Петр I. Добрый или злой гений России
Шрифт:
В начале 1711 года семидесятитысячная русская армия тронулась в дальний поход на Балканы. Как верная боевая подруга, Екатерина отправилась на войну вместе с царем. Накануне отъезда Петра к армии произошла его первая размолвка с Меншиковым, который оставался в Петербурге охранять завоеванные территории. Раздражение царя вызвала безмерная алчность светлейшего князя, его неутолимая жажда к богатству. Одаренный как многочисленными талантами, так и вне меньшей степени пороками, Меншиков прибирал к рукам все, что плохо лежало. Воспользовавшись финансовыми затруднениями литовского гетмана Огинского, верного союзника Петра, светлейший князь купил у него по бросовой цене староство [76] . Обирать друзей противоречило внешней политике царя. Когда к нему от имени вдовы скончавшегося гетмана обратился с жалобой на ушлого князя литовский посол, Петр немедленно велел Меншикову вернуть староство вдове, сделал ему внушение, «чтобы такими прибытками не потерял свою славу» и царское расположение, предупредил, что если не умерит свою корысть, то «в плутовстве скончает живот свой», «ибо… не буду жалеть никого».
76
Староство – территориальная единица в Литве уровня волости.
Царь спешил, непрестанно подгонял главнокомандующего армией Шереметева. Залог успеха войны он видел в том, чтобы перейти Дунай раньше турок и получить поддержку православных балканских народов. Русским войскам предстояло преодолеть полторы тысячи верст – совершенно уникальный поход того времени, не имеющий аналогов в Европе. Армия выступила в путь, имея провиант всего на восемь дней. Пополнять его Петр рассчитывал на Украине, в Молдавии и Валахии. Однако с этим возникли проблемы: предшествующий неурожайный год и падеж скота сильно ограничили ресурсы пополнения продовольствия на длительном марше. На этот раз царь вообще не располагал детальным планом военной компании. Противник не представлялся ему, победителю самих шведов, настолько грозным, чтобы тщательно обдумать поход со всех сторон и предусмотреть всевозможные варианты его развития. Со всех сторон до Петра доходили слухи, что турки пребывают «от войска царского величества в великом страхе». Вероятно, ему казалось, что стоит появиться русской армии на Дунае, как султан запросит мира на самых тяжелых для него условиях.
Наступила ранняя весна, уже в феврале начал таять снег, а через месяц бурное половодье превратило степи Украины с бескрайний край сплошных мелководных озер. При всем желании русская армия не могла двигаться быстрее, чем позволяла ей природа. Само участие царя в походе оказалось под вопросом – в пути он настолько серьезно занемог и ослаб, что при выздоровлении вновь учился ходить.
В мае наступила небывалая жара, выжгла траву, оставив без корма лошадей. Остатки растительности и посевы уничтожила саранча. Войска не только голодали, но и испытывали мучительную жажду. Вода в источниках была «самая худая: не токмо, что людям пить, но и лошадям немочно, ибо многий скот и собаки, пив, померли тут». Русские солдаты, не привыкшие к жаркому климату, тяжело переносили зной. Из носа, горла, глаз и ушей у них шла кровь. Некоторые, «томясь жаждою и голодом, лишали себя жизни», другие, добравшись до воды, упивались ею до смерти. В июне, когда пекло достигло апогея, армия больными и погибшими теряла по несколько сот человек в день. Положение становилось все более тяжелым.
На реке Днестр, у молдавской границы, Петр созвал военный совет. Турецкая армия успела переправиться через Дунай до подхода русских войск. При таком раскладе событий господарь Валахии не решился выступить на стороне России. Молдавский господарь Кантемир не изменил своему слову, но вследствие своих ограниченных возможностей смог предоставить союзникам в качестве провианта только скот и пятитысячный конный отряд, вооруженный луками и пиками. При отсутствии в армии хлеба, без которого русский солдат не чувствовал себя достаточно сытым и сильным, чтобы сражаться в полную силу, командование решало вопрос о дальнейшей стратегии похода.
Впереди, между Днестром и Дунаем, простиралась пустынная степь, по которой двигалась навстречу турецкая армия. Шереметев и иностранные генералы предложили разбить укрепленный лагерь и ждать подхода неприятеля на Днестре. Петр и большинство русских военачальников видели успех компании в продолжение похода. На решение царя перейти Днестр – границу Османской империи – повлиял пущенный валахским господарем слух, что командующий турецкой армией визирь Балтаджи Мехмед-паша имеет предписание султана вступить с русскими в переговоры, что расценивалось Петром как очевидная слабость неприятеля. Оставаться на месте при ограниченных запасах продовольствия и фуража означало продолжать терять без всякой пользы солдат и лошадей, уж лучше бросить их в огонь сражения с надеждой на победу и захват турецкого обоза. Не мог царь не принимать в расчет и надежды южных православных славян, которые как манны небесной ждали прихода русской армии. Петр отдал приказ форсировать Днестр, заложив на многие века русскую традицию защищать братьев по крови и вере на Балканах ценою жизни собственных подданных, нередко в ущерб национальным интересам России. «Братушки» же в свою очередь по большей части заботились исключительно о собственной судьбе, что ярко продемонстрировала новейшая история повальным вступлением балканских стран в НАТО.
Поход в жарком аду продолжался. В начале июля армия форсировала приток Дуная Прут, направилась по течению вдоль реки и почти сразу же, прямо на марше, напоролась на огромную турецкую армию в сто двадцать тысяч человек, которую поддерживала двадцатитысячная крымская конница. На момент столкновения с противником Петр располагал войском в тридцать восемь тысяч солдат: отряд молдаван и конницу генерала Рене царь отправил на захват турецкого провианта в порту Браила на Дунае, один корпус оставил в тылу для охраны коммуникаций, еще пятнадцать тысяч человек дезертировали, погибли или заболели в экстремальных условий дальнего похода.
Петр не ожидал встретить столь многочисленную армию неприятеля, приказал отступать в поисках удобного места для создания укрепленной линии обороны. Но противник не дал ему такой возможности, пользуясь своим почти четырехкратным превосходством, наседал со всех сторон, после трехдневных боев прижал русскую армию к берегам Прута, окружив ее со всех сторон. Петр попал в ситуацию, в которой пребывал Карл XII под Полтавой, за исключением того, что против русских молдаване не вели партизанскую войну, и войска царя располагали достаточно мощной артиллерией. Поддавшись панике, Петр на некоторое время потерял самообладание, «как полоумный бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство окружавших его думало, что с ним удар». Но отчаяние царя длилось недолго, обуздав эмоции, он сумел взять себя в руки, мужественно принял решение «или выиграть или умереть».
9 июля 1711 года за три часа до захода солнца лавина янычар [77] , испуская дикие вопли, обрушилась на русскую армию. Встречный ураганный артиллерийский и ружейный огонь, почти в упор, охладил их воинственный пыл, «привел в замешательство и принудил к поспешному отступлению». Турецкие командиры «рубили саблями беглецов, старались остановить их и привести в порядок». Повторная атака янычар также не принесла им успеха. Дисциплинированные, хорошо обученные русские полки стояли насмерть – отступать им было некуда. В сражении Мехмед-паша потерял восемь тысяч солдат. Стойкость и воинское мастерство русских солдат ошеломили турок. Когда следующим утром визирь приказал возобновить наступление, янычары отказались идти в бой, заявили, что они «против огня московского стоять не могут», потребовали от командующего, чтобы он выполнил приказ султана – заключил с русскими мир, а не посылал их на убой. Янычары играли большую роль в политических интригах при константинопольском дворе, Мехмед-паше приходилось с ними считаться, чтобы не лишиться головы в обозримом будущем. Визирь приказал установить на господствующих высотах триста пушек и принялся методично расстреливать русскую армию без особого ущерба для себя.
77
Янычары – привилегированная турецкая пехота, часть которой составляла личную гвардию султана.
Петр нес потери, находился в критической ситуации: скудное продовольствие на исходе, вода Прута недоступна – пушки противника простреливали берег реки. Окружение грозило гибелью от жажды. Царь опять упал духом, охваченный отчаянием удалился в палатку и никого к себе не допускал. Это был самый драматичный момент в жизни царя. Шереметев попросил Екатерину повлиять на государя, вывести его из состояния полной апатии, попытаться начать с турками переговоры о мире. Ей удалось привести Петра в чувство, вселить надежду, что не все еще потеряно.
К Мехмед-паше отправился парламентер. В отличие от царя визирь вовсе не считал положение русской армии критическим, расценил предложение о перемирии как некую военную хитрость противника, потому проигнорировал его. Шереметев послал второго парламентера с предупреждением, если «сия война не прекратиться возобновлением прежнего покоя… то мы готовы и к другому, и Бог взыщет то кровопролитие на том, кто тому причина…». Фельдмаршал дал понять, что русская армия готова идти на решительный прорыв…