Пифия
Шрифт:
— Ты меня слышишь?
Джимми Два Пера скорчил гримасу и перевернулся на другой бок.
— Джимми, просыпайся. Это Тридцать Два.
— Тридцать два чего? — пробормотал Джимми.
— Просыпайся, Джимми. Тебе пора выходить из-под действия наркоза.
— Да я уже и так проснулся, черт бы вас всех драл! А теперь отстаньте от меня ради всего святого!
— Вставай, Джимми. Вставай!
— Пошел вон!
— Я и так нахожусь далеко, Джимми. Я на расстоянии пяти тысяч миль от тебя.
Качаясь, словно пьяный, Джимми с закрытыми глазами сел на постели.
— О чем это ты там толкуешь?
— Открой глаза, Джимми.
— Не хочу. У меня сейчас эта чертова голова треснет и разлетится вдребезги.
— Это пройдет.
— Очень хотелось бы.
— А теперь открой глаза, Джимми.
Индеец открыл глаза и сразу же поморщился, когда нестерпимо яркий свет ударил в зрачки… в оба: его собственного и искусственного глаза.
— Ярко слишком, — пожаловался он, сощурившись.
— Это потому, что твои зрачки расширены. Через минуту или две они адаптируются.
— Что, операция закончилась? — спросил Индеец.
— Да. Как ты себя чувствуешь?
— Так, словно у меня был недельный запой. Все тело ломит, и голова болит.
— Нам пришлось изрядно повозиться с твоей головой. Осмотри комнату.
Индеец сделал, как ему велели, и обнаружил, что находится в просторной палате. Медсестра, одетая во все белое, сидела в углу, внимательно наблюдая за пациентом. Судя по боли в левой руке, он ожидал увидеть множество проводов и трубок системы жизнеобеспечения, подсоединенных к его плоти, однако их, похоже, уже успели убрать. Множество датчиков были подсоединены к его груди и шее, однако они вызывали скорее щекотку, чем боль.
— Очень хорошо, — удовлетворенно заметил Тридцать Два. — А теперь подними руку на уровень глаз на расстоянии шести дюймов от лица.
— Какую руку? — не понял Индеец.
— Любую.
Индеец поднял руку.
— Линзы адаптировались почти мгновенно, — констатировал Тридцать Два. — Теперь поверни голову влево и посмотри в окно.
— Я что тебе, крыса подопытная? — возмутился Индеец.
— Делай, что тебе говорят, — ответил Тридцать Два. — Я хочу посмотреть, как твое, зрение приспосабливается к неожиданному изменению освещенности.
— А потом что?
— Не понял!
— Я же не собираюсь остаток своих дней прыгать для вас через обруч.
— Я же должен проверить твой новый глаз, Джимми.
Индеец вздохнул и повернул голову, бросив взгляд в окно.
— Отлично!
— Что дальше? — угрюмо поинтересовался Индеец.
— Ничего, — откликнулся Тридцать Два. — Похоже, все функционирует совершенно исправно. Полагаю, у тебя нет трудностей, ты хорошо меня слышишь?
— Лучше б мне вообще тебя не слышать, — буркнул Индеец.
— Насколько можно судить, операция не изменила твоего отношения к нам, — сухо констатировал Тридцать Два.
— Мне совсем не нравится, когда у меня в голове раздается чужой голос, — заявил Индеец.
— Это далеко не единственное, что есть у тебя в голове. Помни об этом, и мы с тобой прекрасно сработаемся. — Индеец ничего не ответил, и Тридцать Два продолжал: — А теперь нам предстоит обсудить кое-какие личные вопросы. Попроси медсестру выйти.
Индеец повернулся к сестре.
— Он хочет, чтобы ты вышла.
— Сейчас. — Она подошла к мониторам и проверила их показания, затем удовлетворенно кивнула и молча вышла из комнаты.
— Вы ее тут неплохо выдрессировали, — прокомментировал Индеец.
— Она была в палате только на тот случай, если вдруг какой-нибудь из имплантированных механизмов откажется функционировать. Было бы весьма неприятно очнуться в пустой комнате наполовину ослепшим, если даже и поговорить окажется не с кем.
— Слышать твой голос достаточно неприятно.
— К этому тебе придется привыкнуть, Джимми. — Тридцать Два помолчал и добавил: — Видишь тумбочку слева от кровати?
— Да.
— Открой верхний ящик и вытащи конверт.
Индеец подчинился.
— А теперь открой его.
— Хорошо, открыл.
— Теперь внимательно просмотри содержимое, — продолжал Тридцать Два. — Голографический портрет сверху — Пенелопа Бейли в возрасте шести лет.
Индеец стал рассматривать изображение худенькой белокурой девчушки с большими голубыми глазами. Она выглядела подавленной и усталой, и даже щечки казались не по-детски бледными.
— Следующее голографическое изображение — наши компьютерные расчеты того, как эта девушка должна выглядеть сейчас с учетом разных вариантов: набора лишнего веса или, наоборот, резкого похудения. Мы можем только догадываться о цвете ее волос и о том, какую прическу она предпочитает теперь носить. Но судя по форме ее скул, волосы у нее не должны быть слишком пышными или длинными.
Индеец повертел в руках изображение и недовольно хмыкнул:
— Ваш художник напрасно тратил время. Если она и в самом деле так важна, как вы думаете, то прежде, чем добраться до нее, мне придется столкнуться с огромным количеством людей. И к тому времени, как я встречу эту женщину, я наверняка уже буду иметь достаточное представление о ее внешности.
— Может, так, а может, и нет. Даже у примитивных рас известна замена вождей двойниками. Если ты столкнешься с женщиной с карими глазами или иной формой скул, эта голограмма может тебе помочь.
— Тогда какого черта надо было трансплантировать мне эту камеру? Ты что, не веришь, что я смогу ее опознать?
— Думаю, у тебя есть шанс добраться до нее. Шанс, который ничем не гарантирован. Не поручусь, что тебе хватит мастерства и ума уничтожить ее без моей помощи… а может, даже и с моей помощью тоже. Это-то хоть понятно?
— Спасибо за откровенность, — недовольно буркнул Индеец.
— Давай говорить с тобой начистоту, Джимми. Ты принял наше предложение исключительно потому, что это единственный выход для тебя, иначе ты бы никогда не сумел вырваться из тюрьмы. Ты, несомненно, намереваешься забыть о нашем договоре, как только представится возможность. Я выбрал тебя потому, что потерял слишком много отличных, опытных агентов. Ты же более умелый обманщик и убийца, чем кто-либо из них, к тому же потерять тебя не жалко. Мы поняли друг друга?