Петр Великий (Том 2)
Шрифт:
Женщины ещё оглушительнее зашумели. Не слушая ни себя, ни других, не зная ещё хорошо, в чём дело, они требовали, чтобы сейчас же, всем миром, идти в город с челобитною на Сафонова. Мужикам пришлось пустить в ход кулаки, чтобы как-нибудь добиться порядка.
– Как же быть? – спросил маленький человечек, заросший до глаз серою, как его глаза, бородою. – Неужто же придётся издельным стать?
– А и стать, Андреюшко, – спокойно подтвердил его сосед Пётр Охапкин. – Иль не все едино тебе, что в оброчных, а либо в издельных
Андрей небрежно отмахнулся от старика.
– Тебе-то всё единственно, где силки на птах ставить да баклуши бить, а мы, как трудами жительствуем да в труде изнываем…
Хлюпающий, точно плач младенца, хохот Охапкина заглушил последние слова Андрея.
– Вот то-то ж сказываю и я: вот то-то ж, что в труде изнываете, а брюхо все впусте у вас пребывает!
Он неожиданно смолк и, сгорбившись, отошёл к стороне.
Трясущиеся от старости пальцы, крадучись, смахнули с поблёкших глаз проступившие слёзы.
Сход гомонил, тщетно придумывал выходы из создавшегося положения. Страх попасть из оброчных в издельные был до того велик, что под конец все решили идти к соседнему помещику и предложить ему свои изделия за какую угодно цену, лишь бы добыть нужную для выплаты оброка сумму.
– Беда ли в том, что разоримся? Даст Бог добрых дней, сызнова поправимся, – словно оправдывались друг перед другом крестьяне. – Зато как были оброчными, так и останемся. А в издельные угодим, все пойдёт пропадом.
Борода Андрея колыхалась дымовою завесою, в ней застревали, тонули беспомощные слова:
– Ныне деньгами да рукомеслом откупаемся. А на издельщине трудом своим отдавай господарю то, что ему полагается. Поди вот, порассчитай, сколь труда ему нашего надо. Труд не деньги, не отмеришь его!
Ночью от избы приказчика поскакал в город гонец. На дворе яма, передав коня хозяину, он стремглав бросился в горницу.
На широкой лавке храпел какой-то горбун.
– По здорову ль, Антипушка? – шлёпнул гонец спавшего по бедру.
Горбун ошалело вскочил и, сунув руку под изголовье, выхватил топор.
– Кой леший тут ходит?!
Но, узнав гостя по голосу, сразу успокоился.
Гонец уселся на лавку и шёпотом передал обо всём, что произошло днём в Чекановке.
– Ловко Сафонов их напужал! А? То-то ж! Умственный Сафонов мужик. А с купчинами придумал-то каково? А ни единого в Чекановку не допустил. Во как для тебя старался!
– Значит, пора и торг торговать! – хихикнул Антип.
– Задаром всё отдадут, – подтвердил убеждённо гость. – Деваться-то некуда!
Он помолчал и шумно вздохнул.
– Им двести рублёв отвалишь, Ивану за радение полста да половину с полёта мне за труды.
Горбун всплеснул руками.
– А мне же какая будет корысть? В уме ли ты, чадушко?
Они долго, с ожесточением спорили. Антип клялся перед образами, что истратил уйму денег на мшел [12]
– А товару на много ли? – бессильно прохрипел наконец Антип и с ненавистью оглядел гостя.
12
Мшел – взятка, мзда
– Коли мене чем на семьсот наберётся, нам с Сафоновым ничего не плати.
Жадно облизнувшись, горбун ударил с гонцом по рукам.
Не успели выборные от чекановцев собраться в путь к соседнему господарю, как по низеньким, вросшим в землю избам прокатилась счастливая весть:
– Купчина! Купчина едет!
Вся деревня высыпала за околицу. По дороге, утопая в пыли, тяжело полз обоз.
Въехав на улицу, Антип соскочил с воза и сразу же приступил к осмотру товара. За ним шагал его приказчик и молча отмечал что-то на листе бумаги.
– Уж не отъехать ли нам, покель зря денег не загубили? – щёлкнул себя Антип двумя пальцами по горбу, – Товар—то… того… нестоящий, можно сказать, товар—от…
Сафонов, изо всех сил пытавшийся показать, что держит сторону крестьян, выступил из толпы и возмущённо поглядел на купчину:
– Кой тебе ещё товар нужен, коль сей товар не товар!
Начался торг, жестокий, как спор смертельных врагов. Но больше всех неистовствовал Сафонов. Он лез на Антипа с кулаками, ругал его мироедом, христопродавцем, грозил, что пойдёт жаловаться на него воеводе, и призывал крестьян стойко держаться раз назначенной цены.
Только когда Антип приказал головному вознице тронуться в путь, Сафонов начал сдавать. Он чуть ли не со слезами молил купчину пожалеть убогих людишек, не разорять их.
– Добро уж! – перекрестился наконец горбун. – А по-Божьи, так и на моей шее крест: от щедрот своих жалую к сотне с полстами рублёв ещё полста! Не жалко для Бога!
Сафонову больше нечего было делать на улице. Он ушёл в избу пересчитывать полученный от Антипа мшел.
Глава 4
ПУСТОЙ ЖЕРЕБЕЙ
По соседству с Пушкиным, во владениях стольника Евстафия Суворова, жил крепостной человечишка Петрушка Трифонов. Как-то по весне суворовский приказчик погнал людишек в бор заготовлять сруб для новых господарских хором. В первый же день работы с Петрушкой приключилась большая беда: повалившейся сосной ему раздробило правую руку. Оправившись немного после долгой болезни, Трифонов, чтоб как-нибудь прокормиться самому и не дать умереть с голоду шестерым ребятишкам, вздумал испросить позволения у стольника оставить деревню, чтобы заняться нищенством.