Пифия
Шрифт:
Айсберг почувствовал, как грудь пронзила нестерпимая жгучая боль, ощутил давление во всем теле. Он попытался скрыть свое недомогание, но не смог.
— — Вот видишь? — Она удовлетворенно улыбнулась. — Среди миллиардов вариантов будущего — когда тебе удается взорвать меня — существует один, когда сердечный приступ не прекращается, боль становится нестерпимой, и ты перед смертью осознаешь, что все сказанное мной — правда.
Боль наконец стала утихать, бледность покинула лицо Айсберга, он глубоко вздохнул и прислонился к двери, ища опору.
— Можно мне задать тебе вопрос? — проговорил он через минуту.
— Именно это и делает Пифия: она отвечает на вопросы.
— Как же они, черт побери, умудряются держать тебя взаперти? Почему с твоим тюремщиком не случился сердечный приступ или удар в подходящий момент?
— Они очень тщательно подбирают мне охрану, — ответила она. — Ни в одном варианте будущего никто из них не заболевает достаточно тяжело, чтобы это позволило мне вырваться на свободу.
— Как же они кормят тебя? Они наверняка должны снижать интенсивность силового поля в каком-то месте.
— Да, но только на очень маленьком участке, — кивнула она. — Впрочем, ты сейчас и сам все увидишь. — Она повысила голос, повернувшись к двери: — Можешь войти.
В комнату вошел голубой дьявол, неся в руках небольшой поднос с едой. Он подошел к линии силового поля, поставил поднос на пол, затем повернулся и вышел. Мгновение спустя по внутреннему интеркому раздался сигнал, и Пенелопа отошла к стене, как можно дальше от подноса. Послышался шелест статических разрядов, когда небольшой участок силового поля над полом исчез. Пенелопа подошла к подносу, присела на корточки и, осторожно ухватив за края, потянула на себя. Едва поднос оказался у нее в руках, снова послышался звук статических разрядов, и голос голубого дьявола по интеркому предупредил, что силовое поле восстановлено. Она поставила поднос на стол.
— Видишь?
— И ты все эти долгие годы не общалась непосредственно ни с одним живым существом?
— Нет, с тех пор, как умер Черепаха Квази.
— И за все это время ты ни разу не разговаривала с человеком?
— Я вообще ни с кем не разговаривала. — Она помолчала. — Впрочем, это не совсем правда. Когда-то у меня была кукла, но она развалилась четыре года назад.
Айсберг постарался представить себе восемнадцатилетнюю Пифию, играющую с куклой, и не сумел. Но ему до боли ясно представилось, как восемнадцатилетняя Пенелопа Бейли прижимает к себе старую, потрепанную куклу.
— Мне все еще очень жаль тебя, Пенелопа, — сказал он. — Не твоя вина, что судьба одарила тебя… или наказала такой способностью, и не твоя вина, что Республика просто представления не имела, как справиться с тобой. И уж тем более ты не виновата в том, что голубые дьяволы продержали тебя взаперти все эти долгие годы… но ты такая, какая есть, и тебе нельзя позволить выйти отсюда. Если тебя нельзя уничтожить, то тебя надо оставить в заточении.
— Продолжай мечтать о героических деяниях, Айсберг, — произнесла она с насмешкой. — Мечты безвредны.
Неожиданно она повернулась лицом к дальней стене и несколько секунд стояла молча и не шевелясь, затем снова взглянула на Айсберга.
— И кому же ты помогала на сей раз? — спросил он.
— Ты его не знаешь, — ответила она. — Эта ночь решающая. У меня много проблем, которые надо решить в первую очередь.
Неожиданно ее отрешенность и холодность сменились презрительной гримасой.
— Дурак! — воскликнула она. — Неужели он думает, что это помешает мне справиться с ним?
— О ком это ты? — поинтересовался Айсберг.
— О Джимми Два Пера.
— Где он?
— Он приближается и думает, будто может затуманить мой рассудок, затуманив свой. — Она повернулась к Айсбергу. — Разум покинул его… но я не читаю чужих мыслей. Я читаю будущее.
— Он что, нажевался семян? — спросил Айсберг.
— Как будто это имеет какое-то значение? — Она пожала плечами.
— Имеет, — заверил ее Айсберг. — Если он сам не знает, что собирается сделать в следующую секунду…
— Я знаю, — презрительно фыркнула Пенелопа.
— Я-то думал, что ты видишь бесчисленное множество вариантов будущего и своими действиями выбираешь тот, который наиболее выгоден тебе, но как ты можешь справиться с человеком, у которого разума столько же, сколько у мухи?
— Вот поэтому-то ты и здесь, Айсберг, — сказала она. — Я?
— Если его не смогу остановить я, это сделаешь ты.
— У тебя богатое воображение, Пенелопа-.
— Я не рисую событий в собственном воображении, — откликнулась Пифия. — Я их предвижу.
— На этот раз ты ошиблась, — проговорил Айсберг. — Если он попытается тебя убить, я и пальцем не пошевелю, чтобы остановить его.
— Ты сделаешь то, что предначертано.
ГЛАВА 32
Айсберг собрался было уже ответить ей, как неожиданно дверь распахнулась, и в комнату ворвался взъерошенный, залитый кровью Индеец с дико горящими глазами. В одной руке у него был акустический пистолет, в другой — окровавленный» нож.
— Кто ты? — хриплым голосом обратился он к Айсбергу.
— Я — друг, — ответил тот.
Индеец непонимающе уставился на него.
— Мы оба работаем на Тридцать Два, — продолжал Айсберг.
— Сволочь! — злобно выругался Индеец. — Сначала я убью ее, потом его.
— Говори потише. Индеец хихикнул.
— Зачем это? Я прикончил всех голубых дьяволов в холле.
Айсберг посмотрел на Пифию. Она спокойно стояла у стены и смотрела на Индейца с насмешливой улыбкой.
Его ты не боишься, — подумал Айсберг. — Он стоит в нескольких ярдах от тебя, он не в себе, и он намерен тебя убить, а тебя это всего лишь забавляет. Значит, это не он».
Индеец повернулся к Пифии.
— А чему это вы улыбаетесь, леди? — пробормотал он. — Вы что ж, думаете, будто я шучу?