Петлистые времена(Повести. Рассказы)
Шрифт:
Танк впоролся в совершенно непроходимую чащу. Они взяли лазер и выжгли в ней просеку.
— Есть идея, — сказал Биолог.
— Слушаю вас, — заинтересовался Командор.
— Это было маленькое животное.
— То есть?!
— Для них маленькое.
— О господи!.. — содрогнулся Командор.
Путь танку преградил глубокий ров. Они взяли бластер и направленным взрывом сбросили в этот ров кусок холма.
— Если на то пошло, — вмешался Кибернетик, — у меня тоже есть идея. В достаточной мере безумная.
— Давайте, — устало сказал Командор.
— Никаких аборигенов на этой планете нет.
Астронавты тревожно заглянули в глаза Кибернетику.
— Позвольте… А где же они?
— Они на той планете, с которой мы установили телепатическую связь.
Выход из ущелья затыкала огромная каменная глыба. Они взяли деструктор и распылили ее.
— Любим мы безумные идеи, — проворчал Командор. — А почему не предположить самое вероятное? Просто наш Связист не так их понял. Ладно! Доберемся — выясним.
Танк налетел на земляной вал неизвестного происхождения и, прошибив его насквозь, подкатил к кораблю…
— Ну, вы меня удивили, старики! — Связист отлепил присоски от бритого черепа и озадаченно помассировал темя. — Я абсолютно уверен в их искренности. Я же не с передатчиком, а с личностью общаюсь. Кстати, он, оказывается, тоже сельский житель. Вам, горожанам, этого не понять. Знаете, о чем мы с ним говорили? О высоких материях? Черта с два! О самом насущном. Например, он пожаловался, что на его делянке завелись какие-то вредные зверьки… ну, вроде наших грызунов. Портят посевы, проедают дырки в изгороди… А я рассказал ему аналогичную историю: у моего деда был сад, и когда к нему повадились воробьи, он подстрелил одного и повесил на дереве. И остальных как ветром сдуло! Представляете, эта мысль моему аборигену очень понравилась. Он поблагодарил за совет и сказал, что сейчас же пойдет и попробует… А что это вы на меня так странно смотрите?
Отдай мою посадочную ногу!
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
Алеха Черепанов вышел к поселку со стороны водохранилища. Под обутыми в целлофановые пакеты валенками похлюпывал губчатый мартовский снег. Сзади остался заветный заливчик, издырявленный, как шумовка, а на дне рюкзачка лежали — стыдно признаться — три окунька да пяток красноперок. Был еще зобанчик, но его утащила ворона.
Дом Петра стоял на отшибе, отрезанный от поселка глубоким оврагом, через который переброшен был горбыльно-веревочный мосток с проволочными перилами. Если Петро, не дай бог, окажется трезвым, то хочешь не хочешь, а придется по этому мостку перебираться на ту сторону и чапать аж до самой станции. В темноте.
Леха задержался у калитки и, сняв с плеча ледобур (отмахаться в случае чего от хозяйского Уркана), взялся за ржавое кольцо. Повернул со скрипом. Хриплого заполошного лая, как ни странно, не последовало, и, озадаченно пробормотав: «Сдох, что ли, наконец?..» — Леха вошел во двор.
Сделал несколько шагов и остановился. У пустой конуры на грязном снегу лежал обрывок цепи. В хлеву не было слышно шумных вздохов жующей Зорьки. И только на черных ребрах раздетой на зиму теплицы шуршали белесые клочья полиэтилена.
Смеркалось. В домишках за оврагом уже начинали вспыхивать окна. Алексей поднялся на крыльцо и, не обнаружив висячего замка, толкнул дверь. Заперто. Что это они так рано?..
— Хозяева! Гостей принимаете?
Тишина.
Постучал, погремел щеколдой, прислушался. Такое впечатление, что в сенях кто-то был. Дышал.
— Петро, ты, что ли?
За дверью перестали дышать. Потом хрипло осведомились:
— Кто?
— Да я это, я! Леха! Своих не узнаешь?
— Леха… — недовольно повторили за дверью. — Знаем мы таких Лех… А ну заругайся!
— Чего? — не понял тот.
— Заругайся, говорю!
— Да иди ты!.. — рассвирепев, заорал Алексей. — Котелок ты клепаный! К нему как к человеку пришли, а он!..
Леха плюнул, вскинул на плечо ледобур и хотел уже было сбежать с крыльца, как вдруг за дверью загремел засов и голос Петра проговорил торопливо:
— Слышь… Я сейчас дверь приотворю, а ты давай входи, только по-быстрому…
Дверь действительно приоткрылась, из щели высунулась рука и, ухватив Алексея за плечо, втащила в отдающую перегаром темноту. Снова загремел засов.
— Чего это ты? — пораженно спросил Леха. — Запил — и ворота запер?.. А баба где?
— Баба? — В темноте посопели. — На хутор ушла… К матери…
— А-а… — понимающе протянул мало что понявший Леха.
— А я вот мимо шел — дай, думаю, зайду… Веришь, за пять лет вторая рыбалка такая… Ну не берет ни на что, и все тут…
— Ночевать хочешь? — сообразительный в любом состоянии, спросил Петро.
— Да как… — Леха смутился. — Вижу: к поезду не успеваю, а на станции утра ждать — тоже, сам понимаешь…
— Ну заходь… — как-то не по-доброму радостно разрешил Петро и, хрустнув в темноте ревматическими суставами, плоскостопо протопал в хазу. Леха двинулся за ним и тут же лобызнулся с косяком — аж зубы лязгнули.
— Да что ж у тебя так темно-то?!
Действительно, в доме вместо полагающихся вечерних сумерек стояла все та же кромешная чернота, что и в сенях.
— Сейчас-сейчас… — бормотал где-то неподалеку Петро.
— Свечку запалим, посветлей будет…
— Провода оборвало? — поинтересовался Леха, скидывая наугад рюкзак и ледобур. — Так, вроде, ветра не было…
Вместо ответа Петро чиркнул спичкой и затеплил свечу. Масляно-желтый огонек задышал, подрос и явил хозяина хаты во всей его красе. Коренастый угрюмый Петре и при дневном-то освещении выглядел диковато, а уж теперь, при свечке, он и вовсе напоминал небритого и озабоченного упыря.