Петербургское дело
Шрифт:
Итак, они бежали. Герыч — впереди, подобно богу Гермесу, обутому в крылатые сандалии. Турецкий — сзади, подобно знаменитой черепахе, которая не столько бежала, сколько ползла, но которую по непонятной причине никак не мог обогнать Ахилл.
«Только бы не развалиться», — думал, хрипя и обливаясь потом, Александр Борисович. И еще: «Все! К черту! С завтрашнего дня бросаю курить!»
О чем думал Герыч, нам неизвестно, однако, пробежав стометровку, он вдруг споткнулся о кирпич, валяющийся на дороге, и, пластом рухнув на асфальт, еще метра два проехал на животе,
Нагнав распростертого на асфальте противника, Турецкий поставил ногу ему на поясницу. Затем, болезненно сморщившись и схватившись рукой за правый бок, хрипло проговорил:
— Ну все, приятель. Аллее!
4
Герыч слабо застонал, и при звуках этого немощного стона в душе у Александра Борисовича внезапно проснулась задремавшая на время кросса совесть.
— Ох, черт! Прости!
Он наклонился к поверженному противнику и помог ему подняться на ноги.
— Пойдем-ка сядем, марафонец.
— Куда?
— Да вот хоть сюда, на ящик.
Они сели на ящик. Турецкий достал из кармана сигареты, но, секунду поколебавшись, убрал их обратно. Потом повернулся к Герычу и, все еще тяжело дыша, сказал:
— Никогда так больше не делай.
Граффер нагловато усмехнулся:
— Почему?
— Потому что это невежливо. И потом, я мог заработать инфаркт.
— Нечего тогда было гнаться.
— Незачем было убегать.
Мужчины посмотрели друг на друга и заухмылялись с таким выражением, как будто ничего смешнее в жизни не видели.
— Вам повезло, что я споткнулся, — сказал Герыч.
— Согласен. И тем не менее я тебя поймал. Итак, начнем разговор. И начнем мы его с самого главного, пока ты снова не удрал.
— Попробуйте.
— Твоему другу, Андрею Черкасову, угрожает беда.
— Не понимаю, о ком вы говорите.
— Н-да, — задумчиво протянул Турецкий. — Я считал, что ты ему действительно друг. А ты, я вижу, только о себе печешься.
Герыч вспыхнул.
— Что за бред! Когда это я о себе пекся?
— Ты боишься, что у тебя будут неприятности из-за Андрея, поэтому не хочешь о нем говорить. А между тем речь идет о его жизни. Но ты, вместо того чтобы помочь Андрею, сидишь тут, поджав хвост от страха за собственную шкуру, и…
— Бред! Мне плевать на себя! Я об Андрее забочусь! Если я скажу вам, где он, вы тут же его…
Герыч осекся и, испуганно выпучив глаза, закрыл рот ладонью. Но было поздно^Он проговорился.
— Может быть, я и ошибаюсь, — сказал Турецкий, словно не заметив его оговорки. — Может быть, ты и вправду хороший друг. В таком случае слушай внимательно: я знаю, что вы боитесь питерскую милицию. И догадываюсь о причинах этого страха. Но я приехал сюда из Москвы. Можешь считать, что у меня нет никакой личной заинтересованности в этом деле. — Александр Борисович вздохнул и добавил: — За исключением тревоги за жизнь Андрея. Если его убьют, я буду упрекать в этом прежде всего самого себя. Понимаешь?
Герыч недоверчиво посмотрел на Турецкого.
— На словах все гладко выходит, а на деле… — Внезапно взгляд его «прояснился». — Постойте… Подождите… Так вы тот самый Турецкий из Москвы?
Александр Борисович спокойно кивнул, словно эта загадочная реплика нисколько его не удивила:
— Да, я тот самый. Андрей уже знает обо мне?
— Ему про вас говорил профессор.
— Киренко?
— Да.
— Понятно. — Турецкий, чтобы заполнить паузу (гнать коней было опасно, парень мог снова замкнуться), достал-таки из кармана сигареты. Затем не спеша закурил.
— А вы с, каким заданием в Питер приехали? — спросил Герыч.
— Моя задача — борьба с молодежным экстремизмом в Санкт-Петербурге, — соврал Турецкий. — Можешь считать меня эмиссаром.
— Значит, вы сюда приехали бороться со скинами?
Александр Борисович кивнул:
— Угу.
— И как успехи?
— Успехи есть, — сухо и уверенно ответил Турецкий. — Я бы хоть сейчас прошелся по Питеру большим сачком и заковал в кандалы бритоголовых. Но мне не хватает доказательной базы. Мне не хватает тех сведений, которыми владеет Андрей.
Герыч все еще раздумывал. Турецкий продолжал давить:
— Если у меня не будет веских улик, этих негодяев отпустят на следующий же день после того, как я их задержу. И тогда они просто рассмеются мне в лицо. Но если я добуду улики — им никакие адвокаты не помогут. Уж это ты мне поверь. Тогда уже смеяться будем мы с вами.
Александр Борисович специально употребил этот оборот — «мы с вами». И не пожалел об этом. Лицо Герыча стало заметно мягче, он уже смотрел на Турецкого не таким отчужденным и недоверчивым взглядом.
— Возможно, я могу вам помочь. Я могу узнать… могу попробовать узнать, где сейчас Андрей.
Александр Борисович сурово качнул головой:
— Медлить нельзя. Итак уже упущено слишком много времени. Люди гибнут.
— Но скины уже несколько дней не нападают, — неуверенно возразил Герыч.
— Пока. Мне удалось договориться с их руководителями, но долго это продолжаться не может. Они не успокоятся, пока не поймают и не убьют Андрея. И это не только месть. Скины боятся, что я доберусь до него первым. И тогда им конец. — Александр Борисович затянулся сигаретой, выпустил лохматое облако дыма, пристально посмотрел на граффера сквозь дымную пелену и веско сказал:
— Думай, Георгий. Сейчас все зависит от тебя. И только от тебя.
Еще минута прошла в тишине. Долгая, томительная минута.
— Хорошо, — проговорил Герыч. — Я решил. Я приведу вас к Андрею.
— Отлично. Идем немедленно!
Турецкий вскочил со скамейки.
5
Настя Колманович, двоюродная сестра Андрея, несколько минут стояла перед зеркалом и разглядывала свое лицо. Лишь вдоволь наглядевшись, она соизволила наконец скинуть туфельки и пройти на кухню, где Мария Леопольдовна уже готовила для нее кофе. Судя по довольному выражению Настиного лица, она осталась вполне удовлетворена осмотром.