Шрифт:
Книга первая
Предисловие
Несколько лет назад мне принесли на отзыв киносценарий об августе 91-го года. ГКЧП, переворот, путч, революция, контрреволюция – как только не называют эти три дня, кардинально изменившие течение истории нашей страны. Чем дальше я читал сценарий, тем больше приходил в ужас от незнания людьми материала, с которым они работали, и страстного желания потуже завернуть интригу так, как они ее понимали.
Почти все действующие лица – офицеры КГБ СССР. Генерал – маньяк, не пожалевший
Об этом мне пришлось сообщить молодым сценаристам, добавив, что произведение построено на сотнях больших и маленьких неправд, которые в сумме вырастают в одну громадную ложь. И, как бы ни старались ее приукрасить, зритель все равно поймет и не поверит, а значит, и смотреть такое кино не будет.
«Но ведь никто не знает всей правды! – С возмущением и обидой воскликнули они. – А кто знает, тот молчит! Разве не было в КГБ таких людей, как мы их представили?»
И тогда пришлось, как участнику событий того времени, рассказать о том, что было моей правдой и чем делились со мной коллеги. Как огненным плугом прошелся ГКЧП по нашим судьбам, уничтожив цвет и гордость органов государственной безопасности, верных и преданных сынов своего Отечества. Рассказать, какими были в молодости, что пришлось испытать в жизни, во что свято верили, кого мы любили…
Беседа была долгой. Профессионалы киноиндустрии слушали, не перебивая, и, когда я закончил свой рассказ, спрятали сценарий в портфель. «Жаль, конечно, – прозвучало с разочарованием, – что не получился фильм, но после того, что вы рассказали, снимать нашу «фантастику» – рука не поднимается. – Помолчали, и неформальный руководитель творческого коллектива добавил: – На самом деле, вы располагаете совершенно уникальным материалом. Напишите, поверьте, никто об этом так, как вы рассказываете, не знает…»
Некоторое время спустя родились первые строки будущей повести о жизни и судьбе одного из многих офицеров госбезопасности, чья служба оборвалась после трагических событий августа 1991 года. Писать приходилось вечерами, ночами, в выходные и праздники. Порой останавливался, хотелось все бросить от неверия, что когда-нибудь закончу книгу, и она увидит свет. Но слово-обещание, данное друзьям-чекистам Владимиру Андреевичу Миронову и Виктору Александровичу Петренко, моим родным и близким, которые помогали и поддерживали меня, заставляло вновь и вновь возвращаться к прекрасному, незабываемому времени нашей молодости.
Лето 1973 года, совещание
Совещание у заместителя начальника Управления Назарова подходило к концу. Последним выступал один из лучших работников Александр Муравьев, которого коллеги и кое-кто из руководства звали Муравчик. И не только из-за созвучности фамилии; он действительно чем-то напоминал муравья: небольшого росточка, с круглой блестящей на лбу головкой, стремительный и деловой.
Муравьев был на последних аккордах своего в целом мажорного выступления, когда Назаров внезапно спросил:
– Александр Николаевич, а сколько у нас в Союзе учащихся из Индии?
Докладчик пришел в замешательство, поскольку вопрос не был связан с темой совещания, однако заминка длилась секунду, не более. Саша, воробей стреляный, хорошо знал, что нет ничего хуже, чем молчать перед начальством.
– Виктор Петрович, – с умным видом, издалека начал Муравьев, одновременно пытаясь понять, чего же все-таки хочет высокое руководство, – общая численность граждан Индии, обучающихся в высших и средних специальных учебных заведениях Советского Союза, находится в постоянном движении. Сейчас заканчивается учебный год и Минвуз СССР…
– Извините, вы можете назвать цифру? – перебил Назаров. Выражение лица у него при этом, как всегда, было непроницаемым.
Какое отношение имеют интересующие Назарова сведения к Универсиаде, главной теме совещания, для всех присутствующих оставалось тайной. Но в Управлении хорошо знали, что Виктор Петрович, прошедший в органах путь от старшины до генерала, поднимавшийся по служебной лестнице последовательно, шаг за шагом, через войну, ранения, учебу по ночам, участие в сложнейших, с риском для жизни, контрразведывательных операциях, никогда ничего не делал и не спрашивал просто так.
– Могу назвать примерную цифру… – попытался уйти от прямого ответа опытный Муравьев. Он интуитивно чувствовал, что в этой ситуации что-то не то: не будет Назаров спрашивать ради простого любопытства.
– Спасибо, мне все понятно, присаживайтесь, – спокойно отреагировал тот. – А вы, Сомов, знаете свой контингент? У вас что, Африка? Сколько, например, нигерийцев у нас учится? – поднял Назаров своим вопросом Бориса Сомова.
– Одна тысяча сто двенадцать человек, без учета лиц, завершающих обучение и прибывших к нам для поступления на учебу, – отчеканил Боб, который, несмотря на хорошо обозначенную приличных размеров лысину, считался молодым сотрудником. Он и еще двое ребят пришли в отдел в начале прошлого года после окончания Высшей школы КГБ и по чекистским меркам считались слабо обстрелянной молодежью.
– А сколько у вас в обслуживании землячеств?
– Двенадцать, Виктор Петрович.
– Замечательно! Садитесь, пожалуйста.
– Слушай, Борь, – шепотом, с неистребимым армянским акцентом спросил Сомова сидящий рядом с ним Рубен Оганесян. – Ты что, действительно помнишь: сколько, где, кого?
– Нет, конечно, – с усмешкой ответил Сомов. – Так, примерно. Что он, проверять, что ли, будет?
Тем временем Назаров стал подводить итоги совещания.
– В целом я удовлетворен вашими сообщениями. Есть понимание решения предстоящих задач, подготовлены агентурные позиции, рационально, на мой взгляд, задействованы силы и средства Оперативно-технического управления.