Петля дорог
Шрифт:
— …Именем провинции Ррок!
Если на небе действительно живет добрый дух с густой бородой и голубыми глазами, то этот густой бас, несомненно, принадлежит ему. Только при чем здесь провинция Ррок?..
Испуганные хозяева жались к крыльцу; на их скромное подворье вваливался еще один отряд — числом поболее предыдущего. Всадники, оставшиеся на улице, выглядывали из-за забора, как куклы из-за ширмы.
С трудом перевернулся на живот и поднял тяжелую голову; его тут же огрели по затылку древком копья, и он на несколько минут лишился сознания, а придя в себя,
— …правителю округи! — кричал предводитель вновь прибывших, немолодой стражник с железным значком на рукаве. — Поскольку в округе Требура преступников ловят люди властителя КорБора, а не какие-то подозрительные наемники! Здесь правосудие, а не самосуд, злодей принадлежит властям вместе с наградой, буде она назначена за его голову! А самозванцев, распоряжающихся на чужой земле…
КорБор… Откуда-то из Игаровой памяти возникло хищное лицо красивой женщины. Корова в розарии… Ясновельможная. Интересно, уморила она несчастную жену властителя? Или все-таки нет?..
Тем временем окровавленный блондин прижимал платок к разбитому лицу:
— Мне плевать на умников, являющихся на готовенькое! Если бы вы приволокли его на аркане два дня назад — я доплатил бы вам из своего кармана! А теперь мальчишка мой, и я чихать хотел на вашего властителя! Я взял его, а не… правосудие!..
Новоприбывшие стражники сгрудились плечом к плечу. Под их взглядами люди блондина тоже собрались в кучу; противостояние не обещало ничего хорошего. Из-за спин и копий Игар не мог разглядеть Тиар.
— Распоряжаться будешь у себя дома, — мрачно сказал обладатель густого баса, который оказался всего лишь черноволосым карликом у правой руки носителя значка. — Изловленных на нашей земле преступников надлежит спровадить в тюрьму города Требура с тем, чтобы учинить разбирательство…
— Плевать! — взвизгнул блондин; предводитель второго отряда, в чьей руке оказалась испещренная печатями грамота, недобро прищурился:
— Плевать на законы провинции Ррок?!
Видимо, разум одноухого блондина помутился от полученного удара, последующей радости и сменившей ее внезапной несправедливости; разум блондина помутился, иначе он не стал бы выхватывать саблю и замахиваться на вооруженного грамотой противника.
Оружие не помогло ему. Руки карлика были коротки, зато хлыст длинен. Блондин зашипел и чуть не выронил саблю.
— Закон!! — заревели бойцы из города Требура, опоздавшие к поимке Игара. С таким же успехом они могли бы закричать: «Двести семьдесят золотых! Немедленно!»
Игара схватили за шиворот. Он обмяк, будто мешок с мукой; деловитый стражник склонился над ним, желая поудобнее перехватить безжизненное тело, получил сильнейший удар головой в лицо и повалился на Игара сверху.
Таким ударом гордился бы сам Отец-Разбиватель; некоторое время Игар отдыхал, прикрывшись телом стражника от бушующих на подворье страстей. Звенели клинки, конские копыта взметали пыль и солому, носились обезумевшие куры и голосила хозяйка; влача на себе пребывающего в беспамятстве врага, Игар отполз к хозяйственным пристройкам. За дверцей
— Где он?! Сопляк-то где?! Кто уволок его, а, заразы?! — рявкнули неподалеку.
Схватка перешла в битву.
Загончик запирался на кривой заржавленный гвоздь. Игар отпихнул от себя стражника, помаленьку приходящего в себя, и пролез в смердящую щель. Боров забеспокоился.
— Ну, ты…
Игар заговорил впервые с тех пор, как шею его сдавила веревка.
— Ну, не бойся… Я такая же свинья, как и ты…
И, как бы подтверждая эти слова, Игарова рука безжалостно схватила за отвисшие кабаньи причиндалы.
Боров завопил.
Близким родичем ему был свирепый лесной вепрь; вылетев из загончика, он произвел панику среди и без того нервных лошадей. Пробравшись между копытами, он вырвался на улицу, где к шуму битвы добавились голоса всех окрестных собак. Боров несся, не разбирая дороги, но как-то неуклюже и с трудом; азартные дворняги, вообразившие себя благородными псами на охоте, неслись за ним шумной сворой. Местные жители шарахались с дороги — и с опасливым любопытством спешили туда, где звенела сталь. Если внимательный наблюдатель и разглядел вцепившегося в жесткую шерсть ездока, то уже через секунду ему сделалось не до того, потому что вооруженные всадники выглядели внушительнее.
На околице боров свалился бы, если б ездок не разжал сведенные судорогой руки. Собачья свора пронеслась мимо, окружила борова, явно не зная, что с ним делать; обессиленный человек откатился в канаву и затаился там на дне, уповая только на Птицу.
Весь день селение лихорадило; на закате два отряда, в числе которых были и раненные, покинули его, разъехавшись в разные стороны. Зеваки, столпившиеся вокруг злополучного двора, разошлись только в сумерках; и уже в темноте на дорогу выехала двуколка, запряженная белой, как луна, кобылой.
За несколько дней до свадьбы ей приснился страшный сон. Будто бы она возвращается в ставший ей родным Аальмаров дом, возвращается издалека, входит на подворье, а дом пуст и заброшен. Ни людей, ни собак, ни даже вездесущих кур — разбросанные в беспорядке вещи, праздничные столы с давно заплесневевшей пищей, и все углы затянуты густой белесой паутиной…
Сон оказался таким сильным и явственным, что, уже проснувшись, она долго не могла справиться с бешено колотящимся сердцем.
Был рассвет. Серый и квелый; в такую пору поднимаются лишь самые трудолюбивые либо самые подневольные. Девушка прислушалась — на кухне тихонько стучала посуда да тюкал за домом чей-то топор.
Она подошла к окну и отодвинула тяжелую занавеску.
Красная шелковая простыня переливалась всеми оттенками алого. Красная простыня была вывешена напоказ; во всем дворе не нашлось бы ничего более роскошного и яркого. Красная простыня казалась осколком зимнего заката, по ошибке заброшенным в серый весенний рассвет…