Петлистые времена(Повести. Рассказы)
Шрифт:
— Научился… — сквозь зубы отвечал ему Петро. — За две-то недели! Только вот матом пока не может — не получается… Давай-ка еще… для храбрости…
— Не отдашь? — с угрозой спросил голос.
Петро заерзал.
— Сейчас кантовать начнет, — не совсем понятно предупредил он. — Ты только это… Ты не двигайся… Это все так — видимость одна… — И, подозрительно поглядев на Леху, переставил со стола на пол наиболее ценную из банок.
Дом крякнул, шевельнулся на фундаменте и вдруг с треском накренился, явно приподнимаемый за угол. Вытаращив глаза, Леха ухватился обеими руками за края столешницы.
На минуту пол замер в крутом наклоне, и было совершенно непонятно, как это они вместе со столом, табуретками, банками, ледобуром и прочим до сих пор не въехали в оказавшуюся под ними печь.
— А потом еще на трубу поставит, — нервно предрек Петро, и действительно — после короткой паузы хата вновь заскрипела и перепрокинулась окончательно. Теперь они сидели вниз головами, пол стал потолком, и пламя свечи тянулось книзу.
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — проревело чуть ли не над ухом.
— Не вскакивай, слышь! — торопливо говорил Петро. — Это он не хату, это он у нас в голове что-то поворачивает… Ты, главное, сиди… Вскочишь — убьешься…
— Долго еще? — прохрипел Леха. Ему было дурно, желудок подступал к горлу.
— А-а!.. — сказал Петро. — Не нравится? Погоди, он еще сейчас кувыркать начнет…
Леха даже не успел ужаснуться услышанному. Хата кувыркнулась раз, другой… Третьего раза Леха не запомнил.
Очнулся, когда уже все кончилось. Еле разжал пальцы, выпуская столешницу. Петро сидел напротив — бледный, со слезой в страдальчески раскрытых глазах.
Главное — что? — обессиленно проговорил он. — Главное — не верит, гад!.. Обидно, Леха…
Шмыгнул носом и полез под стол — за банкой. В окне маячило зеленое рыльце инопланетянина. Радужные, похожие на мыльные пузыри глаза с надеждой всматривались в полумрак хаты.
— А ты ее точно не брал? Ну, ногу эту…
Петро засопел.
— Хочешь, перекрещусь? — спросил он и перекрестился.
— Ну так объясни ему…
— Объясни, — сказал Петро.
Леха оглянулся. За окном опять никого не было. Где-то у крыльца еле слышно похрустывал ломкий снежок.
— Слышь, друг… — жалобно позвал Леха. — Ошибка вышла. Зря ты на него думаешь… Не брал он у тебя ничего…
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — простонало из сеней.
— Понял? — сказал Петро. — Лягва лупоглазая!..
— Так, может, милицию вызвать?
— Милицию?! — Вскинувшись, Петро выкатил на Леху налитые кровью глаза. — А аппарат? А снасти куда? Что ж мне теперь, все хозяйство вывозить?.. Милицию…
Алексей хмыкнул и задумался.
— Уркан убег… — с горечью проговорил Петро, раскачиваясь в тоске на табуретке. — Цепь порвал — и убег… Все бросили, один сижу…
— Ты погоди… — с сочувствием глядя на него, сказал Леха. — Ты не отчаивайся… Что-нибудь придумаем… Разумное же существо — должен понять…
— Не отдашь? — спросило снаружи разумное существо.
— Давай-ка еще примем, — покряхтев, сказал Петро. — Бог его знает, что он там надумал…
Приняли. Прислушались. Хата стояла прочно, снаружи — ни звука.
— Может, отвязался? — с надеждой шепнул Леха.
Петро решительно помотал небритыми щеками.
Некое едва уловимое журчание коснулось Лехиного слуха. Ручей — в начале марта? Ночью?.. Леха заморгал, и тут журчание резко усилило громкость — всклокотало, зашипело… Ошибки быть не могло: за домом, по дну глубокого оврага, подхватывая мусор и ворочая камни, с грохотом неслась неизвестно откуда взявшаяся вода. Вот она взбурлила с натугой, явно одолевая какую-то преграду, и через минуту снесла ее с треском и звоном лопающейся проволоки.
— Мосток сорвало… — напряженно вслушиваясь, сказал Петро.
Светлый от луны двор внезапно зашевелился: поплыли щепки, досточки. Вода прибывала стремительно. От калитки к подоконнику прыгнула лунная дорожка. Затем уровень взлетел сразу метра на полтора и окно на две трети оказалось под водой. Дом покряхтывал, порывался всплыть.
— Сейчас стекла выдавит, — привизгивая от страха, проговорил Алексей.
— Хрен там выдавит, — угрюмо отозвался Петро. — Было б чем выдавливать!.. Он меня уж и под землю вот так проваливал…
В пронизанной серебром воде плыла всякая дрянь: обломок жерди с обрывками полиэтилена, брезентовый рюкзачок, из которого выпорхнули вдруг одна за другой две красноперки…
— Да это ж мой рюкзак, — пораженно вымолвил Леха. — Да что ж он, гад, делает!..
Голос его пресекся: в окне, вытолкав рюкзачок за границу обзора, заколыхался сорванный потоком горбыльно-веревочный мосток и запутавшийся в нем бледный распухший утопленник, очень похожий на Петра.
— Тьфу, погань! — Настоящий Петро не выдержал и, отвернувшись, стал смотреть в печку.
— Окно бы завесить… — борясь с тошнотой, сказал Леха и, не получив ответа, встал. Подобрался к висящему на одном гвозде одеялу, протянул уже руку, но тут горбыльно-веревочную путаницу мотнуло течением и Леха оказался с покойником лицом к лицу. Внезапно утопленник открыл страшные глаза и, криво разинув рот, изо всех сил ударил пухлым кулаком в стекло..
Леха так и не понял, кто же все-таки издал этот дикий вопль: утопленник за окном или он сам. Беспорядочно отмахиваясь, пролетел спиной вперед через всю хату и влепился в стену рядом с печкой.
…Сквозь целые и невредимые стекла светила луна. Потопа — как не было. Бессмысленно уставясь на оплывающую свечу, горбился на табуретке небритый Петро. Нетвердым шагом Леха приблизился к столу и, чудом ничего не опрокинув, плеснул себе в стакан первача.
— А не знаешь, кто у него мог эту ногу свинтить? — спросил он, обретя голос.
Петро долго молчал.
— Да любой мог! — буркнул он наконец. — Тут за оврагом народ такой: чуть зевнешь… Вилы вон прямо со двора сперли — и Уркан не учуял…