Петлистые времена(Повести. Рассказы)
Шрифт:
Леха стянул мокрую шапку и огляделся. Разгром в хате был ужасающий. Окно завешено байковым одеялом, в углу — толстая, как виселица, рукоять знаменитого черпака, которым Петро всю зиму греб мотыль на продажу. Видимо, баба ушла на хутор к матери не сегодня и не вчера.
Размотав бечевки, Леха снял с валенок целлофановые пакеты, а сами валенки определил вместе с шапкой к печке — сушиться. Туда же отправил и ватник. Хозяин тем временем слазил под стол и извлек оттуда две трехлитровые банки: одну — с огурцами, другую — известно с чем. Та, что известно с чем, была уже опорожнена на четверть.
— Спятил? — сказал Леха. — Куда столько? Стаканчик приму для сугреву — и все, и прилягу…
— Приляжь-приляжь… — ухмыляясь, бормотал Петро. — Где приляжешь, там и вскочишь… А то что ж я: все один да один…
«Горячка у него, что ли?» — с неудовольствием подумал Леха и, подхватив с пола рюкзак, отнес в сени, на холод. Возвращаясь, машинально щелкнул выключателем.
Вспыхнуло электричество.
— Потуши! — испуганно закричал Петро. Белки его дико выкаченных глаз были подернуты кровавыми прожилками.
Леха опешил и выключил, спорить не стал. Какая ему, в конце концов, разница! Ночевать пустили — и ладно…
— Ишь, раздухарился… — бормотал Петро, наполняя всклень два некрупных граненых стаканчика. — Светом щелкает…
Решив ничему больше не удивляться, Алексей подсел к столу и выловил ложкой огурец.
— Давай, Леха, — с неожиданным надрывом сказал хозяин. Глаза неподвижные, в зрачках — по свечке. — Дерябнем для храбрости…
Почему для храбрости, Леха не уразумел. Дерябнули. Первач был убойной силы. Пока Алексей давился огурцом, Петро успел разлить по второй. В ответ на протестующее мычание гостя сказал, насупившись:
— Ничего-ничего… Сейчас сало принесу…
Привстал с табуретки и снова сел, хрустнув суставами особенно громко.
— Идет… — плачуще проговорил он. — Ну точно — идет… Углядел-таки… Надо тебе было включать!..
— Кто?
Петро не ответил — слушал, что происходит снаружи.
— На крыльцо подымается… — сообщил он хриплым шепотом, и в этот миг в сенях осторожно стукнула щеколда.
— Открыть?
Петро вздрогнул. Мерцающая дробинка пота сорвалась струйкой по виску и увязла в щетине.
— Я те открою!.. — придушенно пригрозил он.
Кто-то потоптался на крыльце, еще раз потрогал щеколду, потом сошел вниз и сделал несколько шагов по хрупкому, подмерзшему к ночи снегу. Остановился у занавешенного одеялом окна.
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — раздался откуда-то из-под земли низкий с подвыванием голос.
Леха подскочил, свалил стаканчик, едва не опрокинул свечку.
— Что это?!
Петро молчал, бессмысленно уставясь на растекшуюся по клеенке жидкость. Губы его беззвучно шевелились.
— Чего льешь-то!.. — мрачно выговорил он наконец. — Добро переводишь…
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — еще жутче провыло из печки.
Леха слетел с табурета и схватил ледобур.
— Да сиди ты… — буркнул Петро, снова снимая пластмассовую крышку с трехлитровой банки. — Ничего он нам не сделает… Прав не имеет, понял?.. Так, попугает чуток…
Ничего не понимающий Леха вернулся было к столу и тут же шарахнулся вновь, потому что одеяло на окне всколыхнулось.
— Сейчас сбросит… — с содроганием предупредил Петро. Лехин стаканчик он наполнил, однако, не пролив ни капли.
Серое байковое одеяло с треугольными подпалинами от утюга вздувалось, ходило ходуном и наконец сорвалось, повисло на одном гвозде. Лунный свет отчеркнул вертикальные части рамы. Двор за окном лежал, утопленный наполовину в густую тень, из которой торчал остов теплицы с шевелящимися обрывками полиэтилена.
Затем с той стороны над подоконником всплыла треугольная зеленоватая голова на тонкой шее. Алексей ахнул. Выпуклые, как мыльные пузыри, глаза мерцали холодным лунным светом. Две лягушачьи лапы бесшумно зашарили по стеклу.
— Кто это? — выпершил Леха, заслоняясь от видения ледобуром.
— Кто-то… — недовольно сказал Петро. — Инопланетян!..
— Кто-о?!
— Инопланетян, — повторил Петро еще суровее. — Газет, что ли, не читаешь?
— Слушай, а чего ему надо? — еле выговорил насмерть перепуганный Леха.
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — простонало уже где-то на чердаке.
Петра передернуло.
— Под покойника, сволочь, работает, — пожаловался он.
— Знает, чем достать… Я ж их, покойников, с детства боюсь.
— Взболтнул щетинистыми щеками и повернулся к Лехе. — Да ты садись, чего стоятъ-то?.. Брось ледобур! Брось, говорю… Я вон тоже поначалу с дрыном сидел… — И Петро кивнул на рукоятку черпака в углу.
Во дворе трепыхались посеребренные луной обрывки полиэтилена. Инопланетянина видно не было. Леха бочком подобрался к табуретке и присел, прислонив ледобур к столу. Оглушил залпом стаканчик и, вздрогнув, оглянулся на окно.
— Ты, главное, не бойся, — сипло поучал Петро. — В дом он не войдет, не положено… Я это уже на третий день понял…
— Отдай! — внятно и почти без подвывания потребовал голос.
— Не брал я твою ногу! — заорал Петро в потолок. — Вот привязался, лупоглазый!.. — в сердцах сказал он Лехе. — Уперся, как баран рогом: отдай да отдай…
— А что за нога-то? — шепотом спросил Леха.
— Да подпорку у него кто-то с летающей тарелки свинтил, — нехотя пояснил Петро. — А я как раз мимо проходил — так он, видать, на меня подумал…
— Отдай-й-й!.. — задребезжало в стеклах.
— Ишь как по-нашему чешет!.. — оторопело заметил Леха.