Пик Жилина
Шрифт:
– Если честно, я очень тороплюсь,- возразил я,- а мне еще от "хвоста" надо избавиться. Показать, как межпланетники избавляются от "хвоста"?
Он странно улыбнулся. И наши взгляды наконец встретились. В глазах его была смертельная тоска.
– Вы все поймете правильно...- успел повторить он, прежде чем разговор кончился.
Звук возник резко, внезапно, заполнив собой мир, и пришел этот звук с неба. И еще - ураганный ветер. Рев двигателя. Я поднял голову - на аллею, едва не срезая лопастями пальмы, опускался могучий штурмовой "Альбатрос". На пятнистом корпусе не было ни опознавательных знаков, ни номера, была только невразумительная
Мир повернулся набок, и стал виден гарпун антенны, воткнувшийся в газон,- ровно посередине между киоском мороженщика и цветочными часами, символизирующими единство непостоянного и вечного. Ага, вот откуда в пространство ушли вибрации, заморозившие любое живое движение в радиусе десяти метров! Мороженщик лежал, как и я, боком - вывалившись из двери своего киоска. Лежал старик, занимавшийся на газоне физкультурой. И только мой знакомый параноик, которого я не успел сдать дежурным психиатрам, удирал прочь. Он бежал нестерпимо медленно, высоко задирая локти. Неужели есть люди, неторопливо размышлял я, на которых парализатор не действует? Чудеса. Такому бы в антитеррористических отрядах служить, а не развлекать туристов в этом провинциальном рае... Одна из безликих фигур отработанно присела на колено, прицеливаясь из вакуум-арбалета. Сверкающая черта бесшумно пронзила воздух. Бегущий по площади человек взмахнул руками и опрокинулся на спину.
Движение еще замедлилось, хотя, казалось бы, куда уж больше. Кто-то уносил подстреленное тело с асфальта и затем грузил его за руки за ноги в геликоптер. Кто-то вынимал из земли антенну, кто-то обыскивал, переговариваясь по радиофону, лежащего на земле свидетеля и его багаж (свидетелем был я), наконец - прощально взревели моторы, и все звуки разом стихли, как будто штепсель из розетки выдернули. И все вокруг остановилось. Не осталось ничего, кроме моих слабо шевелящихся мыслей, а потом остановились и они.
– Я читал роман одного русского, по фамилии Жилин,- сказал лейтенант.
– Он над нами немножко посмеялся. Вы имеете к этому писателю какое-то отношение?
– А вы подозреваете всех русских,- уточнил я, заставив деревянные губы двигаться,- или только тех, кто с фамилией Жилин?
– Ну что вы!
– расцвел он улыбкой.- Русских я обожаю, сумасшедшая нация. Когда ООН сняла блокаду, к нам приехало много добровольцев из Советского Союза и большинство здесь осело. И, между прочим, не одна молодежь. Вы читали Строгова?
– Да как вам сказать...
– А я люблю его книги, жаль только, ничего нового он давно не издавал. Так вот. Строгов теперь живет у нас. Поселился основательно, купил дом, и лично мне кажется, что этот факт знаменует собой некую глобальную закономерности... Нет, нет, сумасшедшая нация! И Жилин ваш был сумасшедший, я о романисте, иначе не принял бы участие в нашей революции. Он, говорят, уже умер. Вы помните, как он описал наш город?
– Я не читаю путеводителей. Семь лет назад прочитал один, и с тех пор больше не хочется.
– Путеводитель!
– хохотнул полицейский.- Это вы хорошо выразились, надо будет рассказать ребятам на активе...
В боксе я лежал один, да и во всем госпитале, насколько я понял, больных было мало. В этом городе не любили болеть. Полицию к пострадавшим допустили только часа через два после событий на вокзале, когда полностью был выполнен комплекс нейромодулирующих мероприятий, так что разговаривать и даже мыслить я мог уже вполне свободно. Слух, нюх и прочие чувства вернулись, и вместе с ними вернулось чувство полной ненужности происходящего. Не знаю, кто допрашивал остальных свидетелей, но меня развлекал вот этот вот начитанный толстяк. Или, наоборот, я его развлекал?
– Хорошо, что вы не читали ту книжку,- продолжал лейтенант.- Я говорю о "Двенадцати кругах рая". Иначе у вас сложилось бы неправильное мнение о работе местной полиции, вернее, сложилось бы мнение, что никакой полиции здесь нет вообще. И не помогли бы никакие ссылки на то, что дело было до революции. А полиция, кстати, и тогда неплохо работала, только рук на все безобразия не хватало.
– Вредная книжка,- согласился я.- Мне становится стыдно, что я тоже Жилин.
Он опять хохотнул.
– Шутите? Это признак здоровья.
Я не шутил, а иронизировал, причем не над собой. Вероятно, офицер не видел разницы. Завидное свойство психики. В дверь просунулось маленькое веснушчатое лицо, утонувшее в краснозеленой форменной панаме, и сообщило неожиданным басом:
– Товарищ лейтенант, сюда едет Бэла. Бэла передает привет Ивану. Иван - это он?
– Это он,- откликнулся я.
Мой офицер привстал и поправил форму.
– Вот и начальство проснулось. Вы что, знакомы с Бэлой?
– С кем только я не знаком на этой планете.
– Тогда, не сочтите за бестактность...- несмело проговорил он.- Думаю, вы все-таки имеете отношение к тому человеку, который столько сделал для нашей страны.
– А сам вы, кстати, не имеете отношения к одному знаменитому авиатору?
– поинтересовался я у него.- Ваш тезка. Тоже был русский и тоже давно умер.
– Какому авиатору?
– Который, помимо прочего, изобрел вертолеты. Вашего прапрадедушку случайно не Игорем звали?
Лейтенант носил звучную фамилию Сикорски и был, вероятно, неплохим мужиком, хоть и не знал ничего про своего знаменитого тезку Игоря Ивановича, создателя вертолетов. Мы с ним обязательно сдружились бы, сведи нас судьба в других обстоятельствах и для решения других задач. Был он упитанным, улыбчивым и разговорчивым. Но главной его достопримечательностью были круглые большие уши, торчащие в разные стороны как ручки у сахарницы.
– Мои прапрадедушки торговали маслинами,- с сожалением ответил он.- И дед, и отец. И сам я продавал маслины, пока друзья не уговорили меня превратиться в полицейского...