Пиар по-старорусски
Шрифт:
Все Филипповы единомышленники разъехались по своим теремам – готовить бойцов к предстоящей ночи. А Филипп носился по дому и двору – разгоняя домочадцев да распихивая лишние вещи по чуланам – дабы освободить место для сиртя. Тысяча воинов – это много? Хорошо ещё, что они такие мелкие, как дети, всё места поменьше надо. И потом – не сразу же их в бой бросать. Подождать, пока все прибудут, подержать до темна на дворе, а потом уж и действовать. Спрятать, чтобы, не дай бог, кто-то их не увидел. Пусть даже и из своей дворни. А то начнутся расспросы – что, как да почему? Кто такие, откуда да по какому случаю здесь? И почему все с оружием и кого они убивать собираются? А где расспросы – там и слушок. А ну как – перелетит слушок через высокий забор, коим окружено Филиппово подворье? И дойдёт тот слушок до Докуки? Тогда – ой! Не спастись от гнева новоградского! А что такое – гнев новоградский, хорошо знает боярин Аскольд, да кое-кто из его дворни,
Песец тоже носился по подворью, разыскивая состав для колдовствского перехода, благо на этот раз ничего этакого заковыристого да чудного не требовалось. Помёт не олений, а самый обычный, коровий, ведро крепкой водки (фу, какая гадость, не будет Хитрый Песец больше её пить!), полфунта золотого песку, перо заморской птицы (индейский павлин из Филиппова собрания редкой живности лишь возмущённо дёрнулся), а каплю крови в круг перехода он капнет из собственного пальца, уколов его шилом.
Наконец настал ответственный момент. В центре двора очистили место, где будет круг. Дворня давно сидит по каморкам – вон они, в окошки пялятся испуганно. Уже приготовлено, где размещать прибывающих сиртя. Две сотни – в курятник (ничего, что тесно, не бояре же), три сотни – в хлев, три сотни загнать в поруб, где раньше сидели пьяницы, оставшихся растолкать по чуланам, каморкам да кельям. Пару часов перебьются, ничего с ними не случится!
Песец начертил круг с поперечиной в два аршина – для маленьких сиртя хватит. А если и не хватит, то ничего страшного, если они свои бока о края переходного круга пообдерут! В центре развели небольшой костерок, Песец покидал туда всё, что собрал, плеснул водки, от чего костерок вспыхнул ярче. В завершение уколол палец и капнул в пламя крови – совсем чуть-чуть, много ведь не надо. Кровь потом будет.
Как только капля, упав на горящее полешко, зашипела, испаряясь, из центра, из пламени, выскочил малорослый человечек с большой секирой. Он подлетел над землёй на сажень, приземлился и откатился в сторону. Когда человечек поднялся, оказалось, что кроме секиры он вооружён луком со стрелами, на поясе висел нож, а спину прикрывал небольшой круглый щит. Одет он был в одежду из звериных шкур, голову покрывал колпак, тоже сшитый из шкуры какого-то зверя. Филиппова дворня с изумлением смотрела из окошек на чудного пришельца. «Чудь! Чудь белоглазая, – тут же зашептались люди, – ой, быть беде! Неужели, правда – конец света приходит?» Ладно бы – одежда из шкур! Глаза – вот что ни с чем не спутаешь. Светло-пресветло-голубые, почти белые. Таких у людей не бывает! Его тут же отвели в сторону и велели ждать. Долго ждать не пришлось. Через несколько мгновений из-под земли в центре круга (костёр к тому времени уже погас) вылетел, как под действием упругой пружины, второй сиртя. Потом они стали выскакивать по двое, трое, а то и целыми пачками. Сталкивались в воздухе, ругались неведомыми, но страшными словами, награждая друг друга пинками и тумаками. Филипповы стражники не давали перерастать ссорам в вооружённые стычки и разводили прибывших по разным местам, как и было уговорено.
Филипп радостно потирал руки. Его сомнения в успехе замысла исчезали по мере прибытия новых и новых бойцов. Наконец приток маленьких воинов прекратился. Подвалы и чуланы были переполнены сиртя. Теперь оставалось только ждать заката.
Солнце уже село, только светлая полоса у горизонта освещала небо. У богатых домов зажгли фонари, у бедных лачуг – дешёвые масляные плошки. Городские власти требовали, чтобы каждый домовладелец позаботился об освещении улицы возле своего дома, с непослушных брали штраф. Пора, решил Филипп и вывел низкорослое воинство в город. А его лучшие бойцы вместе с двумя десятками воинов Нетудышапки чуть раньше отправились к терему Докуки.
Сиртя выходили из ворот на улицу, удивлённо осматриваясь по сторонам, перемигиваясь и непонятно ухмыляясь. Идти к городским воротам и на пристань никто из них не торопился и на окрики не отвечал. Филипп почувствовал неладное и решил от греха подальше укрыться в тереме да запереть ворота покрепче. Ну их козе под хвост, этих сиртя, больно уж они чудные, и все с секирами к тому же. Как бы чего не вышло. Он уже успел зайти к себе во двор, как в толпе сиртя послышался громкий свист и раздался истошный крик:
– Аййййй-йя! Кроши верхних козлов!
Боже мой, что тут началось! Филипповы бойцы, кто не ушёл к Докукину терему, были в считаные секунды растерзаны, задушены, порублены на куски и повешены вверх ногами – секиры оказались очень острыми! Филипп, суетливо крестясь, едва успел притворить тяжёлую, окованную железом створку ворот и дрожащими руками запер её на пятивершковый брус. В ворота несколько раз ткнули секирой, убедились, что просто так их не открыть, и пообещали, что убьют его чуть позже – пусть не уходит, всё равно никуда не денется. Филипп трясся от страху, поняв, какую страшную ошибку он совершил. Проблемы людей сиртя не волнуют, им нет дела до людских распрей. У них свой интерес.
А маленькие воины страшной лавой растекались по засыпающему городу, круша и убивая всё и всех на своём пути.
– Чудь белоглазая появилась! – в ужасе кричали новоградцы, разглядев необычные лица нападавших. – Конец света наступает! Спасайся, кто может!
К Докукину терему соединённый отряд бойцов Филиппа и Нетудышапки подошёл сразу после заката. Потоптались немного в нерешительности – всё-таки нрав у боярина был крутой, а Федя Пасть Порву заслуженно внушал нападавшим робость. Наконец Андрюшка Хрен, ранее служивший Аскольду, но после гибели того переметнувшийся к Филиппу (не всё ли равно, с кого плату получать?), подошёл к воротам и постучал саблей в створку. Открылось смотровое окошко, в проёме показалось лицо стража. Тут же один из нападавших выстрелил в него из лука. Стрела попала в глаз, и страж умер мгновенно, даже не вскрикнув. Бойцы, закинув «кошки» на бревенчатый забор, бесшумно спрыгивали внутрь двора. Ещё мгновение – и калитка открыта. Казалось, терем лежал перед нападавшими беззащитным. Но это только казалось. Второй сторож, которого не заметили Филипповы бойцы, успел ударить в гонг, прежде чем упасть со стрелой в горле – Докука подбирал себе верных слуг! Не зря, эх не зря он по совету Васи поставил на ворота не одного, как было принято у других бояр и богатых купцов, а двух стражей. И повесил на сыромятном ремне стальной брусок с билом – железным прутом. Это и спасло им всем жизнь.
На звуки гонга распахнулось верхнее окно и тут же затворилось. Разбуженный Докука спешно одевался, застёгивая под рубахой кольчугу – гонг ещё ни разу не тревожил его, поэтому сейчас можно было ожидать чего угодно. Дверь открылась: на пороге стоял грозный Федя, сна – ни в одном глазу, рубаха расстёгнута. В левой руке нож, в правой – дубина. На глаз оценив всего лишь четырёхкратное численное превосходство нападавших, по его мнению – не такое уж и большое, он закричал:
– Ша, братва! В плен не брать!
И первым ринулся в битву, размахивая дубиной. Верхние окна терема распахнулись, в них показались бойцы с натянутыми уже луками. В их числе был и вездесущий Киря. Раздался свист стрел – несколько нападавших упало. В считаные секунды обороняющиеся перебили всех вражеских лучников, хорошо ещё, Филипп в надежде застать спящий терем врасплох не посчитал нужным брать бесшумное оружие в большом количестве.
Федя бился яростно, безжалостно и бесстрашно, круша врагов дубовой дубиной и дамасским кинжалом. Во двор выбежали и другие защитники терема, вступая в сражение, едва протерев глаза. Кое-кто даже не успел надеть рубаху. Появился на крыльце и Докука, доказывая, что он не робкого десятка, и тоже попытался влезть в драку, но, повинуясь движению Фединых бровей, два бойца тут же затащили его в терем и закрыли от греха подальше в чулане. За непочтение к чину рассчитаемся после сражения, если в живых останемся! Во двор выбежал даже Вася Зуб, вспомнив срочную службу в разведроте десантно-штурмового батальона. И показал такой класс владения ножом (это всё, что он успел впопыхах найти в доме), что опытные Докукины головорезы запоглядывали на него с уважением. «Ёлки-палки, – думал Вася, всаживая нож в бок очередной жертвы, – чем только не приходится заниматься специалисту по связям с общественностью в рамках предвыборной кампании!»
Но, несмотря на яростное сопротивление, нападавшие теснили Федин отряд к терему. Их было слишком много и в мастерстве они ничем не уступали обороняющимся. Лишь одному Феде Пасть Порву не было достойного соперника. Но сейчас был именно тот случай, когда один в поле не воин.
Федя, понимая, что сейчас главное – выждать время, велел своим бойцам отступать в терем. Сам он стоял на месте до последнего, прикрывая отход своих людей. Наконец, увидев, что последний скрылся в дверном проёме, он разбил дубиной голову одному из самых настырных Филипповых бойцов и одним прыжком взлетел на крыльцо. Дверь захлопнулась за его спиной, толстый брус лёг в пазы и теперь можно было перевести дух. Взять терем приступом непросто. Нападавшие хотели выполнить задуманное быстро, на одном вздохе, но мастерство их соперников не позволило им сделать это. А сейчас: терем сложен из дубовых брёвен, двери и запоры на них надёжны, на окнах кованые решётки – крепость! Есть, конечно, один способ взять её – поджечь. Но пожар в деревянном городе – неуправляемая стихия. Стоит загореться одному дому, как пламя охватит и соседние постройки, а там – пиши пропало. Огонь съест всё, и потом, на пепелище, обе борющиеся стороны будут сидеть и думать – а зачем нам это надо было? И – а кто же победил в битве? Поэтому поджога можно не бояться. Главное – досидеть в укрытии до утра, а там видно будет!