Петр Великий. Ноша императора

Масси Роберт

Часть II

Новая Россия

Глава 15

На службе у государства

Как-то раз, в один из вечеров 1717 года, когда Петр сидел за обедом в окружении своих друзей и соратников, разговор зашел о достижениях и просчетах, имевших место в царствование Алексея Михайловича. Петр отметил войны, которые вел его отец с Польшей, и борьбу царя с патриархом Никоном. Неожиданно граф Иван Мусин-Пушкин заявил, что ни одно из деяний царя Алексея Михайловича не может идти в сравнение с заслугами Петра, да и немногими достижениями покойный государь всецело обязан своим министрам. Петр выслушал эти слова и холодно промолвил: «В твоем порицании дел моего отца и в похвале моим больше брани на меня, чем я могу стерпеть». Затем царь поднялся, подошел к семидесятидевятилетнему князю Якову Долгорукому, которого порой называли Российским Катоном [26] , и обратился к нему: «Вот ты больше всех меня бранишь и так больно досаждаешь мне своими спорами, что я часто едва не теряю терпения; а как рассужу, то и увижу, что ты искренне меня и государство любишь и правду говоришь, за что я внутренне тебе благодарен. А теперь я спрошу тебя, как ты думаешь о делах отца моего и моих, и уверен, что ты нелицемерно скажешь мне правду».

26

Катон Старший (234–149 до н. э.) – римский писатель, консул, образец непреклонной честности и принципиальности. – Примеч. ред.

Долгорукий взглянул на него и молвил: «Изволь, государь, присесть, а я подумаю». Петр сел, а князь некоторое время молчал, поглаживая длинные усы, и наконец заговорил: «На твой вопрос нельзя ответить коротко, потому что у тебя с отцом дела разные – в одном ты больше заслуживаешь похвалы и благодарности, в другом – твой отец. Три главные дела у царей; первое – внутренняя расправа и правосудие; это ваше главное дело. Для этого у отца твоего было больше досуга, а у тебя еще и времени подумать о том не было, и потому в этом отец твой больше тебя сделал. Но когда ты займешься этим, может быть, и больше отцова сделаешь. Да и пора уже тебе о том подумать. Другое дело – военное. Этим отец твой много хвалы заслужил и великую пользу государству принес, устройством регулярных войск тебе путь показал, но после него неразумные люди все его начинания расстроили, так что ты почти все вновь начинал и в лучшее состояние привел. Однако, хоть и много я о том думал, еще не знаю, кому из вас в этом деле предпочтение отдать: конец войны прямо это нам покажет. Третье дело – устройство флота, внешние союзы, отношения к иностранным государствам. В этом ты гораздо больше пользы государству принес и себе чести заслужил, нежели твой отец, с чем, надеюсь, и сам согласишься. А что говорят, якобы каковы министры у государей, таковы и дела их, так я думаю о том совсем напротив, что умные государи умеют и умных советников выбирать и верность их наблюдать. Поэтому у мудрого государя не может быть глупых министров, ибо он может о достоинстве каждого рассудить и правые советы отличить». Когда Долгорукий умолк, Петр поднялся и со словами «Влагай рабе верный!» обнял старого князя.

Именно «внутренней расправе и правосудию» посвящал царь основное внимание в последние годы своего правления. Полтавская победа позволила ему уделять больше времени внутренним делам – с устранением угрозы вражеского вторжения отпала и надобность в поспешных, не всегда продуманных решениях. После Полтавы царя занимало уже не столько создание армии и флота, сколько коренное переустройство всей системы гражданского и церковного управления, реорганизация экономики и общественной жизни вплоть до изменения сложившихся веками торговых связей России, унаследованных им от предшественников.

Как раз во второй половине царствования, между 1711 и 1725 годами, Петр претворил в жизнь важнейшие свои реформы. Величайший русский поэт Пушкин, сопоставляя эти преобразования с указами военной поры, писал: «Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом».

Характер и последовательность ранних реформ Петра были продиктованы войной и настоятельной потребностью в деньгах для оплаты военных расходов. По замечанию Пушкина, государство в то время управлялось главным образом посредством царских указов, торопливо нацарапанных на клочке бумаги. По традиции царь правил в России, держа совет с боярской Думой, а претворение в жизнь законов осуществлялось рядом государственных учреждений, именовавшихся приказами.

В первые два десятилетия правления Петра, с 1689 по 1708 год, никаких изменений в структуре этих органов не происходило. Когда молодой царь находился в Москве, он сам председательствовал в Думе, а когда отсутствовал, перепоручал верховную власть своему доверенному лицу. Однако, отправившись в 1697–1698 годах за границу, Петр поставил во главе Думы князя Федора Ромодановского и наказал всем боярам повиноваться ему. Чем старше становился Петр, тем больше власти сосредотачивал он в своих руках и тем реже обращался за советом к Думе. Его отношение к ней со временем стало откровенно пренебрежительным. В 1707 году он повелел вести протоколы заседаний Думы, которые были обязаны подписывать все присутствовавшие бояре – «и без того никакого бы дела не определяли, ибо сим дурость всякого явлена будет».

В 1708 году, когда в Россию вторглось войско Карла XII, стало очевидно, что старая система централизованного государственного управления неспособна совладать с кризисом. Для того чтобы увеличить денежные поступления и проводить рекрутские наборы – а потребность и в том и в другом была настоятельной, – Петр распорядился разделить страну на восемь обширных провинций, или губерний: Московскую, Ингерманландскую (впоследствии названную Санкт-Петербургской), Киевскую, Смоленскую, Архангелогородскую, Казанскую, Азовскую и Симбирскую, главам которых были предоставлены широчайшие полномочия, особенно во всем, что касалось выколачивания денег и набора солдат. Чтобы подчеркнуть значение новоиспеченных органов власти, Петр назначил губернаторами самых влиятельных из своих сподвижников. Однако новая система оказалась неработоспособной. Губернаторы по большей части постоянно жили в Петербурге, слишком далеко от вверенных им губерний, и потому не могли эффективно управлять ими. Некоторые из губернаторов, например Меншиков и Апраксин, имели и другие служебные обязанности, требовавшие их присутствия в армии или на флоте.

К февралю 1711 года Петр уже был готов признать, что эта затея провалилась. Он писал Меншикову, что губернаторы, к его огорчению, «зело раку последуют» и предупреждал, что будет «не словами, но руками с оными поступать». Доставалось и самому светлейшему – «Дай знать, – писал он ему, – которые у вас товары, насколько, когда продано, и куда те деньги идут, и тако о вашей губернии ни о чем не ведаем, будто об ином государстве».

В результате провала губернской реформы единственным центром средоточения власти остался сам Петр: боярская Дума фактически распалась, а многочисленные, порой дублирующие друг друга приказы действовали из рук вон плохо. Бездеятельность органов управления Петр пытался компенсировать собственной гигантской энергией, но и ее зачастую оказывалось недостаточно. В письме к Екатерине он раздраженно сетовал на то, что ему не хватает помощников и что он не может управлять государством левой рукой, держа в правой и меч, и перо.

Со временем, однако, Петр уразумел, что проблема отчасти заключалась и в нем самом. Вся полнота власти была сосредоточена в его руках, – по сути, он олицетворял власть, – но сам при этом пребывал в постоянных разъездах, что сильно затрудняло управление страной. Кроме того, царь был полностью поглощен военными вопросами и внешней политикой, и на внутренние дела времени у него не оставалось. Чтобы определять, какие законы необходимы, разрабатывать эти законы, претворять их в жизнь и осуществлять повседневное управление, требовался более полномочный и деятельный орган, нежели боярская Дума.

В феврале 1711 года, перед тем как отбыть на завершившуюся поражением Прутскую кампанию, Петр учредил Сенат. Первоначально он был задуман как временное учреждение и должен был управлять страной, лишь покуда царь находится в отлучке. Краткий указ об учреждении Сената подтверждает это: «Определили быть для отлучек наших Правительствующий Сенат для управления». Поскольку новый орган в составе девяти сенаторов должен был править вместо царя, он наделялся широкими полномочиями и мог осуществлять надзор за провинциальными властями, действовать в качестве высшей судебной инстанции, следить за расходованием государственных средств, а главное – «деньги, как возможно, собирать, понеже деньги суть артерии войны». В другом указе предписывалось всем чинам, как мирским, так и духовным, под страхом смерти повиноваться Сенату, как самому государю.

По возвращении Петра из Прутского похода Сенат не только не прекратил своего существования, но и превратился в постоянно действующий высший исполнительный и законодательный орган государственного управления России, а в отсутствие царя именно ему принадлежала верховная власть в стране. Однако всевластие Сената только декларировалось, и за внешним грандиозным фасадом скрывалась пустота: на деле же единственным предназначением Сената было исполнение воли самодержца и претворение в жизнь его предначертаний. Своей независимой позиции он не имел. Сенат был всего лишь инструментом, проводником между монархом и государственными структурами. К тому же под его юрисдикцию подпадали только вопросы внутреннего управления – все, что касалось внешней политики, а также войны и мира оставалось исключительной прерогативой царя. Сенат безусловно помогал царю управлять: разбирал, растолковывал и преобразовывал в законодательные положения его инструкции, набросанные в спешке и порой не вполне вразумительно. Но в глазах народа этот орган являлся всего лишь творением и слугой всевластного господина. Да и сами сенаторы не обманывались на этот счет.