Пётр Рябинкин

Кожевников Вадим Михайлович

– Он что же, по своей специальности на фронте?

– То есть?

– Ну, только на мужскую стрижку переквалифицировался?

– Да, - печально и иронически сказал парикмахер, переквалифицировался. И даже по атому поводу у него на левом рукаве обозначение нашито. Черный суконный ромб, и на нем скрещенные, как раскрытые ножницы, стволы пушек изображены.

– Артиллерист?

– Угадали!

– Серьезная специальность.

– А он у меня всегда серьезным мальчиком был...

– Разрешите? Как вас по имени-отчеству?

– Сергей Осипович.

–

А меня Алексей Григорьевич.

– Очень приятно, - без улыбки сказал парикмахер.

Но когда вышли из хода сообщения, Трушин все-таки посоветовал Сергею Осиповичу взять противогаз и винтовку, опасаясь, что бойцы могут всякими шутками обидеть этого человека.

В ротном блиндаже парикмахеру было отведено рабочее место.

Трушин взял список наличного состава подразделения и, как прежде, в мирной жизни, задумывался над списком рабочих своей бригады перед распределением премий, так и тут задумался, кого вызывать к парикмахеру первый, в соответствии с боевыми заслугами, высокой дисциплиной по службе. Разметив цифрами список, он отправил с этим списком связного. И он счел нужным все-таки предупредить Сергея Осиповича, что, поскольку здесь траншеи прежде были заняты противником, а у фрицев, по-видимому, нет такой манеры, чтобы проверять солдат на вшивость, и, может, даже им становится теплее от этого, потому что чешутся, скребутся, содействуя кровообращению...

– Короче, - попросил парикмахер.

– Ну, словом, будьте деликатны, если чего обнаружите, - скорбно сказал Трушин.

– Вежливость, - сухо сказал парикмахер, - это первый закон в нашем деле.

Солдат входил в блиндаж сконфуженно, улыбаясь, смущенный и вместе с тем осчастливленный таким необычным почетом на переднем крае в условиях, когда каждый штык на счету и противник подпирает.

– Прошу, - говорил Сергей Осипович и щелкал встряхнутой простынкой. Вы какую стрижку предпочитаете? Полечку, бокс, полубокс, бобриком или аккуратно под машинку?

– Чего скорее, то и давай.

– Вам так некогда?

– Для чего фасонить-то?

– У бойца должно быть все в ажуре, внешний вид тоже, - строго говорил Сергей Осипович.
– Это, знаете ли, немец себе внушает, что мы некультурные.

– А что вы хотите от расистов?

– У вас, извините, верхняя губа расшиблена, бритвой беспокоить не посмею. Осторожно ножничками пройдусь, сформирую растительность а-ля Дуглас Фербенкс. "Знак Зерро" в кино видели? Вам подойдет. По медалям понимаю, тоже обладаете исключительной отвагой.

Явился хмурый солдат с глубоко впавшими щеками, высокий, лицо его было землистого цвета, снял ушанку, на голове грязная, заскорузлая повязка. Сел на ящик против зеркала, потребовал:

– Подровняй маленько...
– Спохватился и стал сматывать бинт, морщась от боли.

– Тебе в санбат надо, Егорычев, - сказал поспешно Трушин.
– Я же тебе приказывал, ступай в санбат. Солдат встал, произнес обиженно:

– Значит, нельзя?
– И заявил со злостью: - А в санбат я не пойду! Нечего мне там околачиваться.

–

Один момент, - сказал Сергей Осипович, объявил обнадеживающе: - Нет таких трудностей, каких не могли преодолеть большевики.
– Обратился к Трушину: - Вызовите санинструктора освежить на товарище повязку, и мы с ним комплексно клиента обслужим.

И пока санинструктор делал перевязку, Сергей Осипович, жалостливо морщась, работал машинкой, ножницами. Закончив, посоветовал:

– Одеколон не рекомендую. У вас кругом дополнительные царапины, вызовет нежелательное ощущение.

– Жалеешь?
– спросил солдат.

– Причинять боль не имею права.

– Одеколов жалеешь?

– Встаньте, - попросил парикмахер.

Боец встал. Сергей Осипович брызгал из пульверизатора на обмундирование. Парикмахер обошел солдата вокруг, продолжая нажимать на резиновую грушу. Потом приблизился, вздохнул. Объявил:

– Аромат гарантирую, сутки будет пахнуть, как от жениха на свадьбе.

Солдат спросил:

– Вы всегда такой?

– Какой?

– Ну, веселый.

– С приветливыми людьми приятно и повеселиться, - бодрой скороговоркой сказал парикмахер. Крикнул: - Прошу следующего!

Когда Сергей Осипович коснулся машинкой головы нового солдата, он вдруг спросил встревоженно:

– Беспокоит?

– Нет.

– Извиняюсь, но вы дергаетесь. Я полагал, оттого, что, может, машинка засорилась, дерет.

– Да нет, я теперь всегда так.

– Контузия?

Солдат, испуганно покосившись на Трушина, пояснил:

– Но я к ней уже приспособился. Ловлю момент сразу после, как дернет, перед тем, как снова дернет, и тогда на спусковой крючок нажимаю. Конечно, не та меткость, но все-таки. А для того чтобы гранату бросить, это даже совсем ничего.

Сергей Осипович вдруг занялся самообслуживанием, опрыскал себе лицо из пульверизатора и, вытирая глаза и лицо салфеткой, переспросил:

– Так, вы говорите, ничего, нормально?

– Порядок, - согласился солдат.

Сергей Осипович медленно, тщательно застегнул пуговицы на воротнике солдата, так медленно, будто не хотел отпускать этого клиента, потом, обращаясь к Трушину, когда солдат ушел, сообщил задумчиво:

– Вы обратили внимание, волос у него со лба хохолком растет. Мастеру надо такое обстоятельство особо учитывать. Сыну, например, только я умел красивую стрижку делать, поскольку у него тоже волос не стандартно, хохолком рос.

После того как бойцы были обслужены, Трушин самолично приготовил угощение парикмахеру. Но тот сказал!

– Извините, но я лучше прилягу.

Разувшись, парикмахер лег на топчан, положив выше головы на скатанный полушубок ноги. Голые ступни Сергея Осиповича были вздуты, черно-лилового цвета. Заметив взгляд Трушина, парикмахер объяснил:

– Чисто профессиональное явление, застой крови в нижних конечностях от длительного пребывания в вертикальном положении.
– Сказал презрительно: Может, за границей где-нибудь и обслуживают клиента сидя, но это же не работа, профанация.