Петр Великий. Прощание с Московией
Шрифт:
С воцарением Екатерины истинным правителем государства сделался Меншиков. 8 февраля 1726 года, год спустя после восшествия государыни на престол, «к облегчению Ея величества в тяжком бремени правления», был учрежден новый орган власти – Верховный тайный совет. Первоначально в его состав вошли шесть человек – Меншиков, Апраксин, Головкин, Остерман, Толстой и князь Дмитрий Голицын [53] . Этот коллегиальный орган был наделен почти монаршей властью, включая право издавать указы. Однако в Тайном совете, так же как и в Сенате, чьи полномочия были изрядно урезаны, всем заправлял Меншиков. Если кто-то из «верхов» или сенаторов пытался ему перечить, он отметал все возражения, заявляя, что говорит от имени государыни.
53
Кроме
Политике Меншикова не чужды были расчетливость и благоразумие. Князь понимал, что непомерные подати душат крестьянство, и говорил императрице: «Крестьянство и армия – как душа и тело: нельзя иметь одно без другого». По его настоянию Екатерина согласилась на одну треть убавить налоги и, соответственно, на треть же сократить армию. Кроме того, ее указом были прощены недоимки за прошлые годы. Но сосредоточить в своих руках полноту власти Меншикову все же не удалось. Любимец Екатерины, Карл Фридрих Голштинский, 21 мая 1725 года обвенчавшийся с дочерью императрицы Анной, несмотря на противодействие Меншикова, был включен в состав Тайного совета.
Смерть Екатерины, причиной которой стала череда простуд и приступов лихорадки, последовала через два года и три месяца после ее воцарения на престоле. В ноябре 1726 года Нева вышла из берегов. Наводнение было таким сильным, что императрице пришлось спасаться из дворца в одной рубашке «по колено в воде». Екатерина 6 января 1727 года участвовала в церемонии Водосвятия на невском льду, после чего в шляпе с белым плюмажем на голове и маршальским жезлом в руке простояла несколько часов на морозе, принимая парад 20-тысячного войска. В результате она на два месяца слегла в постель с лихорадкой и длительным кровотечением из носа. Затем наступило некоторое облегчение, но вскоре лихорадка возобновилась. Чувствуя приближение конца, императрица назвала своим преемником великого князя Петра Алексеевича, поручив регентство Верховному тайному совету, в состав которого были введены две ее дочери – семнадцатилетняя герцогиня голштинская Анна и шестнадцатилетняя цесаревна Елизавета.
По иронии судьбы, восхождению на престол Петра II, воплощавшего в себе надежды родовитой знати и приверженцев старины, способствовал возвышенный Петром из простонародья Меншиков. Не вызывает сомнения то, что при этом он руководствовался сугубо личными интересами, рассчитывая сохранить, а то и упрочить свое положение. Еще при жизни Екатерины он сопоставил шансы обеих ее дочерей – Анны и Елизаветы – с перспективами Петра и решил, что возможностей овладеть короною у юного великого князя больше. Поэтому Меншиков переметнулся в ряды сторонников Петра и, используя свое влияние на Екатерину, подсказал ей решение, которое в итоге и было ею принято: назвать наследником Петра, введя дочерей в регентский совет.
Естественно, что при этом Меншиков не упустил из виду интересов своего семейства. Еще перед тем, как он убедил императрицу объявить наследником Петра, он добился ее дозволения на брак одиннадцатилетнего великого князя со своей дочерью, шестнадцатилетней Марией.
Внезапная политическая переориентация Меншикова озадачила и встревожила других старых соратников Петра, и в первую очередь Толстого. Старый лис, которому минуло восемьдесят два года, отчетливо сознавал, что новый император не преминет сквитаться с человеком, обманом выманившим его отца из Италии. Толстой обратился за помощью к остальным сподвижникам великого государя, но его мало кто поддержал. Остерман встал на сторону Меншикова, Ягужинский в то время находился в Польше, а остальные сочли за благо занять выжидательную позицию. Только Антон Девиер, шурин Меншикова, и генерал Иван Бутурлин выступили против светлейшего князя.
Но было уже слишком поздно. Находившуюся при смерти Екатерину Меншиков окружил своими людьми, так что без его ведома никто не мог подступиться к императрице. Развязав себе таким образом руки, он немедленно начал действовать. Был арестован, бит кнутом и сослан в Сибирь Антон Девиер, на которого Меншиков давно таил злобу за то, что тот, против воли князя, женился на его сестре. Толстой был сослан на Соловки, где и скончался в 1729 году, в возрасте
Как только Екатерины не стало и Петр II был провозглашен императором, Меншиков принялся пожинать плоды своих интриг. Не прошло и недели со дня воцарения юного государя, как его уже перевезли из Зимнего дворца на жительство во дворец Меншикова на Васильевском острове. Спустя еще две недели было объявлено о помолвке Петра с княжной Марией Меншиковой Верховный тайный совет пополнился новыми членами – союзниками Меншикова из числа старой родовой знати – Долгорукими и Голицыными. В знак примирения с приверженцами старины Меншиков сделал многозначительный жест – стареющая царица Евдокия, бабушка нового монарха была переведена из мрачной Шлиссельбургской крепости в удобный для проживания Новодевичий монастырь под Москвой.
Герцог Голштинский, введенный в состав Верховного тайного совета Екатериной против воли Меншикова, смекнув, что запахло жареным, попросил дозволения покинуть Россию вместе со своей женой, герцогиней Анной. Меншиков охотно дал разрешение и перед отъездом супругов в Киль, столицу герцогства, подсластил пилюлю, назначив Карлу Фридриху щедрую пенсию от российской казны. Там, в Киле, 28 мая 1728 года, вскоре после рождения сына, будущего императора Петра III, герцогине Анне суждено было умереть. По случаю разрешения ее от бремени был дан бал, а затем устроен фейерверк. Хотя весна на Балтике стояла промозглая, счастливая молодая мать настояла на том, чтобы полюбоваться огнями салюта с открытого балкона. Когда ее придворные дамы забеспокоились, как бы она не простудилась, Анна рассмеялась и сказала: «Я ведь из России и привыкла к гораздо худшему климату, чем ваш». Однако не прошло и десяти дней, как старшей дочери Петра не стало. Теперь из детей Петра и Екатерины в живых оставалась только Елизавета.
Новый император имел привлекательную внешность, крепкое здоровье и для своих лет был довольно высок ростом. Остерман, на плечах которого лежало руководство внешней политикой России, взял на себя и обязанности по воспитанию юного Петра. Правда, его жизнерадостный ученик не слишком интересовался книгами, откровенно предпочитая им верховую езду и охоту. Когда же Остерман укорял государя за отсутствие прилежания, тринадцатилетний монарх отвечал: «Мой дорогой Андрей Иванович, я вас люблю, и для дел государственных вы незаменимы, вот и занимайтесь ими и не вмешивайтесь в мои удовольствия». Больше всего Петр любил общество своей сестры Натальи, бывшей всего на год старше его, и белокурой восемнадцатилетней тетушки Елизаветы, как и он сам не встревавшей в государственные дела и любившей скачку, охоту и танцы, да еще девятнадцатилетнего князя Ивана Долгорукого.
В эти недолгие летние месяцы 1727 года Меншиков достиг вершины своего могущества. «Даже Петра Великого, – доносил саксонский посланник, – так не боялись и так ему не повиновались». Он был фактически единоличным правителем России, ему предстояло стать тестем императора, человеком, чья кровь будет течь и жилах грядущих поколений российских монархов. Меншиков был настолько уверен в неколебимости своего положения, что держался несносно, позволяя себе высокомерно третировать даже юного государя. Он отобрал у Петра выданные ему деньги, да еще попенял императору за то, что тот их принял, а потом отнял у сестры императора, Натальи, подаренное ей братом серебряное блюдо. Уязвленный всем этим, юный монарх произнес с угрозой: «Я тебе покажу, кто из нас двоих император».
В июле 1727 года Меншиков, на свою беду, захворал, и хватка его руки, сжимавшей бразды правления, несколько ослабла. Петр, Наталья и Елизавета переехали в Петергоф. При дворе стали поговаривать, что отсутствие князя Меншикова, похоже, никак не сказывается на ходе государственных дел. Когда, выздоровев, Меншиков приехал в Петергоф, Петр, к немалому изумлению князя, демонстративно повернулся к нему спиной, бросив при этом своим, не менее удивленным товарищам: «Видите, я научил его знать свое место». А всего месяц спустя, в сентябре 1727 года, Меншиков пал. Он был арестован, лишен всех чинов и орденов и со своей семьей, включая и дочь Марию, выслан в свои воронежские имения. Впрочем, поначалу опала выглядела довольно мягкой – семейство недавнего временщика покинуло столицу в четырех запряженных шестерней каретах, за которыми тянулось шестьдесят возов всякого добра.