Пик Купидона
Шрифт:
Я поднимаю свой коктейль и почти выпиваю его в два глотка.
Давай сделаем это.
— Когда ты в последний раз был на свидании?
Он медленно выпивает свой мохито и ухмыляется.
— Наше время в закусочной считается? Потому что если да, то десять лет назад.
Я насмехаюсь, безуспешно сдерживая наплыв возбуждения, пронизывающий меня.
— Игра называется «Правда или вызов», Илай. Не говори милых вещей, которые, как ты думаешь, помогут тебе забраться ко мне под платье.
Как только я произношу эти
Я понимаю, что это свидание изначально было для меня событием на одну ночь, но я не могу быть уверена, что для него оно имело такое же значение.
— Прости, это было действительно бесцеремонно. Я не...
Илай отмахнулся от меня, еще больше расслабившись в кабинке.
— Нет, я понимаю. Общее мнение таково, что люди говорят вещи, которые, как они знают, помогут получить секс.
Меня захлестывает волна благодарности за то, что он не привязался к моим словам. Я кусаю внутреннюю сторону своей нижней губы.
— Я сомневаюсь, что тебе вообще нужно что-то говорить. Ты, вероятно, получаешь больше внимания, чем знаешь, что с ним делать, прямо как в школе.
Несколько раз Илаю приходилось отключать телефон во время наших занятий с репетиторами. Он вибрировал в его сумке не менее четырех-пяти раз каждые пару минут, и я могла сказать, что иногда это было слишком.
Он пожимает плечом.
— Единственное внимание, которого я когда-либо хотел, я получаю прямо сейчас.
Мои глаза метнулись к нему, но мое горло вдруг стало таким плотным, что все, что я могу сделать, это уставиться на него. Так! Может быть, все было не так уж односторонне, в конце концов.
Волнение проходит через меня, мое тело нагревается от этой мысли.
Он хихикает, накалывая вилкой еще одну броколлину.
— И чтобы ты знала, это была не ложь. Я был, как некоторые сказали бы, слишком занят, чтобы встречаться. И ответ к тому, о чем ты говорила ранее - у меня нет намерения сказать что-нибудь милое, чтобы оказаться между твоих бедер.
Хотя я уверена, что его слова, это еще один способ успокоить мои нервы, они только еще больше их расшатывают. Они могут означать миллион разных вещей, и с тем, как моя киска сжимается, требуя знать, что именно он имеет в виду, я не могу остановить себя, чтобы выяснить это.
— Больше грязных разговоров, да?
Боже мой, Миа. Заткнись! Я определенно не это хотела сказать.
Я хватаю один из кусочков брускетты с угла моей тарелки и делаю неприлично большой укус. Это попытка удержать мой рот занятым, чтобы не сказать еще что-нибудь совершенно ужасное и одновременно скрыть горячий румянец, пылающий на моем лице.
Но вместо того, чтобы ответить, Илай слегка наклоняет голову, позволяя серым глазам медленно окинуть меня.
Я чувствую жар его глаз, когда они касаются каждой частички меня.
Мои губы.
Подбородок.
Опускаясь вниз по шее.
По ключицам.
Мурашки
— Можно сказать, что я откровенный, — наконец говорит он. — Мне нравится говорить, о том, чего я хочу, как я этого хочу, и как мне это дадут.
Огонь немедленно вспыхивает глубоко в моей сердцевине. Трахни меня!
Закусив нижнюю губу, я взволновано двигаюсь сидя на месте. Мой клитор теперь пульсирует, и сжимание бедер не помогает ослабить внезапный приток давления. Тем не менее, мне удается найти свой голос, потому что мне необходимо знать без сомнений, что он чувствует.
— И чего же ты хочешь, Илай?
— Хм. Но теперь моя очередь, Миа. Правда или вызов?
Соблазн потребовать ответа очень силен, но я подавляю его.
— Я только что рассказала тебе всю свою правду, на самом деле, очень много правды, так что, думаю, я выберу «вызов».
Его брови поднимаются.
— Ты уверена?
Его тон - нечто среднее между предупреждением и вызовом. Волнение и трепет овладевают мной, и на секунду я задумываюсь о том, чтобы передумать.
Мы в ресторане, полном людей, более половины из них знают, кто он такой, на что он может меня подтолкнуть?
Я киваю, откусывая кусочек баранины. Она такая же нежная, как я помню, распадается на части и почти тает на языке.
— Говори, что хочешь.
Один уголок его губ подрагивает.
— Я осмелюсь предложить тебе пересесть сюда.
— Что?
Он откладывает вилку и показывает указательный палец.
— Я хочу, чтобы ты взяла свою тарелку и подошла ко мне с этой стороны.
Мой взгляд фокусируется на том месте, куда он указывает, с левой стороны от него.
Кабинки маленькие, интимные, полукруглые. Спинки средней высоты, доходят до плеч Илая, и они примыкают к бесшовной стеклянной стене с видом на склоны. Если я пересяду, люди смогут видеть только Илая.
Я задаюсь вопросом, не сделано ли это специально, из-за того внимания, которое сфокусировалось на нас после того, как тот человек поприветствовал Илая. Это выведет меня из общего поля зрения и приблизит к нему. Беспроигрышный вариант.
— Не хочешь пересаживаться? — спрашивает он, игривая улыбка дразнит край его рта.
— Вовсе нет, — я отодвигаю сначала свою воду, затем тарелку, а затем обхожу вокруг него, садясь примерно в пятнадцати сантиметрах от него.
Находясь так близко к нему, я могу различить теплый землистый аромат его одеколона и почувствовать чистое тепло, исходящее от его тела. Мои нервы воспламеняются, мышцы напрягаются, и сколько бы я ни пыталась направить свою внутреннюю уверенность, я не могу поднять глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.