Петтер и поросята-бунтари
Шрифт:
Вот как ответил ему Оскар. Заткнул, можно сказать, ему рот.
— Прошу тебя, пойдём отсюда, — стал тогда умолять его мастер.
— И не подумаю, — сказал Оскар. — Не уйду, пока не поем. Не могу ж я работать на пустой желудок.
— Но что было бы, если б все, кто здесь работает, стали поступать так же?
— А что ж, может, так они и поступят в один прекрасный день. Вот расскажу, как здесь здорово кормят…
Тут мастер махнул на него рукой. Но перед тем как уйти, он наклонился к нему поближе и прошипел:
— Ты ещё об этом пожалеешь. И не раз ещё пожалеешь. Попомни моё слово.
— Ну, это мы ещё поглядим, кто и о чём пожалеет,
После этого его уже больше не трогали. Не стоило и пытаться направить его на путь истинный. И он сидел себе и спокойно уничтожал всякие там ихние деликатесы. Когда он вышел из столовой, слух об этой истории успел уже облететь всю фабрику. Он пронёсся через лестничную клетку, покружил в раздевалках, залетел по дороге в туалеты, спустился на лифте на склад, полетал по цехам, попорхал над конторскими столами. И почти всюду смеялись, ухмылялись, хихикали и фыркали.
В общем, Оскар стал героем дня. Ещё б ему не быть довольным!
Ему чем-то там угрожали? Он, мол, ещё пожалеет? А, одни слова! Что они могут ему сделать? Уволить? Вряд ли. Теперь все только хихикают и скалят зубы, а тогда ещё неизвестно, дело может дойти и до открытого протеста. Надо думать, они постараются замять эту историю и сделать вид, будто ничего и не было. Так считал Оскар. Но он собирался ковать железо, пока горячо.
«Прихлопнем чудище». Я догадывался, про какое такое чудище он говорит.
Всю дорогу Оскар только и говорил, что про эту историю в столовой. Он всё посмеивался. И Бродяга смеялся. И Ева улыбалась во весь рот. А вообще-то, заявил Оскар, эту мысль подсказали ему пресловутые Поросята-бунтари. Поросята-бунтари действовали именно так — быстрота и натиск, дерзость и находчивость.
— Поросята-бунтари… н-да… — произнёс Оскар задумчиво. — Интересно бы знать, кто же это всё-таки такие?
Я подозрительно покосился на него: уж не догадался ли? Может, взять да сказать, подумал я. Мы, конечно, поклялись молчать, и всё такое. Но в тот момент очень трудно было удержаться, меня так и подмывало крикнуть: да это же мы! Поросята-бунтари — это мы!
Я посмотрела на Стаффана. Он сидел отвернувшись и глядел на дорогу, будто его сейчас больше всего на свете интересовала высоковольтная линия, мимо которой мы проезжали. Ни к чему нам было открывать всякие там секреты. Мы и без слов понимали друг друга.
Ева сразу же взяла на себя роль проводника. Ей не нужны были компасы и карты. Она бывала уже на этом озере. Она повела нас прямо к лесу.
Побрызгал немножко дождик, но скоро подул ветер и прояснилось. Ева сняла туфли и расстегнула воротник рубашки. Капельки дождя поблёскивали на её рыжих волосах. Она улыбалась омытому дождём лесу, который встречал нас всеми своими запахами. Ветки берёз легонько касались её лица и отбрасывали тени на тропинку. Лютики и мать-и-мачеха желтели по краям в траве.
Тучи над нами уплыли, и над лесом встала разноцветная радуга. Ева шла быстрым шагом. Лотта бежала рядом и по дороге срывала цветы — дары июня: клевер и лютики, колокольчики и ромашки. Она забегала на полянки, на лужайки, срывала то один цветок, то другой, и скоро у неё набралась целая охапка. Бродяга с гитарой за спиной еле поспевал за нами.
— Чего ты бежишь, как на пожар? — крикнул он Еве. — Совсем ведь загонишь.
— Ничего, ничего, прибавь шагу, — сказала Ева, не сбавляя темпа.
Вон как шагает — джинсы чуть не лопаются по швам. Что ей всякие там шишки да иголки под ногами? Она жадно
— Глядите, вон и озеро!
Мы остановились. Между стволами сосен виднелось Скалистое озеро.
Вода сверкала на солнце, и белели водяные лилии. Мы услышали шум горного потока. Он шипел и фырчал, как паровоз из старого ковбойского фильма. А может, это прополаскивало горло то самое чудище?
Интересные случаи? Да нет, что-то не припомню… Этот день запомнился мне просто как очень счастливый день. Мы тогда в последний раз выехали на прогулку всей компанией, и нам было хорошо вместе — вот и всё. До того было хорошо, что прямо реветь хочется, как вспомнишь. Оскар был очень весёлый из-за истории в столовой. Ему тогда, конечно, казалось, что уж теперь-то дело пойдёт — скоро всё станет по-другому. Ну, а Ева… Мне она запомнилась лучше всех в тот день. Лотта сплела ей венок, и с этим венком на голове она похожа была то ли на невесту, то ли на лесную фею. Я, по-моему, никогда ещё не видел её такой красивой.
Интересные случаи? Какие-то происшествия, конечно, всё же были. Был, например, такой случай, что Бродяга уселся на мазь от комаров — удивительная у человека способность садиться на самые неподходящие вещи! В результате только его зад и не пострадал от комаров. А вообще они нас всех облепили, просто ужас.
Лотта не захотела удить рыбу. Ей жалко было бедных рыбок. Она нашла себе другое развлечение — передразнивала всех подряд знакомых нам жителей Дальбу: Кристин-Стирку, близорукого Янссона, Хедвиг, Травссона. Она так здорово их всех представляла, что прямо сразу можно было узнать. Ой, глядите, вылитый Гроберг! «Будьте любезны, пожалуйста, заходите, не забывайте». А это кто? Цеттерблум, кто ж ещё! «Э? Что такое? Всё. Точка. Никаких». Мы сидели у костра, ели, пили и веселились, как дети, глядя на забавное представление.
Но это уже было потом, после рыбалки.
Бродяга, как пришли, сразу развёл костёр в яме на камнях, которые мы натаскали. Мы собирались испечь там наш будущий улов. Вместе с картошкой. Бутылки мы поставили в воду у берега, чтоб охладились.
— Маловата яма-то, чудище не поместится, — сказал Стаффан.
— Ничего, потом сделаем поглубже, — сказал Бродяга.
Бродяга с Оскаром отправились вверх по берегу горной речки, а мы со Стаффаном спустили на воду плот. Плот этот мы нашли на берегу в камышах. Плот был сколочен кое-как — несколько трухлявых брёвен и две-три жердины поперёк. Вода свободно проходила между пазами и заливала наши босые ноги. Мы оттолкнулись шестом и выбрались через заросли камышей, кувшинок и водорослей на открытую воду. Над нами летала стрекоза, красно-зелёно-голубая на солнце. На плоту лежали наши удочки, банка с червями и подводный бинокль.
Мы прихватили с собой обломки досок, чтобы грести. Когда мы отплыли подальше, я приставил к глазам бинокль и посмотрел в него на берег. Лотта ползала на четвереньках и собирала камешки. А Ева стояла у костра и раздевалась, захотела, видно, искупаться. Я видел её сквозь дым костра, как сквозь туман — будто лесная фея…
Мы бросили грести, и плот наш тихонько поплыл сам по себе. Мы опустили бинокль широким концом в воду и заглянули в подводные глубины. Зелёный подводный мир, пронизанный бледно-зелёными лучами света. Царство молчания! Стайка колюшки застыла в неподвижности, и вдруг — раз! — метнулась в сторону. Серо-голубой полосатый окунь не торопясь проплыл мимо ржавой консервной банки — а вдруг это щука? В бинокль она казалась просто громадиной.