Петлистые времена(Повести. Рассказы)

Лукин Евгений Юрьевич

«Вам разрешается выбрать себе один предмет», — информировал проционец.

Судя по тому, как дернулось мальчишеское лицо Сергея, на память ему, скорее всего, пришла старая картинка: европейский купец, разложивший побрякушки из крашеного стекла перед смуглым дикарем Океании.

— Что я должен за это отдать?

«Вы уже отдали», — прозвучало в мозгу.

Сергей повернулся к проционцу и уставился в безликую металлическую округлость шлема — туда, где у его собеседника должны были, по идее, располагаться глаза.

— Я ничего не почувствовал, —

испуганно возразил он.

«Вы не могли почувствовать, — последовал беззвучный ответ. — Вы об этом не знаете. Вам это не нужно. Вы можете выбрать себе один предмет».

Совершенно сбитый с толку Сергей снова повернулся к наклоненной прозрачной плоскости, на которой были разложены инопланетные побрякушки. Присмотревшись, он понял, что никакой плоскости нет вообще и на чем разложены предметы — неясно…

Сергей поправил этюдник и спрятал руки за спину.

— Нет, — отрывисто сказал он.

«Вы ничего не хотите взять?» Сергею показалось, что в беззвучной и бесстрастной речи проционца впервые скользнуло удивление.

— Не хочу, — подтвердил он. — Но если можно… Я хотел бы спросить вас…

Проционец отозвался не сразу.

«Спрашивайте».

— Что вы о нас думаете? — тихо проговорил Сергей.

Проционец молчал. Создавалось впечатление, что он колеблется. Округлая металлическая скорлупа шлема ничего, естественно, выразить не могла, и все же Сергей буквально чувствовал на себе внимательный заинтересованный взгляд.

«Идите за мной», — прозвучало наконец в мозгу, и проционец, видимо, решившись на что-то, шагнул к стене. С бьющимся сердцем Сергей последовал за ним.

Они шли по точно такому же коридору, только ковровая дорожка была здесь другого цвета. Последний поворот привел их в тупик, и проционец отступил в сторону, вежливо пропуская Сергея вперед.

Тот шагнул, и зеркальная слепая стена заколебалась перед ним, как поверхность воды. Сергей прошел сквозь нее и остановился, ничего не понимая. Он снова был в стеклянном вестибюле отеля, и на него — на этот раз без улыбки — смотрел швейцар с тяжелым полуразрушенным лицом. Сергей обернулся, хотел спросить, но спрашивать было некого. Стена.

Он не сразу сообразил, что по-русски это называется — выставить, а когда сообразил — уткнул подбородок в грудь и зажмурился до боли.

Швейцар выжидающе смотрел. Когда же прозрачнобородый сопляк с этюдником, взяв наконец себя в руки, проследовал мимо него к выходу, швейцар озабоченно принялся изучать прямоугольный плафон на потолке. Потом сходил за тряпочкой и тщательно вытер дверную ручку, за которую брался Сергей.

Уже скрылся за елочками отель, а он все еще не смел поднять лицо шел, как после пощечины. Может быть, проционец просто не хотел огорчать его?.. Или, может быть, им вообще запрещено говорить, что они о нас думают?.. В конце обсаженной елками аллеи Сергей чуть было не налетел на кого-то. За полшага до столкновения остановился, вскинул глаза и увидел прямо перед собой широкогрудого осанистого

красавца в легкой импортной курточке. Плотная черная бородка, темные смеющиеся глаза. Незнакомец смотрел на Сергея с нескрываемым любопытством.

— Здравствуйте… — неуверенно проговорил тот. У него вообще была плохая память на лица.

Приветствие это сильно позабавило чернобородого.

— Здравствуйте, — любезно отозвался он и продолжал смотреть.

Сергей почувствовал неловкость и, поскольку дорогу ему явно уступать не собирались, попробовал обогнуть незнакомца, но тут же уткнулся в грудь второму, повыше. Этот чем-то напоминал друга Володю: утяжеленная нижняя челюсть и невыразительные скучающие глаза.

Слева за елочками мерцал холодный мрамор отеля да сияла часть металлической надписи: «… алакт…»

— Ну, показывай, — утомленно сказал Сергею тот, что повыше.

— Что «показывай»? — растерявшись, спросил Сергей.

Высокий глядел на него со скукой.

— В отеле был?

— Был…

— Показывай, что вынес.

— Ничего, — поспешно сказал Сергей. — Честное слово, ничего!

Чернобородый осанистый стоял рядом и с интересом слушал их беседу.

— Да что ж это мы стоим посреди дороги? — мягко проговорил он, беря Сергея под локоток. — Прошу. Если это вас, конечно, не затруднит…

Красивое лицо его стало при этом очень серьезным, почти торжественным, глаза же как были, так и остались смеющимися. Втроем они поднырнули под еловые лапы и оказались на проспекте. У бровки, вся в льдистых отсветах, стояла большая светлая машина. Может быть, даже «мерседес».

— Вы разрешите? — вежливо осведомился чернобородый, забирая этюдник.

Здесь же, между елочками и «мерседесом», Сергей был обыскан быстро и бесцеремонно. Вывернутая куртка легла на край капота. Высокий изучал содержимое изъятого кошелька. Чернобородый присел над раскрытым этюдником.

— Да что за черт! — с досадой сказал высокий и, положив кошелек на куртку, снова взялся за Сергея. Тот не сопротивлялся, но лицо у него было скорее удивленное, чем испуганное, — он все еще отказывался верить происходящему.

— Куда дел?

— Ребята… — сказал Сергей. — Честное слово…

Сидя на корточках перед раскрытым этюдником, чернобородый озадаченно трогал пальцем тюбики с краской. Губы его то выпячивались задумчивым хоботком, то критически поджимались.

— А? — спросил он наконец у того, что повыше.

— Да свистит он, Курбаши! — взорвался тот. — Явно же в пополаме с кем-то работает! Сунул кому-нибудь, когда через площадь проходил…

— Кому? — последовал быстрый вопрос.

Высокий почему-то поперхнулся. Не дождавшись ответа, чернобородый красавец Курбаши перевел взгляд на Сергея.

— Что? В самом деле ничего?

Сергей посмотрел на раскрытый этюдник, на вывернутую куртку, на кошелек — и вдруг заплакал. Дошло наконец.

— А ну заткнись! — с угрозой надвинулся на него высокий. Прокатиться захотел? Так вот она, тачка рядом…