Петру Великому покорствует Персида
Шрифт:
Иван Иванович часто вспоминал это напутствие и, дабы не забыть, записал слова государя. И теперь служил он по дипломатическому ведомству, как прежде служил по морскому — верою и правдою, по наказу государя. Был правой рукою Дашкова пока что год с небольшим. Но благодаря природным способностям всё быстро усвоил, тем паче что в заграницах живал: выучился в Испании и Венеции.
Чиновник Порты вручил им предписание: без промедления предстать пред очи великого везира по безотлагательному делу.
— Что ж, Алексей Иванович, собирайся: дело-то безотлагательное. — И Неплюев неожиданно хохотнул. — Ведаю, чем запахло.
— Об
— Да, наделал переполоху наш неугомонный государь. Забегали, засуетились турки. Мне недавно один чиновник ихний сказывал: султан-де повелел собрать Большой Диван. Жаль, мало у нас денег да мягкой рухляди для дач: есть добрые люди в Порте, да всё время корму требуют. Сокровенное знание дороже денег.
— Канцлер дал знать, что пришлёт с верными людьми.
— Тороват он на обещания, да скуповат на дело. — Неплюев махнул рукою. — Государю надобно писать: тотчас бы получили.
Обрядившись в парадные кафтаны, оба направились в резиденцию великого везира.
Чиновник Порты, сопровождавший их, глядел нарочито сурово и был молчалив. Глядел сурово и Дамад Ибрагим-паша Невшехирли.
— Повелитель правоверных во всём подлунном мире, несравненный падишах Ахмед Третий поручил мне выразить обеспокоенность неразумными действиями русского царя. Он вторгнулся в чуждые ему пределы и посягнул на наши интересы, ибо, да будет вам известно, Персия есть страна единоверная, находящаяся под протекторатом его величества султана. Мы опасаемся, не скрою, дальнейших шагов вашего царя и намерены предпринять решительные меры, дабы остановить его.
«Ого! — переглянулись оба, Неплюев и Дашков. — Неужто и в самом деле турки решили воспрепятствовать движению Петра. Но как, каким способом?» Они не ослышались: драгоман посольства был достаточно опытен и точен в переводе, особенно когда речь шла о предметах столь важных.
— Позвольте заметить, ваше высокопревосходительство, — неторопливо заговорил Дашков, — что наш государь, император Пётр Великий, неоднократно заверял его величество султана в своих дружеских чувствах. Россия ни в коем случае не намерена покуситься на интересы Оттоманской империи. Поход, как мы неоднократно провозглашали, предпринят для защиты российских торговых людей и их интересов. Вам известно о побоище, учинённом лезгинами в Шемахе, когда были вырезаны сотни российских купцов, а их имущество разграблено. Государь император намерен обезопасить этот важнейший торговый путь от злодеев.
— Всё это мы уже много раз слышали, — поморщился великий везир. — Однако наши агенты доносят, что царь движется с многочисленной армией, намного превышающей те цели, о которых было объявлено. Это завоевательная армия.
— Позвольте напомнить вашему превосходительству, — вмешался Неплюев, — что всего год назад между нашими великими империями был подписан договор о вечном мире. И, как неоднократно заверял наш государь, Россия намерена свято его соблюдать.
— Слово нашего государя ненарушимо, — добавил Дашков.
— И всё-таки мы оставляем за собой право прибегнуть к предупредительным мерам. — Дамад поднялся, давая знать, что разговор окончен. Лицо его было строго, насуплено. Но эта мина казалась напускной, нарочитой.
— Пужает, —
80
Бонак Жан-Луи (годы жизни и смерти неизвестны) — маркиз, французский дипломат. В годы Северной войны был послом в Польше, затем в Турции. Вёл сложную дипломатическую игру, воспрепятствовал походу войск С. Лещинского на помощь шведам к Полтаве. Но в целом, как считается, его политика была антирусской.
— И я тако мыслю, — наконец откликнулся Дашков. — Нету у турка ныне никакого прихода военного, один расход. Разброд в войске, разброд в народе, великое недовольство. Ему ноне не до нас.
— Крику будет в Великом Диване, однако. — Неплюев отпустил поводья, и умное животное, осторожно ступая, пошло голова к голове с конём Дашкова, словно бы поняв, что хозяину нужно поговорить. — Но я спокоен, — продолжал Иван Иванович. — Сей гром грянет не из тучи...
— А из навозной кучи, — подхватил Дашков. И оба развеселились чрезвычайно.
Неплюев не причислял себя к пророкам, но гром в заседании Великого Дивана гремел. Турецкие вельможи, духовные и светские, старались оказать себя и свой патриотизм и непримиримость пред ликом повелителя правоверных. Он помещался в особой ложе, охранявшейся султанскими гвардейцами, над головами важных особ империи. Со стороны казалось, что все они, сидя на корточках, приуготовились к молитве.
Шейх-уль-ислам метал громы и молнии, стоя на коленях. Как духовный глава мусульман, он был непримирим к неверным. «Неверные собаки» в его устах было обыкновением, хотя к собакам турки относились почти покровительственно, и стаи бродячих псов, отчасти исполнявших обязанности чистильщиков нечистот, заполонили узкие улочки старого Стамбула.
— Священная война, джихад! — пронзительно, словно муэдзин, призывающий к молитве, вопил он. — Пусть они снова испытают мощь нашего гнева, нашу непримиримость, неотразимость нашего оружия! Пусть эти русские собаки убираются к себе!
Остальные были сдержанней. С объявлением войны России подождать, однако же войску быть в готовности выступить к границам Персии. Отправить посольство к хану афганцев Мир-Махмуду, дабы склонить его к стороне турецкой, а то и принять турецкое подданство.
Великий везир был по-прежнему сдержан и немногословен и, закрывая заседание, согласился: да, следует двинуть армию к персидским владениям и, коль скоро афганцы воцарятся во дворце шаха, отхватить кое-какие провинции. Не спускать глаз с русского царя, однако войны не объявлять.
При этом он не отрывал глаз от султанской ложи. Повелитель одобрительно кивнул. Стало быть, так тому и быть. Когда Дамад в очередной раз глянул в сторону ложи, султана там уже не было. И тогда он объявил высокое собрание оконченным.