Петя и Волк

Фанни Монтана

Прихожу в себя уже в комнате. Стоп. Это не моя. Мелких сотрудников размещали где-то наверху, по два человека в небольшом номере. А этот – просто огромный. С камином.

…И здоровенной кроватью.

– Петя… – слышится справа. Поворачиваюсь,

делаю шаг вперёд и… висну на шее Вольфа Карловича, прижимаясь к нему всем изнемогающим телом. Закидываю одну руку ему за спину, другой зарываюсь в густые волосы на затылке. Ебать, кайф! Что я так раньше не сделал?..

Он стоит, окаменев – жёсткий, неподатливый. А и похуй, я-то уже всё… всё… Нежно, едва касаясь, выцеловываю шею, выше, до уха…

И тут до Вольфа доходит:

– Матерь божья, Петя, ты что – ПИДОР?

На мощный рык Вольфа Карловича сбегаются мужики из соседних номеров, меня отдирают от отбивающегося Вольфа, волокут на улицу по пути скандируя возмущённо и гневно: "на кол его!", "ты чё, на кол – ему ещё и понравится!", "сжечь к хуям!", "скормить урода медведю!"…

В голове звенят ненавистью голоса, а я шепчу в горячее ухо:

– Не надо медведю, я не согласен… Бросьте меня волкам! Волкам бросьте, к волкам хочу… – блё, всё-таки начал озвучивать другую реальность… Ну и ладно, мне можно – я же пьяный. И охуенно сексуальный.

М-м-м-м, ну и что я время теряю?!

Прижимаюсь губами к завитку уха – мягко, деликатно… Дыхание учащается, пульс мечется белкой-истеричкой. Шепчу, сдерживаясь из последних сил:

– Только

не говори, что не знал… – и медленно веду мокрым кончиком языка по самому краешку ушной раковины.

Вольф так и стоит истуканом, но рукой на спине я чувствую, как он дёрнулся. Отодвигаюсь, заглянуть в глаза хочу. О-о-о-о, как полыхнуло-то! Касаюсь поцелуем губ – просто обозначить, что это были не пьяные кривляния, что всё серьёзно.

Он ведь меня никогда таким не видел – смелым, свободным… красивым. Вольф на поцелуй не отвечает совсем, и сейчас явно не решил, что вообще со мной делать. Ну, если бы был против, давно бы пинком вон вышвырнул, как нашкодившего Васисуалия.

Помочь тебе решиться? О, это очень просто. Приподнимаю свой подбородок и увожу его в сторону, полностью открывая, подставляя бьющуюся живой кровью жилку. Истязаю его своими "мокренькими" глазами, мутными, тягучими – искоса, сквозь подрагивающие ресницы.

…И горячие губы утыкаются в мою шею, скользят вверх, опять вниз до ключицы. Рука, как челюсть стального капкана, прижимает меня к твёрдому телу так, что трещат и стонут рёбра; растопыренные пальцы впиваются в ягодицу, грубо сминая мягкую плоть.

Почти вою от вожделения, чувствуя, как острые зубы царапают шею. Давлю ему на затылок, чтобы сильнее, плотнее; подаюсь вперёд – втискивая голое, дрожащее от стонов горло в его приоткрытый рот, вдавливаясь в зубы…

Конец ознакомительного фрагмента.