Петля дорог
Шрифт:
— А ты рожала? — спросил он прежде, чем успел подумать.
Наступила тишина; он обнаружил вдруг, что видит ее силуэт. Занимался рассвет, видны стали очертания мельницы и дома, и сарая, стоящего поодаль, и стены камыша…
— А я не рожала, — сказала она мягко. — И не смущайся, ты не спросил ничего ужасного. У каждого человека своя судьба…
— Я действительно помог тебе сегодня? — спросил он после паузы. Действительно… от меня был толк?
Теперь он мог видеть, как она улыбается:
— Даже удивительно, как тебе это удалось… Такому бледному, на грани обморока…
— Дважды в неделю?!
— Иначе мир опустеет, Игар.
Воды не было видно — такой плотный стоял над рекой туман. Зато берега просматривались ясно, и во всей красе явилась мельница; из маленького окошка показалось заспанное, помятое лицо служанки.
— Жалко, что мельница не ветряная, — сказала вдруг Тиар. — Я с детства обожаю ветряные мельницы… А здесь что — вода в лотках… она вздохнула. — Я думаю, она научится любить этого ребенка. Хоть и собиралась придушить его сразу после рождения.
— Да ее саму надо придушить! — возмутился он искренне.
Тиар опустила ресницы:
— Не стоит. Не надо так говорить. Ее ведь тоже кто-то когда-то в муках рожал…
У дверей сарая гурьбой стояли мельник с женой, работники, служанка, две собаки и пара ребятишек. Все без исключения, вытянув шеи, с любопытством заглядывали вовнутрь.
Спать не пришлось. Игар боялся, что Тиар после тяжелой работы потребует отдыха — но она сама заговорила о том, чтобы трогаться немедля. Отдохнувшая Луна резво помахивала хвостом; когда взошло солнце и далеко позади осталась деревня, Тиар придержала лошадь:
— Ну вот что, Игар… Солнышко, тепло… и очень хочется помыться. Времени займет немного, а… очень хочется. Подожди меня здесь, ладно?
— Вода же все равно холодная, — сказал он, растеряно глядя на реку. Тиар засмеялась:
— Я привычная… Быстро. Раз-два… Подожди.
Осторожно ступая, разводя в стороны камыши, Тиар углубилась в их трескучие заросли. Луна нашла себе кустик сочной, почти весенней травы и неспешно, с удовольствием его пощипывала; Игар сидел в двуколке, и назойливая мысль, мучившая его с момента знакомства с Тиар, понемногу превращалась в манию.
Он сцепил пальцы. Больно сжал; поглядел на стену камыша, на пустынный противоположный берег. Исподлобья глянул на Луну — не заподозрила ли чего; потом, стиснув зубы, поспешил к камышам, где еще виднелась протоптанная Тиар неверная тропка.
Проклятые высохшие стебли все норовили громко затрещать — по счастью, здесь же гулял ветер, раскачивал головки, наполовину коричневые, наполовину ватно-белые, шелестел широкими листьями; Игар пробирался как вор, осторожно ставя ноги в топкое месиво. Когда под башмаками внятно захлюпала вода, на его пути случилось небрежно брошенное на стебли платье.
Он затаился. Впереди между камышами синела вода; женское тело казалось ослепительно белым в солнечных лучах. Ему захотелось зажмуриться.
Тиар стояла в воде почти по пояс; прозрачные капельки скатывались у нее по спине, и родимое пятно, крохотное и аккуратное, казалось печаткой посреди белого листа.
Он укусил себя за руку. На коже остался красный полукруг от стиснутых зубов. Наконец-то. Наконец…
Тиар с коротким вздохом погрузилась в воду. Что-то счастливо выкрикнула, выпрыгнула, разбрасывая брызги; высокая прическа на ее голове покачнулась, готовая развалиться, и Тиар вскинула руки, спеша укротить распадающиеся волосы.
Игар смотрел. Теперь ему казалось, что этот маленький темный ромб он видел и раньше. И не один раз — некий привычный, сам собой разумеющийся значок… Как быстро он освоился со своей удачей.
По плечам Тиар скатывались прозрачные струйки — не замечая холода, она прикрыла глаза ладонью. Игар невольно посмотрел на противоположный берег, куда неотрывно глядела она; две еще зеленых, с редкой прожелтью ивы полоскали свои ветви, как белье. Их тени, опрокинутые корнями вверх, тускло отражались в матовом зеркале бегущей воды. Тиар почему-то улыбалась. Не то ивам, не то своим мыслям, которых Игару никогда не постичь.
Потом она повернулась. Теперь она стояла к нему лицом, и он понял, что Илаза красивее.
Непонятно, с чего ему взбрело в голову сравнивать — однако он сразу определил, что у Илазы грудь выше и круглее, а бедра стройнее. Благородному человеку следовало повернуться и тихонько уйти — но Игар смотрел, не в силах оторвать глаз.
В движениях Тиар была сейчас особенная ленивая грация, которой он прежде не замечал. Казалось, она держит на голове невидимый кувшин — таким плавным и в то же время свободным был каждый ее шаг, так высоко несла она гордую голову с венцом отливающих медью волос. Солнце играло на мокрой белой коже, атласной и упругой, как у девочки; Игар осознал вдруг, что Илаза, оказавшись с ней рядом, безнадежно померкла бы — в ней не нашлось бы и доли этой зрелой силы и уверенной красоты. И это при том, что локти у Тиар слишком острые, а колени, наоборот, слишком полные и круглые, будто две маленькие луны… Или это, наоборот, красиво?..
Он спохватился. В какую-то секунду ему показалось, что Тиар заметила его, заметила сквозь качающиеся стебли камыша; обратно он не шел — бежал, хлюпая грязью, и потом лихорадочно оттирал башмаки пучками седой осенней травы. Лошадь, в поисках зеленых стеблей позволившая себе увезти двуколку прочь от дороги, равнодушно прядала ушами.
Внезапно обессилев, он уселся рядом, прямо на землю. Тиар выйдет сейчас из камыша — и он будет лгать ей, что просто искал на берегу гнезда куропатки. Он будет тащить ее вперед и лгать, лгать на каждом шагу…
Тиар появилась веселая и оживленная, без тени подозрительности. Прикрикнула на кобылу, велела Игару забираться в двуколку; он сидел, не двигаясь с места и не поднимая головы.
Ее тень упала к нему на колени; он видел, как подол ее платья касается травы. Чуть смятый, чуть влажный подол с приставшим стебельком.
— Ну?
Он вздохнул. Что, если она все-таки ничего не заметила?! Что же, и его раскаяние — ложь?
— Прости, — сказал он, глядя вниз. — Я не хотел, чтобы это получилось… так глупо и пошло.