Здесь уж собрались все бояре, окольничие, патриарх, духовенство. Пётр и Иван сидели, окружённые близкими и родными. Но теперь Петра охраняли только дядьки его и царица Наталья. Не видно было многочисленных Нарышкиных, которые прежде наполняли терема сестры-царицы и покои Петра.
Из царевен была только Софья, сидевшая рядом с Натальей.
Один из выборных, пожилой, краснощёкий, по виду скорей торговец, чем воин, заявил:
— Присланы мы от товарищей челом бить. Порядку на царстве стать надо. А как ево завести — о том боярин, князь Иван Андреич, батюшка наш, заступник, добре знает. Он и поведает про наше челобитье государям и всему боярству и царевичам служащим, кому ведать надлежит.
Челом ударил, отошёл.
Прежде чем кто-нибудь успел отозваться на слова выборного, Софья первая заговорила:
— Знаем мы все, и государи ведают добрую службу вашу стрелецкую. Мыслим, и новое дело, о коем челом бьёте, на добро будет. А все же — потаить нельзя — много и буйного излишества творилось в эти дни. Сказывали мне, не от старых, коренных стрельцов та смута. Ненаказные то поселяне, пришлецы подгородные грабежи да татьбу [79] творили. Да молодёжь безусая, пьяная, котора и старших не слушала и Бога не боялась. А боле штоб того не было. Вот уж и мирные люди сбираются добро своё — хоть смертным боем боронить. И град весь опустел. Суда-правды нигде не найти. Приказы опустели… Не везут и хлеба в Москву ниоткуда, убояся лихих людей. Мы и государи слушать рады. А и вы, стрельцы, мои слова послушайте. Сами замиритесь и других смиряйте. Ей-ей, лучче будет. Обещаете ли?
79
Кражи, хищения — всякий разбой и грабёж.
— Твои рабы, царевна… Разумница ты наша… Тебе и государям послужим. Бог видит: все бесчинства сократим… Себя не пожалеем… Любо ли, ребята?
— Любо, любо, — крикнули выборные своему вожаку.
— Бог слышал. Ну, сказывай, што надо, князь Иван Андреич, — обратилась к Хованскому царевна.
Князь вышел вперёд и поклонился. Сын его, Андрей, тоже занял место за плечами у отца.
— Во имя Господа всеблагого, вот што поведать
должен вам, государи, Иван Алексеич да Пётр Алексеич, царица Наталья Кирилловна, да государыня-царица Марфа Матвеевна, и царевна-государыня Софья Алексеевна, да отец патриарх со всем собором, и бояре, князья, царевичи, дума царская. Многие беды нашли на землю от той причины, што царь наш, великий князь, и летами мал, и не старший в роду царевич, на трон вошёл родителя и брата своего, государей усопших. А посему челом бьют защитники трона царского, стрельцы московские и солдаты в полку, што на Бутырках, народ весь, и власти все духовные: стать бы на царство старшему брату, царевичу Ивану Алексеевичу, первым царём. А молодшему брату, Петру Алексеичу, оставатца на троне ж вторым царём. Как было во времена былые, в Царьграде, при братьях-императорах Гонории [80] и Аркадии, так же при Василье да Константине, земле во благо, людям на радость, государям на прославленье. И так тому быть мочно: придут иноземные послы — выходить к ним и принимать их царю второму, Петру, как первый царь здоровьем слаб и глазами скорбен. Войско вести на неприятеля — тому же Петру-государю. А московским государством, землёю всею править купно с боярами — первому царю, Ивану Алексеичу. Так любо ли? — обратился к выборным князь.
80
Гонорий (384-423) — с 395 года номинально император западной Римской империи. Фактически империей управлял полководец Стилихон.
— Любо… Любо! А ежели хто не пожелает, воспротивитца тому, сызнова придём с оружием, и будет мятеж немалый, — не выдержав, послали угрозы выборные. И обратились прямо к царевичу Ивану:
— Што же государь сам слова не скажет нам, рабам своим? Волишь ли быть первым на царстве?
— Не молчи. Скажи своё слово! — внушительно, хотя и негромко, заметила брату царевна Софья.
— А што мне им сказывать? — щуря свои больные глаза, угрюмо заговорил Иван. — Поставили — так буду царь. Первым-то уж и не надо бы мне… А и то сказать, буди воля Божия.
— Вестимо: выборные не собою говорят, но Богом наставляемы, — перебила упрямца царевна. — Дальше что скажешь, князь Иван Андреич?
— А другое челобитье стрелецкое и земское, всенародное, такое: в пособие юным государям для многотрудности царсково управления — да помогает сестра их старейшая, премудрая царевна-государыня Софья Алексеевна на многие лета. Так, любо ль?
— Любо!.. На многие лета!..
— И нынче штобы от патриарха святейшего собор был созван и приказ был дан: присягу принимать тем обоим государям. И все бы присягою крепко стало. Любо ли?
— Любо, любо!
И один из выборных, подойдя к окну, стал махать шапкой стрельцам на площади.
— Любо, любо!.. — громовым откликом долетело сюда немедленно, и зарокотали барабаны, зазвонили колокола…
Софья выждала, когда стих шум, и в ответ на такую просьбу, похожую на приказание, с поклоном отвечала:
— Все так и повершим, как вы просите, ратники славные, пехота наша верная. Верую: не вашей то волей, Божиим хотением все объявилось. Челом бью за доброхотство ваше. Отныне не стрельцами московскими — надворной пехотой государевой именовать себя почнете. И в начальники назначается вам верный и храбрый слуга царский, князь Иван Андреич Хованский. А в подмогу ему — сын ево же, князь Андрей Иванов. Так любо ли?
— Любо, любо!..
— Да ещё за все заслуги ваши, за промыслы о царстве, о спокойствии земском — жалуем вам, полкам всем стрелецким и солдацкому, што в Бутырках, сплошь по спискам, мал, велик ли человек, все едино — по десять рублёв. Ежли в казне нашей государской враз таких денег не станет, — брать вам ту дачу с патриарших и властелинских крестьян и с монастырских и с бобыльских, также и с приказных людей по окладу, какой идёт им от казны. И с дьяков и с подьячих. Любо ли?
От площади снова откликнулось им тысячеголосое, мощное эхо толпы:
— Лю-юю-юбо!..
— Святейший отец патриарх, тебя вопрошаю, — только теперь задала Иоакиму вопрос царевна, — оклады те брать с крестьян твоих и властелинских дозволишь ли али инако укажешь казну собрати?
— Кесарево — кесареви, мудрая царевна-государыня, — только и ответил евангельской отповедью святитель на лукавый, фарисейский вопрос.
Но стрельцы, в большинстве — аввакумовцы, капитоновцы и никитовцы, закоренелые староверы — и внимания не обратили на смирение Иоакима.
Снова заговорил Хованский:
— Ещё челом бьют тебе и государям слуги ваши верные, надворная пехота государская. Штобы и на многие годы потом знали люди, внуки и правнуки наши: отчего настало великое побиение за дом Пресвятой Богородицы и за вас, государи; какое великое пособие оказали полки стрелецкие с солдацким Бутырским полком купно, штобы всем то было ведомо: за какие вины побиты столь многие и высокие персоны, даже царской крови близкие, — на том месте, на Красной площади, где изменников тела ныне лежат, — поставить каменный столб с надписями [81] и все действо стрелецкое, службу их верную и вины изменников начертать. И нихто да не посмеет стрельцов тех бунтовщиками либо изменниками звать. Так любо ли, товарищи?
81
Надписи эти гласили: «Божиею милостию мы, Великие Государи, Цари и Великие Князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцы. В нынешнем 7190 (1692) году, Июня в 6 день, били челом нам, Великим Государям, нашего Царскаго Величества Московских полков надворныя пехоты пятидесятники, и десятники, и рядовые, и солдатских выборных и всех полков урядники, и солдаты, и пушкари, и затонщики (стрелки затинных пищалей, то есть огнестрельных орудий. — Примеч. ред.), и гости, и гостиной сотни, и посадские люди всех черных слобод и ямщики всеми слободами: в нынешнем де во 7190 году, Мая в 15 день, изволением всемилостиваго Бога и Его Богоматери Пресвятые Богородицы, в Московском Российском Государстве учинилися побиение за дом Пресвятая Богородицы, и за нас, Великих Государей, и за все наше Царское Величество, от великих их к ним налог, и обид и от неправды в царствующем граде Москве, боярам князю Юрию да князю Михаилу Долгоруковым, за многая их неправды, и за непохвальные слова, и без наших Великих Государей указов многих их братью, бив кнутом, ссылали в ссылку в дальние города; да он же, князь Юрий Долгоруков, будучи у наших Государских дел в стрелецком приказе, им учинил из нашей Государской казны денежную и хлебную недодачу все в перевод; а думнаго дьяка Лариона Иванова убили за то, что он к нему ж, князю Юрию и князю Михаилу Долгоруковым приличен; да он же, Ларион, похваляйся, хотел ими безвинно обвешать весь земляной город вместо зубцов у Белаго города; да у него ж Лариона взяты гадины змеиным подобием; а боярина князя Григория Ромодановского убили за его к нам, Великим Государям, измену и нерадение, что он, будучи на наших Государских службах, у наших Государевых служилых людей воеводою, город Чигирин Турским и Крымским людям с нашею Государскою всякою казною и с служилыми людьми отдал, забыв страх Божий, и крестное целование и нашу Государскую к себе милость, и с Турскими и с Крымскими людьми письмами ссылался; а боярина Ивана Языкова убили за то, что он, стакався с прежними их полковниками, налоги им великие чинил, и взятки великия имал, и прежним их полковникам на их братью наговаривал, чтобы они полковники их братью били кнутом и батоги до смерти; а боярина Артемона Матвеева, и Даниила дохтора, и Ивана Гутменши, а сына его Даниилова побили за то, что они на наше Царское Величество злое отравное зелье, меж себя стакався, составляли, и с пытки он Данило жид в том винился; а Ивана да Афанасья Нарышкиных побили за то, что они Иван и Афанасий применяли к себе нашу, Царскаго Величества, порфиру, и мыслили всякое зло на нас, Великаго Государя, Царя и Великаго князя Иоанна Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца; а преж сего они ж, Иван да Афанасий, блаженныя памяти на брата нашего Государева, Великаго Государя, Царя и Великаго Князя Феодора Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, мыслили всякое зло, и за такое злое их умышление были сосланы в ссылку; а полковников: Андрея Дохтурова и Григория Горюшкина побили за то, что они, будучи на наших Государских службах, ругаяся их братьи, били кнутом и батоги без нашего Государскаго указу до смерти; а думнаго дьяка Ларионова сына Василья убили за то, что он ведал у отца своего на наше Государское Величество злыя отравныя гадины и в народе не объявлял; а думнаго дьяка Аверкия Кириллова убили за то, что он, будучи у наших Государских дел, со всяких чинов людей великия взятки имал, и налоги народу и всякую неправду чинил; а боярина Петра Михайловича Салтыкова сына, его Феодора Петровича, умысля воровски они, бояре князь Юрий Долгоруков с товарищами, подменили вместо Ивана Нарышкина, хотя его от зломысленных дел и от смерти свободить, велели его Феодора с крыльца бросить; и они побив их, князя Юрия с товарищами, за их всякия неправды и измены, ныне бьют челом, и просят у нас, Великих Государей, милости всего Московскаго Государства все служилые люди, и гости, и гостиных сотен, а Кадашевцы, и дворцовые и конюшенных слобод и посадские люди, и ямщики всех слобод, чтобы за их многия службы, и за верность пожаловали мы, Великие Государи, указали среди своего Московскаго Государства учинить в Китае городе на Красной площади столб, и тех побитых злолихоимателев, кто за что побиты, на том столбе имена подписать, чтобы впредь иные, помня Государское крестное целование, чинили правду; и против того им, надворной пехоте, и в солдатские во все полки, и пушкарям, и в гостиныя сотни, и в Кадашево, и в дворцовыя, и в конюшенныя, и чернослободцам, и в ямския слободы дата им наши, Государския жалованныя грамоты, за красными печатями, чтобы на Москве, и на наших Государских службах и в городах их, надворную пехоту, и солдат, и пушкарей, и гости, и гостиных сотен, и черных слобод посадских людей, и ямщиков, Московскаго Государства бояре, и окольничие, и думные люди, и весь наш Государский сингклит, и никто никакими поносными словами, и бунтовщиками и изменниками не называли, и без наших Государских именных указов, и без подлиннаго розыску их всяких чинов людей ни кого бы в ссылки напрасно не ссылали, и безвинно кнутом и батоги не били и не казнили; потому, что они служат искони нам, Великим Государям, со всякою верностию и без всякой измены, а нигде на наших Государских службах измены, и прослуги и городам от них сдач не бывало; и складывают свои головы на наших Государских службах за дом Пресвятая Богородицы, и за нас, Великих Государей, и за православную Христианскую веру; и кровь они свою проливают, и против наших
Государских неприятелей бьются, не щадя голов своих; но ныне стоят, и служат, и радеют, потому ж за дом Богоматери и за нас, Великих Государей; грабительства де их и ни каковаго злато умышления на наш Государский дом и на сингклит, и на все чины Московскаго Государства думы нет и не бывало; а что кто ныне всякаго неслужилаго чину грабительства чинил, и с таким было потому же наказание. А впредь обещаются они служите и радети нам, Великим Государям, со всякою же верностию; а что ныне бояр, и окольничих, и думных людей и всего Государства домов боярские люди к ним приобщаются в совет, чтобы им быть из домов свободным, а у них с ними боярскими людьми ни с кем приобщения никакого и думы нет; а когда по нашим Государским указам бывают они посыланы на службы, и им для наших Государских служеб дается на подъем наше Государево жалованье, денег по два рубли человеку, и на те деньги покупают лошади и всякую служилую рухлядь, и в дорогах и на службах те лошади, покупая корм дорогою ценою своими деньгами, избывая с себя платье, кормят, и от того они денежнаго малаго подъему разоряются в конец, без остатку; а которые под пушками станки и колесы кованы были в разных годах для наших Государских служеб и с посольских выездов разными образцами, и знамена, и барабаны, и всякия приказныя полковыя строения, делано выворотом из наших Государских полугодовых жалованьев и из их паев великие вывороты; прежде сего, при бывших Государях, на полковыя строения были деньги даваны из нашей Государской казны, а не из их дачь; и нам бы, Великим Государям, пожаловати за их многая службы, и за кровь, и за раны, и за полонное терпение, и за осадное сидение велети против сего их челобитья наш, Великих Государей, милостивый указ учинить. А кто их учнет называть какими поносными словами, или бунтовщиками и грабителями, и тем людям, кто кого назовет, про то розыскав в правду, велети наш Великих Государей милостивый и рассмотрительный указ учинить без всякия пощады, а буде кто на кого такия слова напрасно взведет, или по какой недружбе учнет ложно бить челом, и о том подлинно сыщется, что он таких слов не говаривал, и тем бы людям, кто на кого напрасно взведет потому ж наш, Великих Государей, указ учинить без всякия ж пощады, и о том дата ведомости в царствующем граде Москве всяких чинов людям; а на Москве и на наших Государских службах без них им женам и детям их велеть давать наше Великих Государей жалованье без всякаго вывороту, и от дьяков и от подьячих без выкупу; и что бы будучи у наших Государских дел во всяких приказах начальным людям, дьякам и подьячим со всяких чинов людей ни каких посулов не имать, и всякия невершенныя и крепостныя дела вершить безволокитно. А начальные люди, кто у которых полков будет, для своих прихотей за их малыя вины без ведома пятидесятников и урядников кнутом и батоги не били; а что кому доведется за какое дурно наказанье учинить, и о том они впредь за тех людей не стояли бы; и на Москве и на наших Государевых службах, и идучи на службы и с служеб по дорогам на всяких начальных людей и на друзей их никакой работы им не работать; из нашего государскаго жалованья дворовых денег, и недослуженаго на их братьи на отставных, и после их на женах их и на детях никаких денег не править; и у нашей Великих Государей казны, у денежнаго сбору, быть сборным людям изо всех посадских и черных сотен, из гостей, из гостиной сотни в приеме и в расходе во всех приказах потому, чтоб нашей Государской казне никакой порухи не было; а которые на наших Государских городах на кабаках, и в таможнях и во всяких сборах сидят головы и полуголовы, и тех считать на городах по книгам, и деньги присылать без посулов; а которые наши Великих Государей деньги на гостях, и гостиной и суконной сотен и слобод долги, и на них выбирать нашей Великих Государей казны не давать, потому, что де дьяки и подьячие нашу Великих Государей казну дают из посулу многие годы; а на гостях и гостиной и суконных сотен и всяких чинов на людях на Москве и в городах долговыя деньги выбирать по нашему Великих Государей рассмотрению; и их надворную пехоту и солдатских полков на наши, Великих Государей, службы посылать по очереди полками без выписок, и на наших, Великих Государей, службах в городах быти им погодно; а на наших же Государевых житных дворах у хлебнаго приему и у раздачи быти в целовальниках из черных сотен посадским людям, а не из их Московских полков надворной пехоты людям. И мы, Великие Государи, указали по челобитью их Московских полков надворной пехоты и солдат и всех вышеописанных чинов людей в Китае на Красной площади сделать столб, и кто за что побиты, подписать; а их, надворную пехоту, и солдат, и пушкарей, и гостей, и гостиных сотен, и черных слобод посадских людей, и ямщиков на Москве и на наших Государевых службах и в городах боярам нашим, и окольничим, и думным людям и никому бунтовщиками и изменниками не называть, и без именнаго нашего, Великих Государей, указа их и ни каких людей не казнить, и в ссылки ссылать и без подлиннаго розыску наказания чинить не велели; а велели винным за всякия вины чинить указ го розыску, смотря по винам, кто чего достоин; а им, надворной пехоте и солдатам всех полков, и всех вышеписаных чинов людям ныне и впредь к боярским людям не приставать, и в совет их к себе не принимать; а будет и впредь боярские и иных чинов люди в каком воровстве объявятся, а они про них сведают, и им их имать и приводить в стрелецкий приказ. Да пожаловали мы, Великие Государи, их надворную пехоту и солдат за их многая службы велели им впредь давать нашего Государскаго, жалованья для дальних полковых и городовых служеб на подъем к прежним подъемным деньгам в прибавку по рублю человеку которым наперед сего на подъем дачи бывали; да у них же в полках на наших, Великих Государей, службах быти у пушек пушкарям по прежнему, а им, надворной пехоте, у того дела не быть, а под нашею, Великих Государей, всякою полковою казною быти подводам с проводниками во всех службах с приезду до отпуску, каких чинов людям по нашему, Великих Государей, указу быть доведется, а впредь надворной пехоте и в солдатских полках пушечные станки и колеса оковывать, и знамена, и барабаны, и всякое полковое строение делать из стрелецкаго приказу нашею, Великих Государей, денежною казною, а у них надворной пехоте и у солдат годовых их окладов и денежнаго жалованья на то строение не вычитать, а что до сего их челобитья у них, надворной пехоте, и в. солдатских полках полковаго строения построено, и тому всему строению в тех приказах и в полках быть по прежнему а им то все вышеписаное полковое строение беречь всякими обычаями, чтоб потери и порухи ничему не было; а буде ему от кого учинится какая поруха, или кто что испортит небрежением, и то делать тому, кто что испортит А буде кто учнет их называть бунтовщиками и грабителями, и тем людям, кто кого назовет, про то розыскав подлинно, чинить наш, Великих Государей, рассмотрительный указ без пощады, а буде кто на кого такия слова взведет напрасно, или по какой недружбе учнет ложно бить челом, и о том подлинно сыщется, что он таких слов не говаривал, и тем людям, кто на кого напрасно взведет, потому ж чинить наш, Великих Государей рассмотрительный указ без пощады ж, и о том наш, Великих Государей, указ на Москве всяких чинов людям сказать, чтобы они всех чинов люди про то ведали; а буде боярские люди похотят из дворов бояр своих быти из холопства свободны, учнут такия слова на бояр своих затевать, и тому извету не верить; а наше, Великих Государей, жалованье на Москве и на наших Государских службах им, надворной пехоте и солдатам и без них женам их и детям годовые их оклады давать им сполна, без вычету, и дьякам и подьячим от того посулов не давать, и ни малаго им у них ничего не имать; а которые на Москве в приказах начальные люди, дьяки и подьячие, и им со всяких чинов людей посулов никаких не имать же, и дела всякие делать и вершить безволокитно; а полковникам для своих прихотей им, надворной пехоте и солдатам безвинно никому ни какого наказания не чинить, а винным наказание чинить с подлинным свидетельством, смотря по вине, кто чего достоин, при пятидесятниках и десятниках, а солдатам при урядниках; а кнутом их, надворную пехоту и солдат, на Москве без нашего, Великих Государей, указу и стрелецкаго приказу, и в полках и в городах, без ведома бояр наших и воевод, им полковникам не бить; а им, надворной пехоте и солдатам у них полковников, и у начальных людей, и у пятидесятников, и десятников быть во всяких наших Государских полковых и в приказных делах во всяком послушании; а буде кому до кого в чём какое дело, и им на тех людей бить челом нам, Великим Государям, и приносить челобитныя в больших делах в стрелецком приказе, а в малых на съезжия избы к полковникам; а будучи им, надворной пехоте и солдатам, на Москве и на службах, и в дороге идучи на службы и с службы на них полковников, и начальных людей, и на друзей их никакой работы не работать, и изделья ни какого не делать. Да мы же, Великие Государи, пожаловали их, надворную пехоту и солдат, за дворы денег и недослуженнаго на их братьи на отставных, и после их на жёнах и детях имать не велели; а на Москве во всех приказах у нашей, Великих Государей, всякой казны и у денежнаго сбору быти выборным людям, у приёму и у расходу из гостей, из гостиной сотни и чёрных сотен, изо всех слобод посадским людям; а в городах таможенных и кабацких голов и товарищей их по сборным книгам считать в тех городах, а деньги, и счётные списки и что по тем счётным спискам доведётся взять недобранных денег, и то все присылать к Москве, и из нашей Государевой казны денег и товаров и ни какой казны без нашего, Великих Государей, именнаго указу из приказов начальным людям, и дьякам, и подьячим давать не указали; да мы же, Великие Государи, указали впредь на наших, Великих Государей, службах, в полках и в городах и с боярами нашими и воеводами быти им надворной пехоте и солдатам по очереди с полками без выписок, и служить им в городах по годно во время нужды и неприятельскаго наступления; а в Астрахани быть по прежнему по два года, потому что та служба дальняя, и в год переменяться не можно; а на Москве на житейных дворах у приёму и у раздачи стрелецкаго хлеба быть в целовальниках чёрных сотен разных слобод посадским людям; а им надворной пехоте людям у того дела не быть, и им Московских полков надворной пехоте, так же всех полков солдатам и пушкарям, и затинщикам, и гостям, и гостиных и суконных сотен, и дворцовых, и конюшенных и иных чёрных слобод посадским людям, Кадашевцам и ямщикам, нам, Великим Государям, служити и прямити по своему обещанию, как они обещались пред святым Христовым Евангелием, и во всём всякаго добра хотети со всякою верностию без всякия хитрости, и быти им в нашем Государском повелении по своему обещанию непременно безо всякаго прекословия, так же как деды и отцы их и они служили, и во всяком послушании были при деде нашем, Великих Государей, блаженныя памяти при Великом Государе, Царе и Великом князе Михаиле Феодоровиче, всея России Самодержец, и при отце нашем, Великих Государей, блаженныя памяти при Великом Государе, Царе и Великом Князе Алексее Михайловиче, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержце, и при брате нашем, Великих Государей, блаженныя памяти при Великом Государе, Царе и Великом Князе Феодоре Алексеевиче, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержце. К сей нашей, Великих Го— . сударей, грамоте наша, Великих Государей, Царей и Великих Князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцев, печать приложена. Л. Ж.»
— Любо!.. Любо!.. Столб поставить… Уж тово не миновать… Знали бы все… Столб на Пожаре… на Красной площади… Чтобы все видели… Читали бы ваши слова государские. Чтобы нас не казнили потом за вины за старые.
Софья не была предупреждена о такой затее стрельцов, вернее, Хованского с сыном, пожелавших не только оправдать зверства стрельцов, но и увековечить своё имя вместе с их именами.
Но думать было некогда.
Не умолкая звучало стрелецкое «любо…» и здесь, под сводами тронной палаты, и там, на площадях кремлёвских.