Петр Великий. Ноша императора
Шрифт:
Еще до назначения Ягужинского Петр изменил функции Сената. С 1711 по 1718 год Сенат сам должен был и принимать законы, и претворять их в жизнь. Однако Петр понимал, что государству необходим новый механизм исполнительной власти, что позволило бы Сенату целиком сосредоточиться на вопросах законодательства.
Царь пришел к выводу о необходимости создания нового правительственного органа – коллегий, или министерств, подобных тем, что существовали в Европе. Путешествуя по свету, беседуя с иностранными посланниками и вчитываясь в донесения своих дипломатических агентов, Петр познакомился со структурой государственного управления европейских стран. Он знал, что в Дании, Пруссии, Австрии и Швеции основными правительственными органами являлись коллегии. В Англии также существовала
Наивысшей репутацией во всей Европе пользовалась шведская система правительственных коллегий, и заслуженно: она была отлажена до такой степени, что шведское правительство смогло без срывов управлять страной, невзирая на пятнадцатилетнее отсутствие монарха, потерю армии, крах империи и смертоносную чуму. Петр, восхищавшийся как Карлом, так и шведской государственной машиной и вовсе не считавший для себя зазорным заимствовать что-либо у неприятеля, решил учредить в своей стране коллегии по образцу и подобию шведских.
В 1718 году была разработана новая система государственного управления. Тридцать четыре существовавших ранее приказа [28] заменялись девятью новыми коллегиями: Коллегией чужестранных (позже – иностранных) дел, Камер-коллегией, ведавшей доходами государства, Юстиц-коллегией, Воинской и Адмиралтейств-коллегией, Коммерц-коллегией, занимавшейся вопросами торговли, Берг-и-Мануфактур-коллегией и Штатс-контор-коллегией, в ведении которой находились государственные расходы, и Ревизион-коллегией, контролировавшей расходование бюджетных средств [29] .
28
Число приказов в России XVII – начала XVIII в. точно установить невозможно – процесс реорганизации шел непрерывно. – Примеч. ред.
29
Число коллегий постоянно менялось. В 1721 г. было 11 коллегий, в 1723 г. – 10. В 1722 г. Д. Трезини получил роспись размещения коллегий в новом здании на Васильевском острове. Всего было 12 участков. Кроме 10 коллегий предполагалось построить еще 2 помещения: зал торжественных приемов и Сенат. Так появилось название «здание Двенадцати коллегий». – Примеч. ред.
Президентами этих коллегий назначались русские (причем все из числа ближайших друзей и сподвижников Петра), тогда как вице-президентами становились иностранцы. Впрочем, было сделано два исключения; президентом Берг-и-Мануфактур-коллегии стал шотландец, генерал Яков Брюс, в то время как в Коллегии иностранных дел и президентом и вице-президентом были русские – Головкин и Шафиров. Президенты всех коллегий автоматически становились и членами Сената, что делало этот орган власти подобием совета министров.
Дабы заимствованные за рубежом институты власти могли успешно работать, Петр усиленно приглашал иноземных специалистов. Русские дипломатические агенты, разъезжая по всей Европе, заманивали иностранцев на работу в новые правительственные учреждения России. Приглашали даже шведских военнопленных, выучившихся русскому языку. Некоторые шведы отклоняли подобные предложения – как полагал Вебер, оттого, что опасались препятствий для возвращения на родину. Однако в конце концов иностранцев набралось достаточно, и тот же Вебер с восхищением описывал оживленную деятельность Коллегии иностранных дел; «Едва ли где в мире отыщется ведомство иностранных дел, которое рассылало бы депеши на стольких языках. Здесь шестнадцать переводчиков и секретарей, знающих русский, латинский, польский, верхненемецкий, нижненемецкий, английский, датский, французский, итальянский, испанский, греческий, турецкий, китайский, татарский, калмыцкий и монгольский языки».
Однако, несмотря на то что на всех уровнях в новом правительственном аппарате трудились сведущие иностранцы, новую систему постоянно лихорадило. Иностранные специалисты испытывали большие трудности, пытаясь объяснить русским чиновникам суть новой системы, тем более что даже знавшие язык толмачи не слишком разбирались в специфической терминологии, принятой в Швеции. Еще труднее было растолковать механизм действия новой системы управления провинциальным чиновникам, нередко отличавшимся дремучим невежеством. Порой они слали в Петербург такие донесения, что было невозможно не только отнести их к какой-либо категории деловых бумаг, но даже уразуметь, о чем они, или хотя бы просто прочесть их.
Помимо всего прочего, некоторые президенты коллегий относились к своим обязанностям не слишком ревностно, и Петру вновь и вновь приходилось вразумлять их, словно мальчишек. Он требовал, чтобы они непременно являлись в свои коллегии по вторникам и четвергам и добивались соблюдения должного порядка и приличий как в Сенате, так и в самих коллегиях. Им строжайше предписывалось не вести на заседаниях «разговоров о посторонних делах, которые не касаются службы нашей, а тем менее заниматься бездельными разговорами и шутками», не перебивать друг друга во время выступлений и вести себя как подобает государственным мужам, а не «базарным бабам».
Петр рассчитывал, что, введя президентов коллегий в состав Сената, сделает этот орган власти более эффективным, однако непрекращающаяся зависть и вражда среди сановных вельмож приводили к тому, что стоило им собраться в отсутствие царя, как начинались шумные споры и перебранки. Сенаторы, происходившие из древних родов, такие как Долгорукий или Голицын, презирали худородных выскочек Меншикова, Шафирова и Ягужинского. Президент Коллегии иностранных дел Головкин и ее же вице-президент Шафиров терпеть не могли друг друга. Столкновения становились все более ожесточенными, страсти накалялись, сенаторы открыто обличали друг друга в казнокрадстве. В конце концов, как раз когда Петр уехал на Каспий, была принята резолюция, где Шафиров обвинялся в возмутительном и беззаконном поведении в Сенате. По возвращении Петр отрядил Высший суд из числа сенаторов и генералов для рассмотрения этого дела. Съехавшись в Преображенское, судьи выслушали показания и приговорили Шафирова к смертной казни.
16 февраля 1723 года Шафирова в простых санях привезли из Преображенского в Кремль. Ему прочли приговор, сорвали с него парик и старую шубу и возвели на эшафот. Осенив себя крестным знамением, осужденный встал на колени и положил голову на плаху. Палач занес топор, и в этот момент вперед выступил кабинет-секретарь Петра Алексей Макаров и объявил, что из уважения к долголетней службе государь повелел сохранить Шафирову жизнь и заменить казнь ссылкой в Сибирь. Шафиров поднялся на ноги и со слезами на глазах, пошатываясь, сошел с эшафота. Его отвезли в Сенат, где потрясенные случившимся бывшие коллеги наперебой поздравляли его с помилованием. Чтобы успокоить натерпевшегося старика Шафирова, лекарь пустил ему кровь, и тот, размышляя о своем невеселом будущем в ссылке, промолвил: «Лучше бы открыть мне большую жилу, чтобы разом избавиться от мучения». Однако впоследствии ссылка в Сибирь для Шафирова с семейством была заменена на поселение в Новгороде. Уже после смерти Петра I Екатерина простила Шафирова, а при императрице Анне Ивановне он вновь вернулся в систему власти.
Новые административные органы зачастую не оправдывали надежд, которые возлагал на них Петр. Они были чужды российской традиции, а чиновники не имели ни нужных знаний, ни стимулов к работе. Грозная фигура вездесущего царя далеко не всегда вызывала у его подданных стремление проявить инициативу и решительность. С одной стороны, Петр приказывал действовать смелее и брать на себя ответственность, а с другой – сурово карал за всякую оплошность. Естественно, что чиновники всячески осторожничали и вели себя как тот слуга, который не вытащит из воды тонущего господина, покуда не убедится, что это входит в его обязанности и записано в контракте.