Певерил Пик
Шрифт:
— Ваша светлость, не будьте так жестоки! — воззвал Джернингем.
— Ты жалостлив, Джернингем, но самонадеянность должна быть наказана.
— А если вашей светлости опять захочется ее увидеть?
— В таком случае ты поклянешься, что записка была утеряна, — ответил герцог. — Постой! Мне пришло в голову… Надобно, чтобы эта записка не просто потерялась, а с шумом. Послушай, этот стихотворец… Как бишь его?.. Он здесь?
— Я насчитал с полдюжины джентльменов, милорд, которые, судя по бумажным свиткам, торчащим из карманов, и по продранным
— Опять поэзия, Джернингем! Я говорю о том, который написал последнюю сатиру, — сказал герцог.
— И которому ваша светлость обещали пять золотых и палки? — спросил Джернингем.
— Деньги за сатиру, а палки за похвалы. Отыщи его, отдай ему пять золотых и любовное письмо графини. Постой! Возьми и письмо Араминты, сунь ему в портфель их все. Вот тогда в кофейне, где собираются поэты, все и откроется, и если сплетника не отколотят так, что он засияет всеми цветами радуги, то в женщинах уже нет злорадства, в дикой яблоне — крепости, в сердцевине дуба — силы. Ярости одной Араминты, вероятно, достаточно, чтобы плечи простого смертного согнулись!
— Но, милорд, — заметил слуга, — этот Сеттл note 58 так непроходимо глуп, что не сможет написать ничего интересного.
— Тогда, раз уж мы дали ему металл для его стрел, — ответил герцог, — дадим ему для них и оперенье, а дерева, чтобы выточить их, у него и у самого достаточно. Подай-ка мне мой незаконченный памфлет… Вот, отдашь ему вместе с письмами… Пусть смастерит что-нибудь.
— Прошу прощения, милорд, ваш слог узнают, и, хотя ваши красавицы не подписали своих имен, они непременно станут известны.
Note58
Элкана Сеттл, недостойный писака, которого зависть Рочестера и других пыталась сделать во мнении общества соперником Драйдена, благодаря чему он возвысился до бессмертия, весьма, впрочем, незавидного. (Прим. автора.)
— Болван! Мне только того и надо! Столько времени служишь у меня и не знаешь, что в любовных делах шум и молва мне всего дороже.
— Но ведь это опасно, милорд! — воскликнул Джернингем. — У этих дам есть мужья, братья, друзья; в них может пробудиться жажда мщения.
— Ничего, она легко уснет снова, — надменно ответил Бакингем. — У меня есть Черный Уил с его палкою для дерзких простолюдинов, а с людьми высшего сословия я могу справиться и сам. Последнее время я живу как-то скучно и мало двигаюсь.
— Однако, ваша светлость…
— Молчи, глупец! Твой скудный ум не в силах измерить величие моих мыслей. Говорю тебе, я хочу, чтобы жизнь моя текла бурным потоком. Мне наскучили легкие победы. Я хочу препятствий, хочу сокрушать их моей непреодолимой силой.
В эту минуту в спальне появился еще один дворянин из свиты.
— Покорнейше прошу прощения, ваша светлость, — сказал он, — господин Кристиан так настоятельно требует немедленного свидания с вами, что я вынужден доложить о нем.
— Скажи ему, чтобы пришел через три часа. Черт побери этого политического сумасброда! Хочет, чтобы весь свет плясал под его дудку.
— Благодарю за комплимент, милорд герцог, — сказал Кристиан, входя в комнату. Он был одет несколько более по-придворному, но сохранял тот же беззаботный вид, ту же непринужденную повадку и спокойное равнодушие, которые наблюдал в нем Джулиан Певерил во время своих встреч с ним по пути в Лондон. — Вы отгадали, милорд, — добавил он, — я явился сюда с дудкой для вас, и под ее мелодию вы, коли пожелаете, спляшете для собственной же пользы.
— По чести говоря, мистер Кристиан, — надменно заметил герцог, — ваше дело должно быть чрезвычайно важным, коль скоро вы решились на такую фамильярность со мной. Если оно касается нашего последнего разговора, то прошу отложить дальнейшее объяснение до более подходящего времени. Сейчас мне недосуг: я занят. — И, повернувшись спиной к Кристиану, он снова заговорил с Джернингемом: — Итак, найди известного тебе человека, отдай ему бумаги и деньги на дерево для стрел. Стальными наконечниками и опереньем он уже обеспечен.
— Все это очень хорошо, милорд, — спокойно сказал Кристиан, усаживаясь на стул, стоявший немного поодаль от алькова, — но легкомыслие вашей светлости не победит моего самообладания. Мне необходимо говорить с вами, и я буду дожидаться здесь, пока вы не освободитесь.
— Отлично, сэр, — раздраженно ответил герцог, — если зло неизбежно, то следует пройти через него как можно скорее; но я приму все меры, чтобы впредь ничего подобного не случалось. Итак, что вам угодно? Излагайте ваше дело, да поскорее.
— Я подожду, покуда ваша светлость оденется, — ответил Кристиан с присущим ему хладнокровием. — Мне нужно говорить с вами наедине.
— Оставь нас, Джернингем, и не входи, пока я тебя не позову. Положи камзол на диван… Что это? Опять серебряный? Я надевал его уже сто раз!
— С разрешения вашей светлости, только два раза, — почтительно ответил Джернингем.
— Два раза или двадцать — все равно. Возьми его себе или отдай лакею, если считаешь этот подарок для себя оскорбительным.
— И поважнее меня люди донашивали обноски вашей светлости, — смиренно ответил Джернингем.
— Ты находчив, Джериингем, — заметил герцог. — Донашивали и, пожалуй, еще будут донашивать. Подай жемчужного цвета камзол; он хорош с лентой и Георгием. И убирайся. Ну, мистер Кристиан, теперь мы одни: что же вы хотите мне сказать?
— Милорд герцог, — начал Кристиан, — вы любите преодолевать трудности как в делах государственных, так и в любовных.
— Надеюсь, мистер Кристиан, вы не подслушивали у дверей? — спросил герцог. — Ибо это едва ли совместимо с должным уважением ко мне и к моему дому.