Петля дорог
Шрифт:
Рожок протрубил неожиданно близко. Илаза вздрогнула.
Ну вот, сказал трезвый голос в ее душе. Теперь тебе и вовсе нет необходимости насиловать свою совесть, призывая его — сам отыщет… Уже отыскал…
Внизу затрещали ветки. Испуганно фыркнул конь; Илаза увидела сначала сапог со шпорой, потом ногу в кожаной штанине, а потом сразу молодое, удивленное, обрадованное лицо:
— Госпожа?!
Странное обращение к оборванному бесполому существу, болтающегося в паутине между кронами двух деревьев.
— Госпожа, отзовитесь?!
Илаза молчала.
Приезжий
«Уходи», — хотела сказать Илаза, но не сказала. Не повернулся язык; юношу все равно не спасти, а между тем иззубренная лапа…
При воспоминании ей сделалось тошно.
Приезжий легко соскочил с седла. Присел и огляделся; сообщил, глядя куда-то Илазе за спину:
— Госпожа… я счастлив буду доставить вас в объятия матушки.
Некоторое время Илаза тупо соображала, о ком идет речь. Сначала ей подумалось, что неизвестный рыцарь задумал представить ее своей собственной матушке, и только потом явилась удивленная мысль: а, мама, как я могла забыть…
Рыцарь мягко, на полусогнутых ногах, двинулся вперед. Цепкий взгляд его снова обежал темные кроны и опять остановился на обнимающем Илазу коконе; ей показалось, что рыцарь смотрит на нее, как портной на примерке.
Почему я молчу? — подумала она вяло. Почему подыгрываю пауку-изуверу против храброго и благородного человека, явившегося мне на помощь? Почему не ору во все горло: «Беги!»? Он бы, конечно, не послушал меня — но совесть моя была бы чиста…
А почему медлит скрут? Растягивает удовольствие, выжидает?..
Рыцарь двигался странно — по кругу, перекрестным шагом, как танцор. Илаза невольно засмотрелась — ей показалось, что сверху, в кронах, так же по кругу движется огромная невесомая тень; впрочем, ей могло и померещиться. Присутствие скрута оставалось невыносимо близким — ей чудилось смрадное дыхание.
— Госпожа…
Дико заржал конь.
Илаза в жизни не видела ничего подобного. Тяжелому сильному животному сгоряча удалось разорвать первый слой паутины — но следующие пять слоев опутали его, превратив в бесформенный клубок, и вздернули над землей — невысоко. Затрещали ветви окрестных деревьев, посыпались листья, пожелтевшие и совсем еще зеленые; в судорожном движении конские копыта убили бы рыцаря, если бы тот в последний момент не кинулся на землю. Конь заржал снова, закричал, как человек — и ослаб, обвис, отбросив гривастую голову; Илаза увидела, как с черных губ сорвалась струйка пены. Глубокий вздох, кажется, облегчения; тишина. Тяжелое дыхание, конская туша, неподвижно висящая среди обломанных ветвей.
Илаза закрыла глаза. Лошадей он, по крайней мере, не мучит. С лошадьми
— Госпожа…
Рыцарь медленно поднялся с земли. Голос его напряженно звенел:
— Госпожа…
Он смотрел на спутанное тело животного. Неотрывно, внимательно; два коротких взгляда направо и налево — и снова на лошадиный труп. Быстрый бросок в сторону; Илаза вздрогнула, но рыцарь лишь приник к земле, настороженно поводя обнаженным оружием.
А ведь не похоже, чтобы он растерялся, подумала Илаза удивленно. Любой другой давно промочил бы свои кожаные штаны — а этот, кажется, знает, чего и откуда ожидать. Будто каждый день воюет с огромными древесными пауками… Любопытно, а пережил ли кто схватку со скрутом?..
Рыцарь снова двинулся к Илазе — на полусогнутых, боком; его обнаженное оружие оглядывалось вместе с ним.
— Сколько же вам заплатили… — сказала Илаза шепотом. Наверное, это были не самые удачные слова — но молчать ей было невмоготу.
Рыцарь горделиво вскинул голову, на мгновение позабыв свою хищную приземистую стойку:
— Я не за деньги… Покуда на земле есть еще невинные жертвы…
— Они всегда будут.
Сначала Илаза показалось, что наконец-то подал голос тот, что в ветвях; потом она неожиданно обнаружила, что слова принадлежат ей.
— Покуда есть на земле есть невинные жертвы, — губы ее поползли к ушам в жесткой ухмылке, — благонамеренные дураки вроде вас будут множить их число… Потому что вы сами сейчас станете, в свою очередь, невинной жертвой. Вслед за своим скакуном.
Илаза думала, что рыцарь переменится в лице — но он только коротко вздохнул, будто ему не хватало воздуха. И продолжал свой танец мягко, крадучись, скользя взглядом по древесным кронам над головой.
— Вы знаете, что такое «скрут»? — спросила Илаза глухо.
Рыцарь не отвечал.
— От этого зависит ваша судьба! — выкрикнула Илаза требовательно и властно. — Если знаете — говорите!
Рыцарь посмотрел на нее — мгновенно, чтобы тут же переметнуть взгляд на высокое дерево напротив.
— Скрут… — проговорил он хрипло, — скрут, это… чудовище, в которое превращается человек… жертва предательства.
Илазе показалось, что стягивающая ее паутина ослабевает. Чуть-чуть.
— Как? — переспросила она шепотом.
Рыцарь вздрогнул. Резко остановился; лицо его, поднятое к сокрытому ветвями небу, казалось плоским и твердым. Маска, деревянная маска.
— Скрут… человек? — выдохнула Илаза.
Рыцарь не отвечал. Она увидела, как вдоль шеи его прокатился острый кадык.
— Скрут — жертва предательства?.. — губы ее еле шевелились. — Тоже… невинная жертва?
Илаза поняла, что смеется. Очень трудно смеяться на весу, в объятиях паутины. Да и смех у нее получился нехороший — многообещающий какой-то, скверный, неестественный смех; кажется, рыцарь даже испугался этого смеха — куда больше, чем внезапной потери своего коня.
— Невинная жертва, — сказала Илаза сквозь смех. И сразу, без перехода, другим голосом: — Отпустите меня.