Петербургское дело
Шрифт:
Четвертый этаж… Третий…
До напряженного слуха Андрея донеслось Негромкое покашливание. Он остановился и прислушался. Так и есть. На площадке второго этаже кто-то был.
Что делать? Спускаться или не спускаться? Сделать вид, что ничего не происходит? А может, просто сбежать? — Эти вопросы вихрем пронеслись в его голове. Сердце билось, как у затравленного зверя. Волосы под париком вспотели еще больше, и кожа на голове отозвалась нестерпимым зудом. Поразмыслив несколько секунд, Андрей решил спускаться дальше. Человек, стоявший на площадке второго этажа, наверняка
Скрепя сердце Андрей стал спускаться. Ноги у него онемели и словно бы зажили отдельной от тела жизнью. Шаг за шагом — мерно и спокойно — вышагивали они по гулким ступенькам. И вот уже Андрей увидел спину незнакомца. Его темный силуэт четко выделялся на фоне бледного квадрата окна.
От волнения у Андрея перехватило дыхание, однако он не остановился. Шаг, еще шаг… И тут незнакомец обернулся. И в следующий момент у Андрея отлегло от сердца. Это был сосед Ваня Ахметьев, семнадцатилетний балбес и недотепа, которого вышибли из школы год назад и который до сих пор болтался без дела, не желая выбирать между двух зол — заводом и училищем. Комплекция у Вани была, как у борца сумо, рост, как у хорошего баскетболиста, а мозги, как у четырнадцатилетнего подростка.
— Привет! — машинально произнес Андрей.
— Здравствуй… те, — слегка заторможенно отозвался Ваня. Сигарета повисла у него на губе.
Только тут Андрей вспомнил, в каком диковинном виде он предстал перед соседом. Он стянул с носа очки и, заставив себя непринужденно улыбнуться, сказал:
— Что, своих не узнаешь, чел?
— Э-э… Андрюха? Ты, что ли?
— Ну.
Физиономия Вани расплылась в улыбке:
— Вот, блин! А я тебя не узнал. Ты че, имидж сменил?
— Ага. Нравится?
Ваня с любопытством уставился на соседа.
— Ну… типа ничего, — протянул он. — Только не пойму, че с тобой не так.
— Дурила! — весело сказал Андрей. — Я башку перекрасил.
— А-а! — засиял Ваня. — То-то я смотрю… — Он прищурился и посмотрел на чернявую шевелюру Андрея круглыми от восторга глазами. — Слушай, а нормально!
— Сам знаю. Маманю мою сегодня не видел?
Ваня покрутил головой:
— Не-а. Там у вас из двери записка какая-то торчит.
— А ты давно здесь стоишь?
— А хрен его знает. Три сигареты уже выкурил. Там у меня, понимаешь, предки отношения выясняют. Я и смылся, чтоб под горячую руку не попасть.
— Ясно. Ну ладно, бывай.
— Пока!
Ваня, удивление которого уже сошло на нет (вот они, преимущества флегматичного характера и отсутствия воображения), снова отвернулся к окну и запыхтел дешевой вонючей сигаретой.
Андрей тем временем спустился еще на один пролет и остановился перед дверью свой квартиры. Записку он увидел сразу. Белый клочок бумаги, торчащий из щели между дверью и косяком. На сердце у Андрея снова стало тревожно. В горле пересохло от нехорошего предчувствия.
Он стоял перед дверью, таращась на записку, и никак не мог заставить себя вынуть ее. Ладони у Андрея вспотели от страха, и он вытер их об джинсы.
«Возьми записку! — сказал себе Андрей, сжав зубы, — Возьми записку, слабак!»
Он протянул руку, ухватил клочок бумаги и выдернул его из щели.
Андрей, мы с Настей не дождались тебя. За нами заехали друзья, и мы все вместе поехали в гости. Приезжай к нам. Адрес ты знаешь. Если не приедешь — ничего страшного. Мы просто останемся ночевать в гостях. Настя передает тебе привет. Она в прекрасном настроении, ведь у нее появилось сразу несколько новых ухажеров! Кстати, сынок, не говори никому о нашей вечеринке. Мы хотим отдохнуть в своем узком кругу.
Целую!
Мама
У Андрея задрожали пальцы. К горлу подкатил ком.
— Они забрали ее, — тихо проговорил он. — Они ее забрали.
— Чего? — отозвался с площадки Ваня. — Андрюх, ты че-то сказал?
Суставы на кулаках Андрея хрустнули, и он крикнул, не сдерживая эмоций:
— Ублюдки забрали ее! Забрали! О господи…
Голос его задрожал от рыданий.
10
Пожилой субъект в затертых до дыр джинсах и сильно поношенной куртке, однако с печатью значительности на небритом лице, сунул карточку в прорезь телефонного аппарата и набрал нужный номер.
— Слушаю, — ответили ему.
Субъект оглянулся, проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь, затем поплотнее прижал трубку к уху и тихо сказал:
— Алло. Агент национальной безопасности Сомов вызывает бункер! Прием!
— Хватит валять дурака, Сомов.
— Не понимаю вас, курсант. Мне нужен кто-нибудь из командиров. Прием!
— Хорошо, черт с тобой. Капитан Петров на связи!
Субъект приободрился.
— Товарищ капитан, вас приветствует Сомов. Человек, которому вы должны триста пятьдесят рублей. Помните?
— Помню. Чего звонишь?
— То есть как это чего? Он пришел. Ваш парень пришел.
— Э-э… Ты ничего не путаешь?
На лице субъекта появилась саркастическая усмешка:
— А чего мне путать, я ведь не алкаш. Пришел как миленький. Вот только…
— Что?
— Да странный он какой-то, этот ваш объект наблюдения. Ну то, что в темных очках, — это еще полбеды, это, так сказать, дело частных предпочтений и медицинской светочувствительности глаз. Так ведь он еще и в парике. И в парике черном, что полностью разрушает сложившийся стереотип его внешности.
— Погоди, погоди… То есть он замаскировался?
— Может, да. А может, нет.
— Черт подери, что это значит?
— Парик употребляют в различных целях. Одни маскируют собственную индивидуальность, другие — плешь, а третьи — формальную некрасивость собственного черепа.
— Чертов болтун! Он еще там?
— Кто?
— Конь в пальто! Этот парень!
— Понятия не имею. Но из подъезда не выходил.
— А ты где?
— Как где? Во дворе. В самом стратегически выгодном расположении физического тела относительно точки наблюдения. То есть с краю дома.