Петр Столыпин. Революция сверху
Шрифт:
Власти с забастовками боролись – причем исключительно тупо. Любой трудовой конфликт считался «подрывом устоев». Вместо того чтобы пытаться проблемы разрешать, шли на поводу у предпринимателей – и пытались справиться с забастовщиками с помощью репрессий. Но это было не так-то просто. Зачинщиков забастовки выявить довольно легко. Их можно было привлечь. А вот, так сказать, «второму уровню», активистам, предъявить что-то было непросто. Выход нашли. Я уже упоминал, что рабочие формально продолжали оставаться членами общин. Так что всех рабочих, заподозренных в том, что они смутьяны, попросту высылали по месту жительства. Благо у губернаторов
И вот представьте этих людей. Их выдергивали с заводов и отправляли в родные деревни, чему ребята совсем не радовались. Активистами были квалифицированные рабочие, а они зарабатывали куда больше крестьян, к тому же любили свою работу. Кроме всего прочего, они усвоили «логику классовой борьбы».
А эта логика четверть века спустя была сформулирована в знаменитом «Гимне рабочего фронта».
«И так как ты рабочий,Не верь, что нам поможет другой.Свободу себе добудем в борьбеСвоею рабочей рукой».Но самое главное – эти люди были в крестьянской среде своими! Они в этих деревнях выросли, всех знали – и знали, как с односельчанами разговаривать. И эти ребята поднимали людей.
И вот тут-то сыграли свою роль революционеры. Существует подробное описание деятельности эсеровской группы, «заточенной» на работу с крестьянами, действовавшей в 1902 году в Саратовской губернии. (То есть той, в которой несколько позже губернаторствовал Столыпин.) Данные борцы за народное дело первоначально печатали листовки – но особого толка от этого не было. И тут к ним стали приходить крестьяне с просьбами – научить их, как изготавливать гектограф, простейшее множительное приспособление. Благо это печатное устройство изготовить очень нетрудно, для данной задачи никакой технической грамотности не требуется. А всё необходимое для этого можно было свободно купить в любом уездном городке [25] . Революционеры научили. И крестьяне стали изготавливать свои листовки. Как говорится в рекламе, почувствуйте разницу.
25
Для гектографии требуются глицерин, желатин и анилиновые чернила. Это продавалось соответственно – в аптеках, продуктовых и писчебумажных лавках.
В конце концов, крестьянские выступления были подавлены. Однако кое-какие подвижки наметились.
«В феврале 1903 г. было провозглашено обещание облегчить выход из общины, в марте ликвидирована круговая порука общинников, в августе 1904 г. отменены, наконец, телесные наказания крестьян. В 1904 г. – крестьян перестали пороть за недоимки, как в Средневековье!!! И отменили ответственность всех общинников за проступки одного. Удивительный прогресс для “Великой России”».
(И. Поморцев)
Не говоря уже о том, что началась работа над крестьянской реформой. Шла она, правда, ни шатко ни валко. Для принятия серьезных решений потребовалась вторая серия…
Осмысленный и бескровный
Обстановка продолжала накаляться. Высокопоставленный сенатский чиновник писал в Министерство юстиции: «Присматриваясь к длинному ряду лиц, проходящих перед моими глазами на суде, – прислушиваясь к их показаниям и говору, я выношу убеждение, что крестьяне устрашены, но вовсе не убеждены. Крестьяне меня поражают еще и не замечаемой в годы моей бывшей службы на местах не то своей одичалостью, не то особой сосредоточенностью. Во всяком случае, недоверчивость к начальству, полная от него отчужденность проглядывается во всем».
Первую русскую революцию связывают с Русско-японской войной. И это верно по отношению к городам. Деревню же она затронула лишь косвенно. Мобилизация проводилась, но не в полной мере. Хотя, конечно, всеобщее общественное возбуждение докатилось и до деревни. Тех же самых бастовавших рабочих продолжали высылать – причем уже в куда большем количестве. Тем более что политическая грамотность рабочих сильно повысилась. Особенно после «Кровавого воскресенья».
Однако основными причинами были собственно деревенские.
«Движение началось в феврале 1905 г. в той же черноземной полосе (на этот раз с Курской, Орловской и Черниговской губерний), и опять же с изъятия хлебных запасов в помещичьих экономиях и распределения среди населения окрестных сел, которое в очередной раз встречало весну впроголодь. Первые группы “арестованных” грабителей на вопрос властей: “Чего вы хотели?” отвечали: “Мы хотели и хотим есть”.
Осенью 1905 г. крестьянское движение охватывало свыше половины Европейской России, практически все регионы помещичьего землевладения. Всего за 1905 г. было зарегистрировано 3228 крестьянских выступлений, за 1906 г. – 2600, за 1907 г. – 1337».
(И. Поморцев)
Уже позже, в июле 1906 года, крестьяне Новоосколького уезда Курской губернии писали наказ в Трудовую группу I Думы:
«Само правительство хочет поморить крестьян голодной смертью. Просим Государственную Думу постараться уничтожить трутней, которые даром едят мед. Это министры и Государственный совет запутали весь русский народ, как паук мух в свою паутину; мухи кричат и жужжат, но пока ничего с пауком поделать нельзя».
Это причина. А вот и цель.
Министр земледелия С. Ермолов писал Николаю II:
«Лозунгом восставших… служила идея о принадлежности всей земли крестьянам».
Причем надо отметить крайне важную особенность крестьянских выступлений этого периода. Это был совсем не «бессмысленный и беспощадный бунт».
Жертв со стороны владельцев усадеб практически не было!
«Разгром помещичьих усадеб не был всего-навсего вандализмом. Крестьяне, по их собственным словам, сжигали жилые и хозяйственные строения для того, чтобы выдворить помещика из деревни хотя бы на два-три года, чтобы не допустить размещения там отрядов карателей… Конечно, невозможность удержать захваченное и жажда мщения за все прошлое также имели значение.
Сказанное позволяет сделать вывод о том, что основные компоненты в механизме революционного насилия, направленного на ликвидацию помещичьего господства в деревне, сложились уже в ходе первой революции. В нем, однако, не было тогда физического истребления противника, не было крови. Свидетельства самые различные, в том числе из органов государственного управления, отмечали: “людей не убивают” (Саратовская губерния); “полное отсутствие случаев насилия над личностью, как самих землевладельцев, так и экономических служащих” (Тамбовская и Воронежская губернии)».