Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
Особой надежды на то, что убийца сразу кинется продавать драгоценности, не было, но предупредить всех заинтересованных лиц следовало. Не один раз такое случалось, когда преступник от радости бежал продавать украденное в первый же день, поэтому его брали, как говорится, на «горячем», но случалось, что золотые вещи и украшения всплывали через годы, но и тогда сыскная часть была на чеку.
В убийстве на Мытнинской не верилось, что злоумышленник так безрассуден. Скорее всего он расчётлив и хладнокровен.
Разочарование
Значит, пронеслось в голове, есть, что скрывать младшему сыну убитого. Раз уж даже имени его в Адресном Столе нет. Под чужим именем? Зачем? Сразу появляются вопросы, отнюдь, не обеляющие господина Фролова—младшего.
– Вот что, Миша, сведения, добытые тобой представляют определённый интерес, но ты забыл ещё об одном обстоятельстве, – Путилин смотрел на Жукова с любопытством, мол, догадается чиновник сыскной полиции или такая мелочь ускользнёт от него.
– Господи, как же я забыл, – стукнул себя по лбу помощник, – городовые.
– Вот именно.
Миша понял сразу, ведь городовые стояли на постах, прохаживались по своей территории, периодически видели двух полицейских, таким образом держали под контролем свои участки.
Жуков вскочил.
– Постой, Миша, – начал напутствовать помощника Путилин, – ты у тех двоих городовых должен узнать, не подходил ли к Семёнову ближе к полуночи или после оной какой—нибудь мужчина в тёмной одежде, в шляпе или фуражке, натянутых на глаза.
– Вы думаете?
– Я ничего не думаю, а только предполагаю, твоё дело выяснить и доложить, и вот ещё, – добавил Иван Дмитриевич, когда сыскной агент взялся за ручку двери, – если запомнили мужчину, то поинтересуйся, ранее он не приходил к нашему унтеру?
Каждое преступление для кого—то горе, для кого—то прибыток и совершается оно иной раз спонтанно и тогда преступник бежит каяться, будь—то в полицию или батюшке, иной раз расчётливо, как в этот раз.
Ну, не поступает так преступник, полагаясь на авось. Вдруг городовой услышит шум, а ночью все звуки, как пушечные выстрелы, тогда ничего в доме не сможешь взять.
На Мытнинской, Иван Дмитриевич был уверен, совершено заранее обдуманное преступление. учинить такой разгром и чтобы никто не услышал? Надо иметь железные нервы. Убить двоих, так вор, даже которого застали на месте преступления, так не поступает, старается побыстрее сбежать. Забраны драгоценности, так это только для отвода глаз. Инсценировка, как мелькнуло тогда, при осмотре дома убитых.
Слишком гладко.
Семёнов ушёл к любовнице. Может быть, отправлен по причине того, чтобы показать его непричастность к делу? Вполне возможно, тогда получается, унтер знает убийцу? Но на нашего полицейского
Три дня прошло, а воз и ныне там. Ни одной вещицы не всплыло, Борис Фролов, словно в воду канул. Слежка за домами Анастасии и Михаила, детей убиенных, ничего не дала. Не сносятся они с младшим братом, только и остаётся унтер—офицер Семёнов с двумя медалями на груди.
– Иван Дмитриевич, – дверь без стука распахнулась, – Иван, Дмитриевич….
– Отдышись сперва, Миша, а уж потом частить начинай.
– Иван Дмитрич…
– Что ты заладил, – сердито повысил голос Путилин, – говори.
– Семёнов исчез.
– Как исчез?
– Третий день на службе носа не кажет.
– Искал его у Софьи и, как её, Машки?
– Они тоже говорят, что три дня его не видели.
Путилин поднялся с места.
– Поехали.
– Куда?
– На квартиру Семёнова.
По дороге Путилин размышлял, если проведёт обыск без прокурорской бумаги, то это будет самоуправство. Конечно, и ранее приходилось так поступать, когда необходимо принимать скорейшее решение, а здесь вроде бы и спешки нет, но хотелось убедиться в одном предположении. Уж больно оно запало в голову.
Жена Семёнова, худенькая женщина с улыбкой на бескровных губах, смотрела выцвевшими старушечьими глазами, хотя Иван Дмитриевич знал, что Дарье всего двадцать один год. Она мяла фартук и не смела ничего спросить, видимо, унтер так вышколил жену, что она только с его разрешения могла открыть рот.
– Дарья, скажи—ка, – женщина встрепенулась и в глазах мелькнул огонёк интереса, Путилин продолжил, – где Семён Иудович?
– На службе, – несмело произнесла она.
– Который день?
– Третий.
– Часто такое бывает?
– Почти каждую неделю.
– Гости бывали у Семёнова?
– Нет.
– Вы не против, если мы произведём в квартире обыск.
– Семён Иудович будет против, – сказала женщина, и в голосе послышались нотки страха.
– Вы можете пригласить его?
– Нет.
– Тогда позволь нам выполнять свою работу.
В маленькой прихожей на полке, предназначенной для головных уборов, был найден завязанный узлом мужской носовой платок, в котором обнаружены несколько золотых с зелёными и красными камнями, толстая цепочка, серьги и некоторая сумма денег.
– Это Семёна?
– Нет, не его. В спальне шкатулка, в которой он хранит драгоценные вещи и деньги. Семён Иудович никогда не стал хранить так ценности.
– За последние дни не спрашивал ли кто Семёнова?
– Нет, никто.
– Припомни, не заходил ли кто чужой?
– Нет, вчера только квартирой ошибся мужчина и больше никого не было.
– Можешь описать мужчину.
– Лет тридцати, светлые волосы, усы, борода.
– Какие—нибудь особые приматы, шрам там, родинка на лице?