Петля
Шрифт:
— Ну, в таком случае информации следует верить, Виктор Петрович, — подтвердил Поляков. — Что же еще они сообщили вам?
Марченко заглянул в свои записки.
— Завтра в девять ноль-ноль… вооруженное нападение на место, где «Братство» хранит золото и твердую валюту… Это все, что мне стало известно. Мало, что ли?
Будучи свидетелем той свирепости, с какой происходило вооруженное нападение банды на раджабовскую шайку, Поляков осознавал, насколько серьезными могли быть масштабы такого налета. А месть Раджабова за разорение его дачи в Хиве и за то, что Марченко захватил их золото,
— Так где же находится тайник «Братства» с золотом и долларами, о котором вы упоминали, Виктор Петрович?
У Марченко задрожала челюсть. Поляков уже получил подтверждение своих подозрений. Генерал не вернул узбекские ценности в государственные хранилища.
— Он в Архангельском. Под землей в саду на моей даче. Ты и Барсук должны подготовить наших новых боевиков и снабдить их оружием с танковой базы во Владимире. У нас нет времени эвакуировать большие количества золота из бункера, поскольку люди Раджабова уже начали сосредоточиваться в архангельском лесу.
Поляков почувствовал, как напряглись мускулы. Это была война. Самая настоящая война. Вооруженные этнические столкновения в Грузии, Армении или Нагорном Карабахе — это одно. Но мысль о жестокой огневой схватке так близко от Москвы казалась нереальной даже после неудавшегося августовского переворота.
— Вы действительно хотите пойти столь далеко, Виктор Петрович? — осторожно спросил Поляков.
Тот утвердительно кивнул, и Поляков понял, что спорить бесполезно.
— Возьмем пятьдесят человек и бронетранспортер. Противотанковые ракеты, минометы, гранаты, взрывчатку, радиоаппаратуру. Надеюсь, хватит? — Полякову нужно было согласие Марченко.
— Хватит! — ответил Марченко.
Обсуждать было больше нечего. Поляков поднялся со стула, щелкнул каблуками. Он вновь уверовал в своего начальника.
Но Поляков доверился напрасно. Вопрос о мести входил в планы Марченко, а не Раджабова. Снова генерал солгал.
Глава 43
Солнце висело как горящий шар прямо над силуэтом покрытых снегом Ленинских гор.
Поляков не испытывал особого оптимизма. Он понимал, что совершенно нереально расположить боевиков вокруг дачи до наступления темноты. А это означало, что золото может захватить Раджабов как раз в это промежуточное время. Полковник взял свободную «скорую» и приказал Мише как можно быстрее доставить его на место.
На Беговой улице неуклюжее и осыпающееся здание разрушающегося ипподрома возвышалось в морозном воздухе как окоченевший монумент. Скользящая по льду «скорая» делала все возможное, чтобы удержаться на обледенелой колее, окружавшей внешний круг скаковой полосы. Но поездка к баракам боевиков на ипподроме заняла значительно больше времени, чем рассчитывал Поляков. Внутри, в сыром спертом воздухе кирпичных лачуг, он застал наемников, коротающих время за игрой в карты, прослушивающих надоевшие магнитофонные записи и жующих горбушки черствого хлеба. Всеобщее недовольство прямо-таки давило.
— У меня к вам дело, товарищ. Срочно… — Полковник выпалил это, вызвав Барсука наружу. — Предстоит работа! — Он увидел, как просияло лицо у Барсука, словно у ребенка, ожидающего подарок. — Работа серьезная. Сегодня ночью. Многие из этих ребят не вернутся. Это будет, похоже, наихудший вариант партизанской войны — грязной, кровавой, жестокой.
В девять часов наемники ехали на северо-запад от московской кольцевой дороги в чернильно-темные леса Архангельского. Бронетранспортер Барсука — впереди. За ним вплотную следовал тщательно охраняемый «КамАЗ». Замыкали колонну два захваченных у кого-то автобуса, набитых до предела боевиками и их имуществом. Милиция вдоль Ленинградского и Волоколамского шоссе посиживала в своих будках и лениво наблюдала за движущейся колонной. Стражей порядка ничто не обеспокоило, потому что вообще никто ни о чем не беспокоился с некоторых пор.
Марченко снова набрал номер. Это была уже восьмая попытка связаться с Таней на даче. И снова линия не отвечала.
Неполадки с телефоном происходили нередко, особенно в зимнее время, когда из-за морозов рвались провода и лопались дверцы наружных телефонных ящиков. И эти неполадки участились с тех пор, как стала разваливаться отлаженная система материального обеспечения Архангельского вместе с коммунистической партией после августовского путча. Но на этот раз все было иначе, даже хуже обычного теперь бардака. Впервые вышли из строя обе линии — его личная, марченковская, и служебная связь КГБ.
Помня рассказы Полякова о зверских жестокостях, когда хивинская банда практически разрушила раджабовскую резиденцию, Марченко хотел, чтобы Таня покинула дачу до того, как узбекские боевики успеют окружить участок. Впервые он о ком-то проявлял большую заботу, чем о себе самом. Жена служила ему верой и правдой четыре десятка лет. Она была олицетворением дорогой бабушки, которая и понятия не имела о том преступном грубом мире, в котором обретался ее муж. Она заслуживала лучшей участи, чем погибнуть под перекрестным огнем на персональной даче.
Нервы сдали. Время торопило. Он набрал номер старой Кати в сторожке у входа. Тоже молчание. Попытался связаться с сыном Юрием: молодое семейство жило в двадцати километрах от Архангельского, в доме для известных авиастроителей на площади Восстания, недалеко от городского центра. Здесь гудки были, но никто не брал трубку.
Оставить командный пост в морге не было возможности, ведь «Братство» подвергалось опасности, усиливающейся с каждым часом. Марченко схватил новую сигару, принялся ее жевать. Он хотел предупредить Татьяну, но все, что он мог, это вверить ее судьбу Полякову и людям Барсука.
Но ведь опять Поляков не знал всего. Сам же Марченко умолчал о многом. Теперь, возможно, придется расплачиваться жизнью Тани.
— Мерзавец, — пробормотал Марченко. — Мерзавец! — Впервые он проклинал себя за собственную жадность и эгоизм.
Напольные часы пробили десять. Таня на кухне готовила ужин.
Сначала ее встревожил рев мотора. Что происходило снаружи? Из сторожки не звонили.
Таня включила свет и отодвинула занавеску. Какие-то люди, вооруженные, бегали взад-вперед, перекрещивались лучи автомобильных фар, слышались слова команды. Кто-то сбрасывал с грузовиков тяжелые ящики.