Пифагор
Шрифт:
Пролог
Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.
Земля имеет форму шара.
Миром правят числа.
После смерти душа переселяется в новое тело.
Перед нами — четыре утверждения. Казалось бы, что между ними общего? Они принадлежат к совершенно разным областям знания; более того, и по своему характеру они весьма мало похожи друг на друга. Первое — одна из базовых теорем классической геометрии, которую каждый обязательно проходит в школе. Со вторым ныне тоже все согласятся. А вот третье уже озадачивает: сказано, конечно, красиво,
А между тем все только что перечисленные суждения принадлежат одному и тому же человеку — герою нашей книги, знаменитому греку Пифагору. Уже отсюда видно, насколько широким и разносторонним был круг его интересов, какой большой вклад внес он в развитие культуры.
Эти его идеи приведены только в качестве примеров, и количество таких примеров можно было бы еще множить и множить. В частности, к Пифагору же восходят и такие известные понятия, как «гармония сфер», «золотое сечение» и др. Да что там! Даже сами термины «философ» и «философия» — пифагоровское изобретение. Это, конечно, не означает, что до Пифагора в Древней Греции не было философов. Были, но так себя не называли. А впервые слово «философ» («любящий мудрость») придумал и ввел в обращение именно он.
Одним словом, перед нами фигура просто-таки грандиозного масштаба. Один из крупнейших деятелей греческой «интеллектуальной революции» — а ведь в ее ходе, по сути, был создан тот фундамент, на котором и поныне зиждется наша цивилизация. Основоположник течения мысли, которое на протяжении всей античности входило в число самых авторитетных, — пифагореизма, или пифагорейства.
Писать о Пифагоре нелегко. И вот почему. Когда несколько лет назад автор работал над книгой о Сократе для серии «ЖЗЛ», ее вводной главе он дал название «Знакомый и загадочный» {1}. То же выражение в полной мере можно было бы применить и к Пифагору. Однако в несколько ином смысле.
Бесспорно, Пифагор относится к персонажам знакомым, известным, узнаваемым. О нем это можно сказать уж точно в не меньшей степени, чем о Сократе, — а, пожалуй, даже и в большей. Философия в курс среднего образования не входит, а математика школьниками, само собой, изучается. Но какая же математика без Пифагора? В результате любой из нас уже в подростковом возрасте слышал его имя.
Таким образом, обычно о Пифагоре узнают вначале как об ученом. Разбирают его теорему — ту самую, о гипотенузе и катетах; при этом часто делается оговорка, что на Древнем Востоке она была известна уже в допифагоровские времена. Позже многие интересующиеся знакомятся и с другими «ипостасями» Пифагора, часто не без удивления воспринимая информацию о том, что он — еще и философ (а он, между прочим, был более философом, нежели ученым в собственном смысле слова). Заходит речь о главном «девизе» его философского учения — миром правят числа и соотношения чисел. А поскольку числа — не материальные, а духовные сущности, абстракции, идеи, то Пифагор фактически оказывается «отцом» идеализма в философии, предтечей Платона.
Если же кто-нибудь хочет узнать о Пифагоре еще больше, то ему рано или поздно становится известна вещь совсем уже неожиданная: не только наука, но и философия также не была главным в деятельности этого мыслителя. В первую очередь он воспринимал себя сам и воспринимался окружающими как религиозный реформатор, прославленный пророк и вдохновенный мистик, предложивший новое учение о божественном. Теолог, как говорят ныне.
Как бы то ни было, имя Пифагора, повторим, знакомо всем. А как обстоит дело с загадочностью? Здесь тоже уместно сопоставление с Сократом. Сократ загадочен не потому, что о нем, о его жизни мало что известно. Нет, известно вполне достаточно. О нем, в частности, очень подробно писали его современники, люди, которые прекрасно знали его лично. Загадочность Сократа связана не с недостатком сведений, а с тем, что он сам по себе был личностью необычной, противоречивой. К тому же он не писал философских трудов, что тоже затрудняет изучение его взглядов.
С Пифагором дело обстоит иначе. Он принадлежит к более раннему этапу развития древнегреческой философии, жил примерно за столетие до Сократа, в VI веке до н. э. И о нем-то как раз действительно сохранилось весьма мало информации {2}. Во всяком случае, если говорить об информации достоверной.
Во-первых, сам он, похоже, тоже ничего не писал (впрочем, вопрос этот спорный, и он будет подробнее рассмотрен в одной из следующих глав). Далее, о нем, в отличие от Сократа, почти не имеется свидетельств современников (которые, по понятным причинам, особенно ценны). А если таковые и проскальзывают, то являются, как правило, лишь краткими и невнятными упоминаниями, из которых не много удается почерпнуть полезного.
Наверное, самое интересное и занятное из подобного рода ранних упоминаний — эпизод из жизни Пифагора, описанный поэтом-философом Ксенофаном, который являлся приблизительно ровесником нашего героя и, несомненно, был лично знаком с ним:
Как-то в пути увидав, что кто-то щенка обижает, Он, пожалевши щенка, молвил такие слова: «Полно бить, перестань! Живет в нем душа дорогого Друга: по вою щенка я ее разом признал».(Ксенофан. фр. В 6 Diels — Kranz) [1]
1
Необходимо сразу объяснить, как принято ссылаться на античных авторов (эта система ссылок принята и здесь). В ссылках на труды, сохранившиеся полностью, после имени автора (которое выделяется курсивом) и названия произведения римская цифра обозначает номер книги (древние трактаты делились на книги), первая арабская цифра — номер главы внутри книги, вторая арабская цифра (если есть) — номер параграфа внутри главы. Например, "Фукидид. История. II. 41. 1" означает, что имеется в виду сочинение Фукидида "История", а внутри его — 1-й параграф 41-й главы 2-й книги. Правда, на некоторые источники (прежде всего труды Платона и Аристотеля) принято ссылаться иначе, при помощи особой нумерации. В ссылках на стихотворные произведения арабская цифра обозначает номер стиха (строки). А для фрагментарно сохранившихся сочинений указывается номер фрагмента и обозначается издание, по которому фрагмент приводится. Именно так в данном случае: "Ксенофан. фр. В 6 Diels-Kranz" означает, что Ксенофан (от этого автора полностью не сохранилось ни одного произведения) цитируется по "Фрагментам досократиков" Г. Дильса и В. Кранца, причем приводится фрагмент, который в этом издании носит номер В 6.
Нет сомнений, что Ксенофан здесь иронизирует, говорит о взглядах своего «коллеги» с некоторой долей юмора. А имеется в виду конечно же то самое пифагоровское учение о метемпсихозе — переселении душ.
На основе таких свидетельств, понятно, биографию не напишешь. А те античные авторы, которые сообщают уже некоторые детали, подробности о жизни и деятельности, личности Пифагора, жили, к сожалению, намного позже — спустя 100–200 лет (Геродот, Платон, Аристотель и др.). Самого Пифагора они видеть никак не могли. Потому-то часто неясно, насколько их рассказы соответствуют действительности. Ведь Пифагор был такой фигурой, вокруг которой сразу начали складываться различные легенды, факты перемешивались с вымыслами.
Ну а пышным цветом литература о нем расцвела еще через несколько столетий, на закате античности — в первые века нашей эры. Именно этим временем датируются дошедшие до нас полностью биографии Пифагора. Одна из них входит в состав известного сборника жизнеописаний древнегреческих философов, составленного неким Диогеном Лаэртским на рубеже II–III веков (Диоген Лаэртский.О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 1-50). Ближе к концу III века появилась «Жизнь Пифагора», принадлежащая известному философу Порфирию, одному из главных представителей неоплатонизма — влиятельнейшего в позднеантичную эпоху религиозно-мистического течения философской мысли. А еще позднее довольно большой труд, который в русском переводе тоже часто именуется «Жизнь Пифагора» (хотя более точным переводом было бы «О пифагорейском образе жизни»), был написан Ямвлихом — также неоплатоником, учеником Порфирия.
Всеми названными биографиями нам неизбежно придется пользоваться при реконструкции жизни нашего героя. Однако необходимо отдавать себе отчет в том, что хотя в этих сочинениях, в отличие от более ранних, налицо полное изобилие ярких, красочных подробностей и деталей, далеко не во всем авторам их можно доверять. Ведь с пифагоровских времен прошло почти тысячелетие! И за столь долгий срок личность древнего мудреца успела, выражаясь метафорически, полностью облечься в ткань мифа.
Итак, приходится признать, что о Пифагоре мы знаем мало, очень мало достоверного. А значит, в книге, которую открыл читатель, заведомо будет много гипотетичного, предположительного. Но такой путь представляется нам более плодотворным, чем тот, что преобладает в современной исследовательской литературе и полностью отрицает всё существующее предание. О Пифагоре мы не можем с уверенностью сказать ничего или почти ничего — утверждают скептики. Попробуем показать, что это не так, что Пифагор — это все-таки не «черная кошка в темной комнате, которой к тому же там нет».