Певец Преданий

Лау Миллер

— Надо уходить, — прошептала Фереби, когда шаги удалились. — Я изменница. Меня не должны застать здесь. Прошу, отец, подумай о том, что я сказала. Заррус опасен. Я не знаю, почему он все это делает, но берегись его.

— Куда ты, Реби?

— Не знаю. Пойду навещу Бурю. Как она?

— Она стала очень беспокойной после нападения на Кармалу Сью. Впрочем, свидание с тобой обрадует ее. — Генерал тихонько рассмеялся. — Если, конечно, мамонты умеют радоваться.

— Я вернусь домой, когда все утрясется. Обещаю. Скажи маме... скажи ей, что я не убийца.

— Она знает, Фереби.

— До свидания,

отец.

— Да хранят тебя боги, дитя мое.

Когда за Фереби закрылась дверь, Везул снова улегся и еще долго вглядывался в темноту. Сон пришел только на рассвете.

Остаток ночи Фереби провела в обществе Бури. В стойлах было тепло и пахло навозом, но девушка давно привыкла к этому запаху. Минуло пять дней с тех пор, как она оставила Рако и остальных в ущелье Герн — и шесть ночей со смерти императора Теброна. Фереби выбирала соломинки, застрявшие между пальцами ног, и вздыхала.

— Хотелось бы мне знать, как там Рако...

Буря тихо сопела. Определенно, она была рада снова видеть Фереби, хотя и впрямь вела себя неспокойно. Император не потрудился упомянуть, что один из мамонтов был убит флэем, и его смерть — вкупе с гибелью санаха — взбудоражила все стадо. Буря была рассержена и испугана происшествием, и это делало ее поведение непредсказуемым. Поэтому Бурю приковали за ногу, укрепив длинную цепь на металлическом столбе, вкопанном в пол. Глупо. Буря, если бы захотела, могла легко выдернуть столб из земляного пола. Фереби прислонилась к шерстистой ноге Бури, наслаждаясь теплом, и лениво заплетала в косичку клок ее волос — привычка, оставшаяся с детства.

Неуловимое изменение в поведении стада мгновенно насторожило девушку. С ранних своих лет она проводила много времени среди этих животных и знала их досконально. Странное беспокойство, внезапно охватившее мамонтов, не прошло для нее незамеченным.

Буря проснулась. Она не поднялась на ноги, но уши ее зашевелились, и хобот начал чуть заметно подергиваться.

— Тише, девочка, — прошептала Фереби.

Другие мамонты тоже проснулись. Они ерзали на соломенных подстилках и переговаривались, издавая глухие трубные звуки. Мать Бури, старая слониха по имени Мэйпл, подошла и положила хобот на голову дочери, будто утешая ее.

«Так вот оно что, — подумала Фереби. — Мамонты чувствуют опасность. Приближается враг».

После двухдневных поисков Рако удалось обнаружить путь наверх. На восточном склоне каньона, где с гор сбегал небольшой ручеек, сохранились остатки деревянных ступеней и деревянный же ворот — часть механизма, предназначенного для поднятия лошадей. Все это давно сломалось и сгнило, однако при должной осторожности лестницу можно было использовать.

Шел дождь — мерзкая серая изморось, подобно туману висящая в воздухе. Ступени были скользкими, обросшими мхом и лишайником. Некоторые из них провалились внутрь, а иные распадались под ногами, стоило лишь на них наступить. Кое-где сохранились фрагменты перил, и, придерживаясь за них, а также за валуны и корни деревьев, путники медленно, но верно продвигались вверх.

Путь был трудный. Морось скоро вымочила всех до костей, руки окоченели и потеряли чувствительность, вдобавок путешественники поминутно оскальзывались на влажных, гнилых ступеньках.

Рако взбирался третьим, вслед за Талискером и Малки. Медвежья лапа скорее мешала, чем помогала сиду. Он никак не мог поверить, что это его конечность, она казалась чужой, слишком неудобной и тяжелой. То и дело охотник пытался ухватиться огромными когтями Келлида за перила, предназначенные для человеческих пальцев, — и лапа срывалась так, что Рако то и дело рисковал свалиться вниз.

Йиска шел последним. Он был крепким и выносливым, и прежде ему нередко случалось лазить по горам. Однако у Йиски была дополнительная и крайне неудобная ноша: Пес. Еще в самом начале подъема стало ясно, что лестница слишком крута для собаки. Пес преодолел несколько первых ступеней, затем скатился вниз и жалобно заскулил. Йиска раздраженно посмотрел на него. Отношения между собаками и навахо сложно было назвать сентиментальными. Псы были по большей части рабочими животными, использовались для охраны овечьих отар и тому подобных вещей. Многие бродили по резервации сами по себе, наполовину одичав, и Пес, несомненно, относился к последним.

— Придется тебе поднять его наверх. — Малки остановился; остальным пришлось тоже остановиться.

— Он справится.

— Нет. Ступеньки слишком крутые.

— Куда же я его дену? У меня рюкзак...

— Рюкзак отдашь мне.

Делать было нечего. Йиска по цепочке передал рюкзак наверх Малки и взял Пса.

— А, черт, он воняет!

Казалось, все тело собаки состоит из острых выпирающих костей и длинных дрыгающихся ног. Йиска с Псом на руках представлял собой очень комичное зрелище, и его товарищи не сумели удержаться от улыбки. Сам же Пес остался вполне доволен и благодарно вылизал лицо Йиски.

Это произошло около часа назад. Кому как, а Йиске было совершенно не смешно. Пес оказался чертовски тяжел. По счастью, пролеты лестницы чередовались с небольшими площадками, где можно было передохнуть. На одной из площадок Йиска поставил Пса на землю, и тот немедленно принялся отряхиваться, обдав своего «носильщика» холодными брызгами.

Наконец лестница кончилась. Утомленные, насквозь промокшие путники выбрались на ровную поверхность. Йиска проволок Пса последние несколько футов и с большим облегчением швырнул его на траву. И лишь затем у него появилась возможность оглядеться.

До сих пор Йиска не задумывался над вопросом, какое сейчас время года, но если бы его спросили, он, пожалуй, сказал бы: осень. На самом деле обильная растительность в ущелье Герн создавала обманчивое впечатление — в Сутре была зима. Плато покрывал прозрачный сероватый лед. Вокруг царила странная тишина, словно воздушное пространство было заполнено ватой. Любые звуки быстро угасали в белесом мареве, висевшем в воздухе подобно туману.

Путники стояли на опушке леса. Голые сухие деревья простирали к небу перекрученные черные ветви. Они были мертвы, как и земля. И здесь Йиска с особой ясностью понял, что хозро Сутры ушло. Духи деревьев, скал и воды были недостижимы — или же вообще исчезли. Все почувствовали это. Талискер опустился на землю и коснулся ладонью травы. Хрупкие бурые травинки ломались под его пальцами, рассыпаясь в пыль.