Пикник на красной траве
Шрифт:
Это «дома» заставило кожу Лютова пойти мурашками. «Как в мелодраме», – подумал он, глядя вслед ее удаляющейся узкой спине.
Марго, забыв про обиду (сам дурак, и не какой я не ястреб, а красивая болотная птица, перья которой при закате горят малиновым огнем, или просто хрупкая цапля, вылавливающая из болота лягушек, что пожирнее), кинулась к шкафу за папкой с бумагами.
– Вот! – Она бросила папку, что называется, к его ногам, точнее, на его колени. – Смотри! Это договоры. Я же говорила тебе, что Инга причастна к этому, а ты… Дятел…
Но Лютов уже не слышал ее. Он видел перед собой интереснейшие документы, которым, по сути, не было цены. Но он не мог об этом пока говорить с Марго. Пусть, ничего не ведая, копает дальше. Ей незачем больше ничего знать про Астровых. И кто знает, вдруг ей повезет… И он поймал себя на мысли, что
Она не могла себе позволить порвать с Марком Аврелием – слишком уж много было поставлено на карту. Во-первых, богатство Инги Новак, во-вторых, покой и обеспеченное будущее самой Марго. Ей не хотелось, чтобы каким-то там родственникам Инги досталось все, а ей, Марго, – ничего. Она считала это несправедливым, поскольку на самом деле, как и считал Лютов, упивалась своим интернатским прошлым, своим сиротством и неудачной личной жизнью, состоящей сплошь из унижений. Ей и в голову не могло прийти, что у Инги могли быть такие же несчастные родственники-наследники, как и она. Кроме того, она была твердо убеждена в том, что наследники Новак не заслужили этого наследства уже по той причине, что до сих пор, что называется, в ус не дуют по поводу исчезновения своей состоятельной родственницы. А раз так, пусть пеняют на себя. Особенно теперь, когда Марго узнала, что у Инги имеется сестра… Она, кстати, так и не поняла, где же эта особа проживает на самом деле: в какой-то деревне со странным названием Синенькие или в Москве, где, по словам Лютова, чета Астровых провернула гигантскую аферу, связанную с открытием автомобильного завода – филиала одного из немецких автомобильных концернов, на что и получила от государства колоссальный кредит. Лютов говорил ей об этом таким неуверенным тоном, словно и сам сомневался в том, что эта история супругов-мошенников Астровых имеет хоть какое-то отношение к покойной Инге Новак. Он так и сказал: Астровых в Москве слишком много, чтобы во все это поверить…
Словом, после разговора с Лютовым у Марго появилось много срочных и неотложных дел. Первое – это вернуться во что бы то ни стало к Марку Аврелию и постараться внушить ему, что это он виноват в их ссоре, чтобы потом помириться. Второе – у нее имелся адрес сгоревшей квартиры Инги Новак в Люблине, куда неплохо было бы наведаться. Тем более что раньше они проживали там все вместе – Инга, ее сестра Валентина с мужем Андреем. По словам Лютова, был один шанс из тысячи, что квартира еще существует.
Лютов привез ее на Петровский бульвар ночью и оставил машину аж за два квартала и проследил, чтобы она без происшествий дошла до особняка, и даже подождал целых полчаса на случай, если ее там не примут.
Но Марго уже ждали. Марк молча впустил ее, сказал, что переживал из-за ссоры, но мыться в хозяйской (он говорил «господской») ванной комнате все равно не разрешил. «Машка вон моется в тазу, в котельной, что в подвале, и ты там же будешь мыться. Воды горячей там – море, мойся – не хочу. И не тесно, везде простор…» И тут же, без перехода: «Есть будешь?» И Марго, которая от сытости едва стояла на ногах и была не прочь уже завалиться спать, сказала, что ей не здоровится и что она лучше позавтракает плотно, чем наедаться на ночь. «А где Машка?» – «Спит», – ответил Марк, не глядя на нее. Врет поди, Машка работает, рисует своими цветными мелками, тебе, старику, деньги зарабатывает…
Он проводил ее до ее комнаты, где стояли узкая деревянная кровать, стул и маленький шкафчик («комната для слуг», как объяснил ей Марк, устраивая ее в первый раз на ночлег), еще раз на всякий случай спросил, не желает ли она чего, не заболела ли, и только после этого, успокоившись, что все на месте, здоровы и все улажено, ушел. Но Марго не спалось. Спустя какое-то время она вылезла из-под тонкого шерстяного одеяла и, накинув его на себя, пошла как лунатик гулять по огромному, с длинными темными коридорами дому. Она знала, где спит Марк Аврелий (его комнатка находилась неподалеку от «столовой», где они готовили и обедали, старик спал на продавленном низком топчане, укрывшись старым пледом, над его головой висела икона и горела лампадка, в которую он время от времени подливал масла), из его комнаты доносилось свистящее неторопливое дыхание. Знала Марго, где комнатка Маши, но оттуда не доносилось ни звука. Маша, Мыша, Мышь, Мышка…Тихоня-художница, перенесшая потрясение.
Марго остановилась перед ее дверью и коснулась ручки. Надавила,
И вдруг как вспышка: мертвая Инга, лежащая на узкой полке в купе. Там была такая же тишина. Инга не дышала. Как не дышала сейчас и Маша.
Марго включила свет и перекрестилась непроизвольно, словно ее руками двигала кровь ее предков, явно набожных людей. Маши в комнате не было. Аккуратно застеленная постель. Может, в туалет вышла? Марго подождала в коридоре, затем вернулась в Машину комнату, осмотрелась. Будить Марка Аврелия, чтобы объявить ему о своем открытии, она не стала: возможно, он знает, где еще может ночевать его подопечная. А вдруг из милости он позволил ей почивать на мягких хозяйских перинах? Ведь сколько дверей в доме заперто – за ними десятки комнат: гостиные, спальни, кабинеты, кухня с подсобными помещениями, кладовки…
Комната Маши мало чем отличалась от спальни Марго. Разве что у стены стояли прямоугольные листы картона, а на небольшом столике коробки с пастелью, банки с кистями и карандашами, бутыли с растворителями, промасленные тряпки… И запах в спальне поэтому специфический, «художественный».
В углу комнаты Марго заметила иконку и маленькую полочку с лампадкой. Внизу, на полу, бутылка лампадного масла. Марго подошла поближе и увидела прямо под иконой предмет, напоминающий тонкую записную книжку. Она осторожно взяла предмет в руки – никакая это не записная книжка, а две сложенные и прижатые друг к другу толстые картонки, обращенные рисунками друг к другу. Каждая картонка была обтянута тончайшей полиэтиленовой пленкой, в какую заворачивают сыр и ветчину, и такая же пленка прижимала картонки друг к другу. Марго сняла первую пленку – картонки разъединились, и она поднесла их ближе к лампе. Странные рисунки, подумала она. Очень странные. На обеих картонках был изображен маленький аквариум, в которых вместо рыбок среди водорослей были две человеческие головы – женская и мужская. И над каждым из аквариумов нарисованы черным углем православные кресты.
Марго показалось, что она услышала шаги. Выключив свет, она выскользнула из комнаты в коридор и бросилась к себе. Наверное, у нее кто-нибудь из близких утонул…
Глава 4
Утром Маша как ни в чем не бывало завтракала в обществе Марка Аврелия и Марго. Когда она вернулась, Марго так и не поняла, потому что после ночного блуждания по пустому дому она, вернувшись к себе, неожиданно быстро уснула. Ей снились анфилады пыльных комнат, затянутых паутиной, какие-то немыслимые спальни с большими кроватями под бархатными балдахинами и с золочеными кистями… Уже под утро ее сон, пропитанный родным до боли запахом подгоревшего молока (так пахло по утрам на кухне, когда мама готовила ей кашу), унес ее на крышу старинного замка, где она, устроившись поудобнее в соломенную корзину, как в сани, вдруг взмыла к облакам и принялась парить над поросшими травой лугами, крышами сказочных домов… Она проснулась и поняла, что только что побывала в одном из своих детских снов. Ей хотелось и плакать, и смеяться одновременно. И все дело было именно в запахе. У Марка Аврелия подгорело молоко. Он снова варил овсянку. Увидев бледную и невыспавшуюся Машу, он сделал вид, что ничего не происходит. Они были похожи на заговорщиков, и это обстоятельство сильно задевало самолюбивую Марго. У них была тайна. Марго подумала, что если бы они сожительствовали, то исчезали бы куда-нибудь вместе… Марго, как тебе такое вообще могло прийти в голову? Маша и этот старик? Разве это возможно даже на физиологическом уровне?
За столом почти не разговаривали, но Марго знала, что ей и сегодня тоже придется полдня (и это в лучшем случае!) позировать Маше. На этот раз ей было предложено лечь в замысловатой позе, растянувшись на лиловом бархате. И только шорох стирающегося в пальцах мелка нарушал тишину большой светлой комнаты. Марго даже уснула под эти приятные и в то же время какие-то нервозные, шершавые звуки. Она знала, что часа через полтора они сделают перерыв, чтобы перекусить. Маша снимет свой длинный синий фартук, долго будет отмывать руки с мылом, чтобы после обеда снова испачкать их до черноты. А Марк Аврелий принесет ведро с теплой водой и будет тщательно стирать с драгоценного паркета цветную меловую пыль. На этот раз эта пыль будет лиловой.