Петровские дни
Шрифт:
Снова разошлись они в разные углы садика, но, следуя каждый своей дорожкой, должны были неминуемо сойтись снова, на том же месте.
"Заговорить? — спрашивал себя Сашок вслух, но шёпотом. — Тут обиды нет. Мы на одном дворе живём. Соседи… А какие глазки? Вот глазки!" И он шёл, робко косясь, даже издали, на красивую молодую женщину, мелькавшую за зеленью.
И он твёрдо решил заговорить! Непременно!.. Но снова встретились офицер и пономариха и снова разошлись, не проронив ни слова и даже с равнодушным видом.
X
Прошла неделя… Сашок по-прежнему
Однажды, когда Кузьмич ушёл из дому в третий раз, у подъезда квартиры офицера вдруг остановилась тележка, запряжённая одной лошадью. Насколько кляча была заморена, настолько же был неказист на вид и кучер в рваном кафтане и с каким-то шлыком на голове вместо шапки. Вся сбруя была тоже перевязана кой-где верёвочками.
В тележке сидел какой-то господин, далеко не щёгольски, хотя чисто одетый, и спрашивал:
— Здесь ли живёт измайловский офицер, князь Козельский?
Сашок высунулся в окно, ещё полуодетый, в одной сорочке, и крикнул:
— Вам меня нужно?
— Не могу знать, — отозвался приезжий резко.
— Как-с? Вы сейчас вот спрашивали… Стало быть, полагаю, вам меня нужно?
— Не знаю, говорю, сударь, — снова так же резко отозвался приезжий.
— Как не знаете? Вы же спрашиваете?
— Я спрашивал, здесь ли живёт князь Козельский Александр Никитич…
— Ну да.
— Что да?
Сашок удивился вопросу и не знал, что отвечать, а незнакомец продолжал насмешливо и даже дерзко усмехаться, глядя на него.
— Я князь Козельский, — произнёс он наконец.
— Так бы и говорили. А вы говорите: меня ли нужно? А на лбу у вас совсем ничего не прописано, и узнать по этому, вас ли мне нужно, нельзя.
Приезжий вылез из тележки медленно, а затем обратился к кучеру и выговорил сурово:
— Игнат, держи ухо востро. Вожжи понатяни да оглядывайся. Избави Бог, конь испугается чего, шарахнется, бить начнёт… Тогда прощай. И от тележки, и от тебя самого ничего не останется. Хоть ты и первый кучер в столице, а всё-таки с блажными конями опасение всякое нужно…
И незнакомец пошёл на крыльцо.
Сашок глядел, однако, не на него, а на лошадь и отчасти даже рот разинул от удивления.
"Каким образом, — думалось ему, — такая заморённая кляча, которая, расставив ноги, опустив голову и повесив уши, еле держится на ногах, может бить и разбить…"
Офицер быстро надел камзол и сюртук, и когда незнакомец вошёл к нему из прихожей, он уже был готов.
— Честь имею представиться, — заявил нежданный гость. — Сенатский секретарь чином и ходатай по всяким судейским делам, Вавилон Ассирьевич Покуда. Заметьте сударь. Покуда, а не паскуда.
— Пожалуйте. Прошу садиться, — несколько удивляясь, сказал Сашок.
Гость был уже не только пожилой человек, но старик, хотя бодрый, державшийся прямо, даже несколько военно или
— Что вам угодно, чем я одолжен вашим посещеньем? — заговорил Сашок.
— Я слов не люблю. Люблю дело, — ответил гость. — И буду я не красноречив, а краткоречив. Во-первых, прошу вас вспомнить и затвердить, как я прозываюсь.
— Как-с? Ну, это я, виноват…
— Моё имя, отчество и фамилию помните?
— Виноват-с… — несколько смутился Сашок. — Действительно… Мудрёна она малость… И я забыл уже… Фамилию помню. Покуда!
— Покуда. Верно-с.
— Никогда, признаюсь, таковой не случалось слышать.
— В Малороссии не бывали?
— Как-с?
— Странно это, сударь мой. Всё-то вам повторяй по два раза. Как-с да как-с. Да вот так-с. Бывали вы в Малой России, или Малороссии, или в Хохландии, где хохлы живут?
— Нет, не бывал.
— Ну вот, оттого, вишь, моя фамилия, древняя и дворянская, или казаческая запорожская, вам и кажется странной. Покуда — стариннейший род. А что кажется вам удивительной — верю. У нас в Хохландии есть древний род казаческий, и фамилия его: Убий-Собака. Заметьте: собака, а не собаку. Это — разница. А отчего вам не кажется чудна фамилия Козельский? И Козёл, и Козла… Ну-с, а имя и отчество своё я вам повторяю: Вавилон Ассирьевич. Ничего сие наименование вам не напоминает?
— Как-с?
— Ну вот опять: как-с. Если вы эдак всегда сказываете, то вас могут прозвать: князь Какс Никитич Козельский… Но будет переливать нам из пустого в порожнее, или воду толочь. Сказывайте. Есть у вас дядюшка родной?
— Есть.
— Он же и ваш крёстный отец?
— Да-с.
— И он же очень богатый человек. И он же вас знать не желает. Верно ли?
— Действительно, — начал бьло Сашок, но гость перебил его и удивил.
— И дабы вы не могли наследовать после него, как требует закон и справедливость, он сделает завещание в пользу какой-то девки-полутурчанки. А так как вотчины родовые, да кроме того, турки обоего пола не могут владеть ни родовыми поместьями, ни тем паче крепостными людьми, то дядюшка ваш всё должен продать, денежки наличные скопить и из рук в руки девке-полутурчанке отдать… Известно ли вам это обстоятельство?
— По правде сказать, я этого всегда ожидал, — ответил Сашок.
— И вам на это наплевать?
— Как-с?
— Ну вот опять: как-с! Я вас спрашивал. Вас, князя Какса Никитича… Виноват… Князя Александра Никитича Козельского, неужели вам всё, всё равно? Что нет ничего!.. Плевать! Вы палец о палец ударить не можете, чтобы спасти родовые вотчины от дурашной продажи, не потерять огромное наследство.
— Да что же я могу!
— Всё можете! Всё!
— Извините. Ничего не могу-с. Я дядюшку почти никогда в жизни не видал, то есть видел ещё в ребяческие года и не помню.