Петр II Альтернативный
Шрифт:
Остерман, заключив негласный союз с Рейнгольдом Левенвольде, стал меньше опекать меня и предоставил честь быть моей тенью ему. Я не возражал, у лифляндца было несколько полезных качеств: преданность, исполнительность и ум, позволявший избегать ненужных вопросов по поводу источника моих специфических знаний. Наличие же рядом тридцатилетнего графа избавляло моих собеседников от соблазна воспринимать меня как несмышлёного мальчика. Тем не менее, в связи с большим количеством указов которые проходили через мои руки, мне теперь остро требовалась своя канцелярия. Было несколько кандидатур в Коллегии иностранных дел, в секретариате Меншикова, в бывшем кабинете Екатерины (Черкассов на днях был сослан по делу Волконской) и Петра I (55-летний Алексей Васильевич Макаров сейчас 'не у дел'). В итоге я выбрал малоизвестного секретаря Сената тридцатичетырёхлетнего Ивана Кирилловича Кирилова. Это сейчас он неизвестный, а для меня это
– Наука не имеет границ, Иван Кириллович, но твой Атлас будет востребован не только в России, но и в других странах.
– Но почему именно Гринвич, Государь? Может быть, использовать тогда более правильно меридиан Парижа или какого-нибудь из немецких городов?
– Британия - владычица морей. Полагаю, когда настанет время странам выбрать какой-то единый нулевой меридиан - изберут именно Гринвич. Особенно если мы сейчас поддержим именно его. Но поговорите также с Делилем насчёт выбора подходящей картографической проекции. Советую взять его в соавторы издаваемого атласа - вам придётся ещё долго работать вместе.
Насколько помню, соперничество Кириллова и Делиля не пошло на пользу российской географии. Нужно приучать учёных работать вместе на пользу науке и государству.
Сегодня был наплыв посетителей в моей приёмной. Не люблю когда люди часами ожидают без пользы для дела, поэтому попросил Левенвольде организовать график встреч со мной так, чтобы посетители приходили не все сразу с утра, а к назначенному часу сюда, в приёмную, в мастерскую при Летнем дворце или в офицерское собрание преображенцев. Заодно разделить всех на три группы: придворные плюс чиновники, мастера и купцы, военные. График мой складывался теперь следующий. Вставал рано, в пять утра. Два часа занимался бегом, физкультурой, гимнастикой, плаванием. С семи утра до обеда вёл приёмы или сам посещал различные заведения вроде Академии, коллегий, гимназии и т.д. После обеда старался уделять время мастерской, а вечером отправлялся в офицерское собрание. В Посольский дворец возвращался к ночи. Навещал сестру и за полночь ложился спать. Режим жёсткий для моего детского организма, но, втянувшись, я на удивление не испытывал большого неудобства.
Возвращаясь к сегодняшнему дню - я провёл серьёзную встречу с Дмитрием Михайловичем Голицыным. Интересный человек: образованный, гордый своей знатностью и с принципами. Решил для себя, что в качестве министра финансов он может быть неплох. Поэтому предложил ему объединить под своей властью разрозненные финансовые ведомства, но с условием, что сделает структуру коллегии функционально логичной как в столице, так и в провинциях. Озвучил ему намерение либерализации экономики, сокращения множества ненужных налоговых изобретений своего деда и ликвидации внутренних таможен. Плюс дал отмашку на подготовку введения бумажных ассигнаций в денежное обращение. В общем - загрузил по полной программе, но кажется, князю это понравилось.
До Голицына общался с генерал-аншефом Христофором Антоновичем Минихом. Причиной встречи стало возобновление проектирования канала через Белое озеро. Корчмин скоро умрёт и я посоветовал Миниху подключаться к проекту, так как строить каналы придётся ему. На вопрос, есть ли в казне деньги на такое масштабное строительство, сказал что денег пока нет, но для меня этот канал приоритетен, поэтому строить начнём обязательно и желательно сделать это всё в самые сжатые сроки, а значит, в дополнение к 25тысячной армии строителей у Миниха появится ещё две-три таких же армии на строительстве обходных каналов и шлюзов. Соответственно, нужно будет организовать быт и снабжение десятков тысяч людей в течении многих лет. Не уверен, правда, что средства для строительства будут в казне уже на будущий год, но к весне 1729 года стройка должна уже кипеть. Об этом я Миниха и предупредил, попросив только не афишировать до времени мои планы перед членами Верховного Тайного Совета. При этом мы оба выразительно не смотрели на сидящего чуть в стороне Левенвольде. Полагаю, Рейнгольд также не станет специально информировать Остермана, или тем более Меншикова или Голицына. Очень хотелось пообщаться с Минихом на общеармейские темы, но зашедший тихо Кириллов сообщил, что Голицын уже в приёмной, так что я отпустил генерала, выразив надежду на продолжение разговора в другой раз.
После Голицына у меня была долгая беседа с секретарём Академии Шумахером.
Так как зимой я планировал надолго перебраться в Москву, Блюментрост последует за мной, и руководить Академией придётся кому-то другому. Посоветовал до моего отъезда разработать Устав Академии, главным пунктом которого станет выборность Президента Академии из числа профессоров и адъюнктов. И выбирать будут сами учёные. Правда, число адъюнктов я хочу расширить такими людьми как Корчмин, Кириллов, Батищев. Пусть готовят диссертацию, защищают её перед учёными и получают звание внештатного адъюнкта российской Академии, что не даст им постоянного денежного оклада, но позволит участвовать в выборах. В общем, пусть думают там у себя. В любом случае, если приемником Блюментроста станет сам Шумахер, у него будет ограничитель власти в лице Научного Совета Академии.
Припомнил я также, что пора в полной мере Академии соответствовать своему названию Академии наук и художеств и учредить четвёртый класс, в который войдут художники, композиторы и архитекторы.
Среди прочих посетителей сегодня общался с рудознатцем Григорием Капустиным. До сих пор я откладывал использование своих знаний о местоположении разных руд и минералов, но сегодня решил сделать первый шаг обширной геологоразведочной программы, поэтому попросил Капустина поискать минерал касситерит (оловянная руда) вблизи северного берега Ладожского озера. Не уверен, что Кительское месторождение удобно для разработки, но олово металл дефицитный и какое-то время добыча может окупаться.
В последние дни совершенно нет времени поучаствовать в охоте. Я скучал по звукам рожков, лаю своры гончих, толп разодетых всадников и всадниц, азарта погони или терпеливого ожидания в засаде, моменту выстрела и восторгу победы, возможности похвастать трофеем и посиделкам у ночного костра. Не было времени даже перебраться в Петергоф на лето, хотя в столице жарко, воняет из каналов и с мостовых. Но каждый день я старался находить время добраться до конюшни, тепло поздороваться с конюхами и шталмейстерами, вдохнуть запах сена и навоза, посмотреть на новых жеребят или поделиться заботой с коновалом о какой-нибудь заболевшей кобыле, просто пообщаться с другими любителями лошадей. Обер-шталмейстер Ягужинский, главный по царевым конюшням, побыл в Петербурге совсем недолго и был направлен в Малороссийскую армию, не успев толком отдохнуть после миссии при польском сейме в Гродно. По этому поводу у меня произошла интересная встреча с канцлером Головкиным, пришедшем просить за своего зятя. Граф Александр Гаврилович Головкин всегда вёл себя предельно скромно для своего высокого положения. Носил старый неброский сюртук и годами не менял огромный старомодный парик. Трудился добросовестно, не пропуская заседания Верховного Тайного Совета или Коллегии чужестранных дел, Президентом которой являлся. Скупой и чрезвычайно богатый, он пользовался доверием моего деда, но всегда знал границу своих действий, за которую не переступал. Инициатива с высылкой Ягужинского принадлежала Меншикову. Об этом знали все, поэтому прошение Головкина стало для меня признаком того, что ряды заговорщиков против Светлейшего князя расширились за счёт канцлера. По моим прикидкам, Алексей Долгоруков и Остерман уже начали плести сеть этого заговора. Возможно, и Апраксин уже как-то в этом участвует. Вряд ли они смогли привлечь к своим рядам Голицына, но сейчас им важнее обеспечить поддержку мою и гвардии. Возможно, эта беседа являлась первым прощупыванием моей позиции.
– Александр Гаврилович, страной правлю не я, а Верховный Тайный Совет. Вас там девять человек кроме меня. Договаривайтесь друг с другом о том, чтобы вернуть Ягужинского.
– Но как же, Государь! Ты опора и единственная власть в империи! Мы на то и советники, чтобы только советовать!
Головкин преданно ел меня глазами, а я, чуть наклонив голову, смотрел на него и держал многозначительную паузу.
– Я тоже считаю, что могу управлять страной лучше Верховного Тайного Совета. Но сейчас я занят подготовкой проводов домой герцогов голштинских и цесаревен.
Вот так! Головкин не дурак и поймёт, что после отъезда двух герцогов и их жён, число членов Верховного Тайного Совета сократится с десяти до шести и что царь полностью возьмёт власть в свои руки! Тянуть с определением своей позиции Головкин не стал.
– Ваше императорское величество является лучшим правителем, которого могла бы желать Россия! Всецело поддерживаю любое ваше решение, Государь!
Ещё один камушек на весах против Меншикова. Стоит поощрить Головкина за правильный выбор.