. жил за границей, после амнистии 1905 г. вернулся в Россию, в 1905–1906 гг. член редакции ряда эсеровских газет, после 1917 г. эмигрировал.
Принялись за чаепитие и конфекты.
Звонки между тем раздавались за звонками; взрывы нашего смеха, несомненно, доносились в редакционную залу, где уже начались речи г.г. экспроприаторов. Голоса там все повышались.
Вдруг вбегает Ниночка и взволнованно заявляет, что «там на папу кричат!». Эмилия Константиновна побледнела. Я поднялся с места и, сделав вид, что поплевал в кулаки, произнес: — «Ну, ребята, вали; хозяина бьют!» Мне ответили дружным смехом.
Через некоторое время к нам явился В. Поссе [255] .
255
В. А. Поссе (1864–1940) — журналист, издатель, революционер, общественный деятель, в 1898–1901 в Петербурге и в 1901–1902 гг. за границей редактировал журнал «Жизнь», в 1908–1918 гг. издавал в Петербурге «Журнал для всех».
— Черт знает что! Я никогда не слыхал и не видал ничего подобного — была его первая фраза при входе. — Это же хулиганы какие-то!
Поссе — не член редакции и приехал исключительно затем, чтобы быть свидетелем того, что произойдет.
Оказалось, что их требование «собрания» было в несколько иной форме, чем мне передал Карышев. Они заявили, что, если К. не желает устроить собрание, то они вломятся силой и оно все-таки будет. Они распределили уже между собой даже отделы и роли в журнале.
Поссе заявил, что Карышев ведет себя не так, как надо, идет на уступки и сказал, что он согласен «выкинуть» несколько неугодных им фамилий из списка, но не все…
— Если будет вычеркнута хоть одна фамилия — мы должны уйти решительно все. Это пощечина для всех нас, — заявил я. — Здесь не гимназисты и «исключать» кого-либо не имеют права. Прежде всего, у нас конституция и Дм. Ал. ничего не может решать самолично: он должен выслушать эту братию и сказать, что «хорошо-с, я передам все это комитету и там увидим, что решит он».
Все, особенно Тумим и Русанов, встали за меня. Вызвали Карышева и когда он прибежал, сказали ему, как он должен держаться с господами, забравшимися к нему в дом.
В 11 часов эс-деки разом бросились в переднюю и стали одеваться. Вошел, улыбаясь, Карышев и, потирая пухлые руки, произнес: ушли!
— То есть?
— Совсем ушли. Из состава сотрудников!
Мы принялись аплодировать.
У Русанова как раз оказалась в кармане статья о Жоресе. Он ее передал Карышеву и, таким образом, убыль иностранного обозревателя — Берлина — разом пополнилась. И это мы встретили аплодисментами.