Пикассо
Шрифт:
Чтобы пристроить куда-то все, что скопилось на ля Боэти, Пикассо пришлось купить две квартиры на третьем и четвертом этажах старинного особняка на улице Гей-Люссака, 9, расположенного вблизи Люксембургского сада, куда он перевозит семьдесят два огромных ящика с вещами.
В 1951 году Пабло снова встречается с Женевьевой Лапорт [90] , бывшей студенткой лицея «Фенелон», которая неоднократно посещала его после освобождения Парижа. Напомним, что в то время их связывала только дружба: в последнюю встречу летом 1945 года она еще с глубоким почтением обращалась к нему: «Месье…», как и подобает девушке семнадцати лет, воспитанной в буржуазной семье. За несколько месяцев в США она настолько усовершенствовала свой английский, что позже смогла читать в разных городах лекции
90
Все, что касается Женевьевы Лапорт, взято из ее книги «Тайная любовь Пикассо», а также из встреч с ней в 2001–2002 годах.
Появляясь иногда в Париже, она встречалась не с Пикассо, который жил в основном на юге, а с Сабартесом. Сабартес, обычно недоброжелательно относящийся к женщинам, окружающим Пикассо, всегда состоял с ней в теплых, дружеских отношениях. Прекрасно владея испанским, Женевьева перевела на французский несколько его работ, в том числе один роман. Она нередко обедает на улице Конвенсьон, где он проживал с женой в очень скромной квартире.
Однажды в мае 1951 года, когда Женевьева позвонила Сабартесу на улицу Гранд-Опостен, то кроме его голоса услышала в трубке какой-то другой, который не смогла сразу узнать:
— Кто это?
— Женевьева Лапорт…
— Дай мне ее!
И тогда Женевьева услышала голос, который никогда не забывала.
— Приезжайте!
Пабло очень не любит разговоры по телефону. Он всегда предельно краток. И они встречаются. Ей двадцать три года. Она очаровательна, забавна, одухотворена и очень непосредственна… На этот раз они становятся любовниками. Вместе с Женевьевой в жизнь Пикассо вошли солнце и радость. Отношения с Франсуазой совсем испортились. Она очень изменилась после рождения Паломы: похудела, утратила свой шарм и красоту, которые в свое время покорили Пабло. Однажды, нисколько не заботясь, что обидит Франсуазу, он заявил: «Вы были словно Венера, когда я вас встретил. Теперь же вы напоминаете одно из изображений распятого Христа в романском стиле, на котором можно пересчитать ребра… Любая другая женщина расцвела бы после рождения ребенка, только не вы. Вы похожи на жердь. И вы думаете, что жердь может нравиться? Только не мне, во всяком случае». Действительно, Франсуаза стала желчной и какой-то отрешенной… Но, как известно, Пабло не любит резко менять привычный образ жизни, он предпочитает сосуществование двух любовниц. В конце концов, думает он, бывшая любовница всегда уходит со сцены, но без драмы, при этом они сохранят дружеские отношения. Он предпочитает именно такое решение. Подобное поведение могло бы походить на действия султана, желающего создать гарем. Однако ничего из этого не выйдет.
В июне 1951 года Пикассо приезжает в Сен-Тропе с Франсуазой, 14 июня они — свидетели на уже третьей свадьбе Поля Элюара и Доминик Лор. Но почему в Сен-Тропе? Да потому, что у Поля Элюара, обожающего этот уголок Лазурного Берега, есть в Сен-Тропе квартира, которую он снимает на лето, и он надеется провести там несколько недель с Доминик.
Вернувшись в Валлорис, Пабло вскоре уезжает один в Париж, там он встречается с Женевьевой. Давняя поклонница Элюара, она сама пишет стихи, в частности прекрасные строки, посвященные ее нынешнему счастливому состоянию — «После любви» (25 мая 1951 года). Но влюбленный Пикассо мечтает отдохнуть с ней в Сен-Тропе. Он обращается к Элюару с просьбой подыскать ему там небольшой домик. Жилье не найдено, но они с Женевьевой уже отправляются на юг. Недалеко от Эксан-Прованса Пабло надеется поселиться в небольшой гостинице, но ему отказывают. Одного взгляда на его небрежный внешний вид (если его не узнают) достаточно… подобная клиентура не для них. Только в нескольких километрах от Сен-Тропе, в Ла Гард-Френе, они находят комнату.
Первая встреча с Элюарами за ужином — настоящая катастрофа. Элюары сидят с каменными лицами, односложно отвечая на вопросы. Женевьева, не выдержав тягостной атмосферы, удаляется, вслед за ней — Доминик.
Позже ей объяснят подобный прием. Элюары, очень любящие Франсуазу, сурово осудили поведение Пабло — как он осмелился явиться в Сен-Тропе, афишируя новую любовницу? Это непристойное оскорбление Франсуазы. Хотя, откровенно говоря, Элюар плохо подходил на роль моралиста. Это он предоставлял свою жену лучшим друзьям… «Но это совершенно иное дело!» — говорит он тем, кто пытается его упрекать. Пабло, оставшись с Полем наедине, объяснил, что последнее время жил как в аду, что был на грани самоубийства. «Женевьева спасла мне жизнь, как сказал врач. Она научила меня снова смеяться, ты понимаешь… смеяться».
И это действительно так, к Пабло снова вернулись его веселость, радость жизни, остроумие, которые мгновенно покоряют окружающих.
На следующий день Пабло с Женевьевой встречают совершенно иной прием — теплый и дружелюбный. Элюары поняли драму Пабло, его тревогу и нежелание ранить Франсуазу и в то же время невозможность восстановить с ней согласие, взаимопонимание; они также осознали, какую роль сыграла Женевьева в том, чтобы вернуть Пабло вкус к жизни, сделать его снова счастливым.
С начала июля и до конца августа они будут наслаждаться отдыхом. Элюар подыскал им небольшой старый дом на улице Бушоньер. Каждый день они обедают в порту в ресторане «Эскаль», где зарезервировали столик. Женевьева отмечает воздержанность в пище и трезвость художника, он ест очень умеренно, никогда не берет аперитива, пьет совсем немного вина. Явно, он хочет любой ценой сохранить ясность ума и способность концентрироваться, иными словами, сберечь свои творческие способности. Дни мирно протекают на пляже в компании Поля и Доминик. А по вечерам они отправляются в «Пальмир», где знаменитое механическое пианино завораживает Элюара, а Пабло немного раздражает. А иногда Пабло и Женевьева отправляются бродить по окрестным холмам, утопающим в зелени. Порой они поднимаются до кладбища Сен-Тропе, оно возвышается на прибрежной скале над заливом… и Пабло с удовольствием слушает, как Женевьева читает ему знаменитые стихи «Морское кладбище». Пабло, в свою очередь, рассказывает забавные истории, анекдоты. Он как-то признался Элюару в присутствии Женевьевы:
— Как ты знаешь, каждая моя любовь до сих пор заставляла меня скрежетать зубами, страдать, это было подобно двум телам, обвитым колючей проволокой, трущимся друг о друга, раздирая на куски… С ней, напротив, все всегда наполнено нежностью, медом… Она — словно улей без пчел. С тобой, — добавил Пабло, — я могу быть откровенным, естественным, не разыгрывать комедии…
О своем отношении к деньгам он как-то сказал Элюару:
— Мне необходимо зарабатывать деньги, не для меня лично, ты знаешь, в какой нищете я живу, а для других. Ведь никто обо мне не заботится. Ты даже не можешь себе представить, насколько я одинок…
В последнем заявлении Пикассо, вероятно, был искренен — это не первый раз, когда он жаловался на одиночество. И если слово «нищета» не может быть применимо всерьез к его жизненным условиям (возможно, за исключением его одежды), то следует признать, что роскошь и даже обычный комфорт едва ли его привлекали. Об этом свидетельствуют дома, которые он выбирает, руководствуясь при этом только практическими или профессиональными соображениями. А если нанимает шофера, то только потому, что сам не умеет водить машину, а не для того, чтобы произвести впечатление на друзей. Впрочем, действительно содержание Ольги, Пауло, Марии-Терезы и Майи, а также Франсуазы с двумя детьми требовало немалых средств. Но, как это часто бывает в подобных случаях, жестокая нищета, которую он прежде испытал в Париже, и инстинктивный страх снова оказаться в таком положении наложили заметный отпечаток на его психологию, поэтому иногда его охватывает желание копить деньги. Франсуаза Жило описала его привычку открывать по вечерам старый красный чемодан фирмы «Гермес», который он всюду возил с собой, причем он был единственным обладателем ключа от него. Чемодан заполнен «пятью или шестью миллионами франков», чтобы у него всегда было «на что купить сигарет», шутил Пабло.
«Я хочу пересчитать эти деньги, — заявлял он, — а вы поможете мне». И он извлекал из чемодана все содержимое и раскладывал небольшими стопками пачки по десять банкнот каждая, тщательно подколотых. Он считал и пересчитывал, так как постоянно ошибался, обнаруживая то девять, то одиннадцать банкнот… Когда же ему надоедало это занятие, он снова складывал купюры в чемодан и запирал его. Такое количество денег действовало успокаивающе!
Совершенно иные воспоминания сохранила Женевьева. Он был настолько добр, говорила она, что было опасно гулять с ним по улицам. «Стоило мне бросить мимолетный взгляд на какую-нибудь вешь, как он тут же покупал это». Более того, он хотел приобрести для нее дом, в котором они жили в Сен-Тропе, но она отказалась.