Певчие Ада
Шрифт:
Нет. Он, Попеску, совершенно уверен, что вампиры существовали, и, быть может, существуют поныне, но вампир не есть сверхъестественное существо, а лишь определенный подвид человека, наделенный особыми свойствами. Поймать его возможно, но для этого потребуются люди и время. Много людей и много времени.
А пока следует ужесточить меры предосторожности.
Ужесточать меры сигуранца умела. Комендантский час начинался еще до захода солнца а заканчивался после восхода. Передвигаться в ночное время своим разрешалось группой не менее пяти человек, при малейшей угрозе нападения следовало открывать огонь на поражение. Во всех домах, где были расквартированы солдаты союзников,
Катакомбы были головной болью сигуранцы. Никакой схемы найти не удалось — либо ее уничтожили при отступлении русские, либо ее не существовало вовсе. Внизу, под землей, могло происходить все, что угодно. И это порождало неуверенность.
Некоторый толк от распоряжений был — в казино «Беруинца» отыскали вход в подземелье, а в нем — десятки бочонков крепкой виноградной водки, война войной, а контрабанда контрабандой. Задержали и несколько уголовников, промышлявших на ночных улицах Одессы. Партизаны затаились. Впрочем, сигуранца не церемонилась: каждый, задержанный во время комендантского часа, объявлялся партизаном.
Около недели вампир выжидал. Затем нанес удар — у Аида нашли трех румынских пехотинцев, отдыхавших в городе после выписки из госпиталя. Все та же картина — сыпь по телу, полное обескровливание и отсутствие свежих ран.
Капитан Попеску предложил спуститься вниз, в катакомбы. Садовяну обещал подумать. Обычно решительный полковник отчего-то не был в восторге от идеи. Это утвердило Попеску в худших подозрениях.
Капитан считал, что вампиризм — своего рода игра природы и случается от воздействия на человека, возможно, еще во время пребывания в утробе, каких-то пока неизвестных природных факторов. И потому упоминания о вампирах встречаются в одних местностях чаще, в других редко, а в третьих явление вампиризма совершенно неведомо.
Так вот, по мнению капитана вампир был не местным. Они привели его с собой из Румынии! Днем он солдат, офицер, кто угодно, а ночью...
Через день жертвою стали двое немецких военнослужащих. Нужно было что-то предпринимать, чтобы не выглядеть в глазах союзников слабодушными неумехами.
Облаву провели с размахом — около тридцати солдат спустились в Аид, а всего — обследовали более двадцати входов одновременно — задействовали два батальона. Никогда Попеску не видел более бестолковой операции. Шли, словно на прогулку — близость товарищей и ясный день придали храбрости даже малодушным. Но стоило углубиться на несколько десятков шагов, как веселье исчезло. К тому же выяснилось, что выданные электрические фонарики угасают на глазах. Факелы зажигать боялись из-за возможной встречи с рудничным газом, и потому волей-неволей пришлось повернуть назад. У них потерь не было, но вот в других отрядах из подземелья не вернулось несколько человек. Вряд ли виноват был вампир — в наступившей после темноты панике (а фонарики погасли практически у всех) кто-то начал стрельбу, ему ответили, и, если бы не решительный приказ отступать, потери грозили стать просто катастрофическими.
Все, разумеется, списали на партизан, сообщив, что в результате операции было разгромлено вражеское подполье.
Но союзников подобный результат не устроил. Они решили самостоятельно провести вылазку в Аид, и полковнику Садовяну лишь с трудом удалось убедить союзников взять в отряд Попеску.
Что немцы люди основательные, было ясно с первого взгляда. В свой отряд, всего семь человек, они отрядили опытных горняков и даже
Идти в катакомбы решили не днем, а ночью, резонно рассудив, что под землею все равно темно, но поскольку неведомый враг проявлял активность в темное время суток, то и искать его нужно тогда же.
Попеску немцы приняли. Румынский «специалист по вампирам» им не требовался, но нашивки за ранение, а, главное, «Железный крест», отличие, которого румыны удостаивались исключительно редко, заставляли смотреть на капитана с уважением.
Оценив обмундирование союзников, Попеску попросил себе такое же. Удобно, а удобство не прихоть, в сложных ситуациях неудобное обмундирование и скверное снаряжение часто мешают жизни.
Вечером провели инструктаж, подробный, повторяя вновь и вновь возможные действия в ответ на нападение противника, согласуя взаимодействие в критических ситуациях заранее. Это вам не бухарестский гамбит.
Попеску дали вежливо понять: его дело советовать. Если спросят. Вперед не рваться, но и не отставать. Не стрелять, не будучи абсолютно уверенным, что перед ним враг.
К полуночи фургон с отрядом подъехал к Аиду. Дюжина немецких военных уже были там, наблюдая за черным провалом.
Ничего необычного, доложил лейтенант. Все тихо.
Сейчас, ночью, вход в катакомбу едва различался в свете полумесяца и люди, одетые целиком в черные одежды, растворялись во тьме. Попеску шел предпоследним, цепочку замыкал сержант, до войны проработавший несколько лет на строительстве берлинского метрополитена.
Фонари включили только внутри, и свет их показался особенно ярким. Первые метры, знакомые Попеску, прошли неторопливо, приноравливаясь к рельефу бывшей каменоломни.
Кошмар начался, когда они миновали развилку. Выбрав левое ответвление, отряд вступил в низкий длинный ход. И здесь им пришлось идти осторожно, поскольку всюду лежали трупы — мумифицированные трупы полицейских и солдат, лишь однажды они увидели труп женщины.
Попеску насчитал одиннадцать тел. Он был потрясен — но немцы шли вперед, нервы у них были покрепче. Или просто привыкли.
Ход расширился и они смогли выпрямиться. Облегчения это не принесло, Попеску ощущал гнет нависшей породы почти физически. Но вдруг впереди забрезжил свет, и он невольно устремился к нему. Сержант, что шел сзади, удержал и жестом приказал не трогаться с места. Действительно, это никак не могло быть естественным светом, кругом же ночь.
Свет был голубоватым, что и обмануло Попеску поначалу, но затем, приблизившись еще на несколько шагов, стало видно что он слишком голубой для дневного света.
Внезапно слабость нахлынула на Попеску. Он прилагал все усилия, чтобы остаться на ногах, но не сумел и мягко упал, пистолет и фонарь вывалились из рук. Остальные если и продержались дольше, то лишь на несколько секунд. Кто-то успел дать очередь из автомата, но куда, в кого стреляли, Попеску не знал. Даже язык не повиновался капитану, он мог только дышать.
Несколько минут тишины сменились тихим, едва слышным шипением. Свет усилился. Внезапно раздался стон, глухой, отчаянный. И опять несколько минут тишины. Вновь стон. Семь раз Попеску слышал стон и понимал — это умирает человек. Но отчего, по какой причине? Любопытство боролось со страхом.