Петля дорог
Шрифт:
Что-то кольнуло ее в босую ногу. Неужели все-таки роза?! Или работники, приколачивая ковры, небрежно обронили гвоздь?
Аальмар глядит на нее и улыбается. Добрый, нежный, горячо любимый человек… Защита от всех бед, надежная скала посреди опасного моря… Все понимающий с полуслова. Ее Аальмар…
Откуда страх, откуда это темное… почти что гадливость?! Чувство опасности, напряжение, стыд…
Споткнувшись о чей-то подарок, она остановилась перед ним, сидящим на табурете. Их лица оказались едва ли не на одном уровне —
— Девочка…
Его руки осторожно взялись за вышитые края ее ночной рубахи. Она вздрогнула; его ладонь мягко коснулась ее плеча:
— Не бойся… Помнишь… Ту игрушку-мельницу, которая вертелась под ветром… Я был так рад, когда ты тогда обрадовалась и засмеялась…
Он распахнул легкие крылья ее сорочки. Дуновение ветерка коснулось ее голой, разогретой недавним омовением кожи; она содрогнулась снова.
— Какая ты красавица… Помнишь, то платье, которое ты так спешила примерить… Я уже тогда знал, что ты будешь красивее королевы, хоть в каком наряде… хоть и без одежды вообще…
Девушка удержалась, чтобы не закусить губу. Ей было… она не могла понять. Стыдно? Чего она стыдится, ведь Аальмар купал ее в детстве, во время болезни… И носил на руках… и…
Ей показалось, что сейчас она поймет причину своих страхов. Вот-вот, она вертится рядом, сейчас…
Смутная догадка выскользнула, как ускользает мыло на дно кадушки. Девочка начала дрожать — сперва чуть-чуть, а потом все сильнее и сильнее.
Аальмар отпустил ее сорочку, позволяя крыльям свободно упасть. Обнял ее — не как жених, а просто ласково, как обнимал когда-то:
— Да ты совсем измучилась… Отдохни. Давай вместе посидим, посмотрим на огонь… Сейчас я налью тебе теплого отвара, Фа приготовила, заботливая Фа…
Ободок кружки едва не обжег ей губы. Хотелось пить, но отвар показался ей слишком терпким и горьким. Все лекарства такие, подумала она мимоходом. То, что лечит, горько на вкус. То, что сладко, оборачивается потом болезнью…
Аальмар усадил ее себе на колени. Она, как когда-то, ощутила тепло его тела; она уж было расслабилась, положив голову ему на плечо — но тут же поняла, что времена детства прошли безвозвратно.
Аальмар был не такой, как прежде. Он обнимал ее не как обычно; его тоже трясло. Он говорил успокаивающие, ничего не значащие слова — но девушка понимала, что он еле сдерживает себя. Его одолевает страсть, его мышцы напрягаются, и, прижимаясь к нему боком, она чувствует, как напрягается его мужское естество…
Она рванулась. Высвободилась; отскочила на другой конец комнаты, уже со слезами пытаясь понять, что, что ее держит, что навалилось черным брюхом, так, что холод пробирает до костей и трудно дышать…
Он глядел на нее удивленно и как-то беспомощно:
— Малыш… Что с тобой, а? Скажи мне, я сделаю, что захочешь…
Если бы она знала, что с ней!
Преодолевая тоску, она заставила себя улыбнуться:
— Прости…
Шаг
Девочка подавила тошноту. Откуда такие мысли? Откуда?!
Она шла, безжалостно давя подвернувшиеся под ноги цветы. Она решила бесповоротно — что бы она не чувствовала, Аальмар не должен этого узнать. С ее стороны это было бы просто дико, гнусно, бесчеловечно…
Он скинул халат, и она впервые в жизни увидела его тело. Аристократически тонкое и в то же время могучее, тело путешественника и воина, со следами шрамов, с рельефно выдающимися мышцами, с безволосой белой кожей…
Тело алчущего мужчины.
Девушка отшатнулась, будто ее ударили.
То, что мучило ее, заливало темной мутью, холодом и страхом, то, что превратило ожидание свадьбы в медленную пытку — сделалось вдруг явным.
Потому что тот, кто сейчас протягивает к ней руки, ее муж, желающий по праву лишить ее девственности…
…Зачем вспоминается двор, где копошатся куры, где грузят телегу, и на широком ободе — приставший птичий помет? Хрипловатый голос человека, который отец ей — но совершенно чужой? Не вспомнить лица… В ее воспоминаниях нет красок, только тени, контуры…
Аальмар…
…телега трогается, из-под колес ловко выныривает рыжий петух со свисающим набок гребнем…
Девушка прерывисто всхлипнула.
Воспоминания… Тени. Аальмар… в ее сознании навсегда останется ее настоящим отцом. Любимым, обожаемым, всесильным и могучим, властелином мира — но отцом, отцом, и то, что они сейчас собираются сделать…
Кровосмешение.
Колени ее дрогнули. Весь ужас, накопленный поколениями ее предков, весь липкий кошмар перед кровосмесительной связью… С отцом — нельзя, нельзя! Запрещено небом, запрещено людьми, запрещено всеми поверьями и легендами, запрещено самой природой — нельзя!
— Малыш мой… Девочка моя…
Она медленно сползала на ковер.
— Что с тобой?
— Нельзя, — прохрипела она, еле удерживаясь в сознании. — Нет, нет…
— Что с тобой?!
Крылья ее сорочки безвольно откинулись. Аальмар схватил ее, прижимая обнаженным телом к своему обнаженному телу дико рванувшись, она оттолкнула его руками и ногами:
— Нет! Только нет! Отойди! Нет…
Она упала на ковер, и ее вырвало. Так природа проклинает кровосмесителей, так она мстит тем, кто попробует ослушаться.
— Уйди! — кричала она, сотрясаемая судорогами. — Уйди, нельзя! Только нет! Не прикасайся ко мне!..
— Тиар!!
Крики и плач. Грохот и проклятия. И медленно, медленно кренится пол…
Валится дом? Чтобы погрести их обоих под развалинами?..
Звон разбиваемого стекла. Осколки на ее плечах, зев опустевшей черной рамы, светильник отражается в чьих-то округлившихся глазах…