Петербургские дома как свидетели судеб

Кубрякова Екатерина

24 августа, вечером.

Я принята! О, наконец-то я добралась до пристани. Курсы для меня – пристань, с которой я отправлюсь „в плаванье по волнам моря житейского“…

Попечитель был занят… Я ждала у стены в гостиной… „А, это вы? Пожалуйте сюда, – проговорил он… – вот… можете передать директору“. Я… развернула бумагу, там было написано: „Г-ну директору Высших Женских Курсов. С согласия его сиятельства, господина министра, разрешаю принять в число слушательниц с размещением в интернате“…

Он подал мне руку: „Теперь, когда вы приняты, вы должны поддерживать репутацию курсов“. – „Я буду подчиняться всем правилам, ваше превосходительство“. – „…Политикой не занимайтесь и… ведите себя так, чтобы не уронить достоинства курсов“…

Интернат Высших Женских Курсов, 8 сентября.

…Днем был молебен… Мы все подходили к кресту мимо директора

и попечителя. Я стояла одна в этой шумной толпе…

На другой день начались лекции…

…За полчаса до начала аудитория уже переполнилась народом: всюду, где только можно было встать и сесть, даже на кафедре, так что [любимый профессор слушательниц Гревс] вошел, с трудом пробираясь… И первая же лекция показала мне мое круглое невежество…» [4] .

4

Дьяконова Е.А. Дневник русской женщины.

Парадные двери именно этого здания в конце XIX века манили юных девушек со всей России, мечтавших получить образование и независимость. За ними ждал их ранее недоступный, «мужской» мир науки, истории, философии, который решительным барышням открывали Менделеев, Сеченов, Введенский, Сперанский. Большинство профессоров работали безвозмездно, понимая важность высшего образования для женщин и видя, что студентки пришли сюда не из скуки или моды, а из сильного стремления к знаниям.

Елизавета Дьяконова, дочь ярославского купца, оставившая дневник своей борьбы за эмансипацию, описала преграды, которые нужно было преодолеть, чтобы войти в эти двери.

Патриархальное общество с насмешкой и даже страхом относилось к «бестужевкам» (на некоторых по пути в этот дом даже сыпались оскорбления – «бесстыжевка»). Девушки, мечтавшие о независимости и карьере, казались революционерками, которые за этими стенами вот-вот получат недостающие им знания и пойдут менять мир. Опасения имели основания. Полиция регулярно докладывала лично императору о свободомыслии, запрещенной литературе, вступлению студенток в террористические организации, даже об арестах и ссылках на каторгу по политическим статьям.

Неблагонадежных активисток было в разные годы 1020 % при общем количестве слушательниц более 10 тысяч (за 40 лет существования). Но все остальные, хоть и пассивно, тоже участвовали в жизни кружков. В год Дьяконовой выпустилось всего около 60 человек – невозможно оставаться без политической позиции в таком тесном коллективе.

Барышни, прожившие свои первые 18 лет жизни в атмосфере смирения, православия и уважения к старшим, не смея в одиночку даже отправиться на прогулку, вдруг попадали в столицу, где именно в это время царили антиправительственные настроения и постоянно готовились покушения на государственных лиц, снимали квартиры совместно с подругами, перемещались по городу без присмотра, днем на курсах открывали для себя экономику, право, историю, а вечерами ходили в кружки, где обсуждались политика и устройство мира. Несмотря на уроки богословия, большинство курсисток становились атеистками. Автор дневника, Елизавета Дьяконова, приехавшая в Петербург глубоко верующей, описывала, как лекции заставили ее переосмыслить вопрос религии. К 1909 году в опросе «Что оказало влияние на ваше мировоззрение» первые места заняли Маркс и Толстой.

Обучение длилось четыре года, и выпускницы получали право работать преподавателями. Дьяконова всего на пару лет разминулась в этих стенах с учившимися здесь Надеждой Крупской, Ольгой Ульяновой (сестрой Ленина), Любовью Менделеевой (будущей женой Блока), Ольгой Форш.

После революции курсы стали частью Петербургского университета, после войны в здании размещался математико-механический факультет, а сейчас – географический.

Литература

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996.

Басинский П.В. Посмотрите на меня: Тайная история Лизы Дьяконовой. М., 2018.

Дьяконова Е.А. Дневник русской женщины. М., 2004.

Краткая историческая записка о Высших женских курсах в С.-Петербурге. СПб., 1896.

Михельсон М.И. Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии: сб. образных слов и иносказаний. Т. 1–2. М.: Терра, 1997.

Михельсон М.И. Ходячие и меткие слова: сб. русских и иностранных цитат, пословиц, поговорок, пословичных выражений и отдельных слов (иносказаний). М.: Терра, 1997.

Путеводитель. Ленинград. Л., 1986.

Санкт-Петербургские высшие женские (Бестужевские) курсы, 1878–1918: Сб. ст. 2-е изд., испр. и доп. Л., 1973.

Доходный дом Мальцевых

(1875 г., архитектор П.Ю. Сюзор; Невский пр., 79)

«Пишу впотьмах, и оттого так гадко. В Знаменской гостинице очень дорого и потому мы переехали в тот же дом, где и ты, но совершенно нечаянно. Не мучайся же, что я тебя преследую. Адрес мой: Невский, прямо за угол от тебя направо, первый подъезд, на самом верху, налево, меблированные комнаты № 12, и затем иди все прямо по коридору, пройдя весь, поверни налево и направо вторая дверь… Целую тебя бессчетное множество раз, хотя заочно. Я знаю, ты не любишь, когда это делается на самом деле. Ну, я постараюсь не быть тебе неприятной… Преданная тебе всеми силами своей души Антонина» [5] .

5

Соколов В.С. Антонина Чайковская: история забытой жизни.

По коридорам именно этого дома 140 лет назад бродила 30-летняя Антонина Чайковская, в надежде встретить избегавшего ее мужа, в то время уже великого композитора Петра Ильича.

Закрывшись от преследований навязчивой особы в квартире ненавистного дома (хотя бы окна его выходили на другую улицу – Новую, ныне – Пушкинскую, а не на Невский!), 39-летний Чайковский описывал это вторжение своей лучшей подруге, 48-летней миллионерше Надежде фон Мекк. Два задушевных собеседника делились друг с другом каждым своим шагом, исписав сотни писем и при этом ни разу в жизни не встретившись лично.

Невский проспект, 79

«Петербург…

13 марта 1879 г.

…Я положительно несчастнейший человек, пока живу в этом отвратительном городе. Все мне здесь противно, начиная от климата и кончая безалаберностью здешней жизни» [6] .

«1879 г. марта 24. Петербург.

Суббота, вечером.

Хочу Вам рассказать, милый друг, про сцену, которую неожиданно разыграла сегодня утром известная особа. Едва ушел Ваш посланный, как позвонила и спросила меня какая-то дама. Так как дама эта, по объяснению швейцара, еще вчера приходила несколько раз и бродила около подъезда в ожидании меня, то я предчувствовал, что это может быть не кто иной, как известная особа. Поэтому, войдя в кабинет брата, где она ожидала, я некоторым образом был приготовлен к этому свиданию… Едва я показался, как она бросилась ко мне на шею и безостановочно начала говорить, что она во всем свете только меня любит, что она без меня жить не может, что она согласна на какие угодно условия, лишь бы я жил с ней, и т. д. Ну, словом, она, вероятно, хотела растрогать меня и добиться того, чего не могла добиться отказом от развода… Она промучила меня в течение, по крайней мере, двух часов. Брат Анатолий, который из другой комнаты слушал наш разговор, говорит, что я держал себя с тактом. Я старался как можно хладнокровнее объяснить, что как бы я ни был виноват и как бы ни желал ей всякого благополучия, но никогда не соглашусь на сожительство… Я решительно не знал, как прекратить эту несносную сцену, и… вручил ей экстраординарную сумму в сто рублей на обратную поездку в Москву. Тут она внезапно сделалась весела, как ребенок, рассказала несколько случаев о мужчинах, которые в течение этой зимы были влюблены в нее, пожелала видеться с братьями, которые явились и которых она осыпала нежностями, несмотря на то, что за полчаса перед тем называла их врагами.

6

Чайковский П.И., Мекк Н.Ф., фон. Переписка. Т. 1.