Пикник на обочине. Счастье для всех
Шрифт:
И заорал зычно:
– Копыто, Молчун, проводите пассажира до заправки. И последите, чтоб его в городе местные не разорвали на антрекоты, он мне пока что нужен.
…Легенды говорили много чего про жителей Черного города. Мол, к людям они относятся, как мы к пище. Холодец из голов варят, из мяса – колбасу делают и продают на Большую землю через третьи руки для подпольных ресторанов, специализирующихся на человечине. Могут, например, кишки выпустить и быстренько, пока вся кровь не слилась, пропустить несчастного через большую шнековую соковыжималку. Кожу, снятую с рук живого сталкера, пустить на перчатки для своей девушки, мыла из подкожного сала наварить или в сушильной камере сделать экспонат для гербария – это все у них в порядке вещей. И я, идя по городу в сопровождении Копыта и Молчуна, в правдивости тех легенд ничуть не сомневался.
Уроды, что попадались нам на пути, провожали меня голодными взглядами. Думаю, не будь со мной Орфовой охраны, разорвали б меня на части прям на улице. Будь ты хоть Бэтменом во плоти, без оружия против толпы ловить нечего. Да и с оружием тоже, если она озверелая и жаждет твоей крови.
Но обошлось. Похоже, людей Орфа тут уважали, и за весь наш путь до окраины города никто из встречных мутантов даже слова не сказал в нашу сторону. Хотя, судя по звукам за спиной, постфактум каждый второй плевался брезгливо. Правда, себе под ноги, так как замыкал нашу процессию Молчун, а харкать ему в затылок, судя по всему, было делом небезопасным.
Чернобыль город небольшой, минут за двадцать хорошего хода мы вышли к границе города. Колоритное место. Справа большое старое кладбище, слева – разбитые в хлам машины, словно облитые прозрачной пленкой, по которой время от времени пробегают слабые электрические разряды. Золотом меня обсыпь, на десять метров не подошел бы к такой хрени – от нее смертью веет хуже, чем от кладбища.
Вперед тоже идти не особо хотелось. Прямо передо мной расстилалось поле, сплошь покрытое аномалиями, будто их тут собрали со всей Зоны. Травы на том поле не было, только морщинистая, лысая земля, будто скукожившаяся от страшной ноши. А на ней весь спектр местного счастья: и обширные лужи «ведьмина студня», и гигантские «комариные плеши», в которых навечно застыли сплющенные, покореженные автомобили, и «мясорубки», по краям которых разбросаны мелкие обломки костей и птичьи перья – какой-то там вороне сильно не повезло… В общем, настоящий сталкерский ад наяву.
– А теперь мы тебе глаза завяжем, – буднично произнес Копыто. – Чисто чтоб ты тропку не запомнил.
Я и тут спорить не стал и даже не дернулся, когда Молчун повязывал мне на голову тряпку, насквозь провонявшую у него в кармане прогорклым кожным салом и кислым потом. Нелегкое испытание для любого, кто ранее не бывал в плену. Я бывал, потому далось мне это дело проще. Секрет элементарный: еще до того, как тебе перевязали голову этим счастьем, начать дышать ртом – тогда, может, и не стошнит. Просто такие повязки никогда не стирают и не заменяют на новые. Наверно, специально, дабы пленник думал не о побеге, а именно о том, чтоб не проблеваться на спину впереди идущему конвоиру. Ибо чревато, особенно в моем случае, когда держишь того конвоира за ремень, а справа и слева потрескивает и пышет жаром неминуемая смерть.
Хорошо, что наше путешествие длилось недолго. Минут через десять зловещее потрескивание осталось позади, и Молчун снял с моей головы тошнотворную повязку.
– Ну, вот и все, – сказал Копыто. – Теперь идешь километр прямо по шоссе до села Залесье. Пройдешь старую школу, сразу за ней справа будут гаражи и АТП, где наши бензозаправку оборудовали. Она охраняемая, но ты парень ловкий, разберешься. Но смотри, если кого из наших грохнешь, мы узнаем моментом, и тогда твой дружок точно до утра не доживет.
– А вам разве Орф не велел меня до заправки проводить? – поинтересовался я.
– А ты не много вопросов задаешь, хомо? – процедил мутант сквозь зубы.
– Понятно, – кивнул я. – Оружие мне вернуть он тоже не распорядился?
– Короче, завтра вечером в это же время мы будем ждать тебя здесь, на границе аномального поля, – проговорил Копыто, будто и не слыша моего вопроса. – Хотя, думаю, не придешь ты, и ждет нас всех завтра в «Тысяче бэр» знатный ужин.
Сказав это, мутант повернулся спиной и, уверенно лавируя меж аномалий, направился обратно. Молчун двинулся за ним, словно плечистая тень. Я еще успел заметить, как Копыто что-то швырнул назад, в большую «мясорубку», после чего та тут же взвилась вверх трехметровым пыльным вихрем, скрывая мутантов от моего взгляда. Ага, это они все же опасаются, как бы я их секретную дорожку меж аномалиями не вычислил. Кстати, правильная мера безопасности. Даже и предположить не могу, что он такое туда бросил. Так «мясорубка» только на крупную добычу реагирует, типа лося или, на худой конец, человека. Хотя, похоже, у чернобыльских мутантов свои взаимоотношения с аномалиями.
Больше тут делать было нечего, поэтому я развернулся на сто восемьдесят и потопал себе по дороге.
Копыто не обманул. Минут через пятнадцать хорошего ходу я дошел до столба со ржавой табличкой, на которой, впрочем, еще вполне читалась надпись:
с. Залiсся
2849 мешканцiв
до аварiї на ЧАЕС
Евакуйоване 04.05.1986 р.
у Бородянський район
Київської областi [9]
Сразу за столбом начиналась темная стена леса, углубляться в который на ночь глядя без оружия решительно не хотелось. Но дорога вела именно туда, так что выбора не было.
9
С. Залесье. 2849 жителей до аварии на ЧАЭС. Эвакуированы 04.05.1986 г. в Бородянский район Киевской области (укр.).
– М-да, – пробормотал я себе под нос, входя под мрачную сень деревьев. – Если выживу, обязательно напишу подробную инструкцию по тому, как ночью в Зоне пройти через лес и остаться в живых.
Словно в подтверждение моих слов, слева кто-то завыл, причем довольно близко. То ли мутировавшая собака, то ли еще какая-то тварь, мне неизвестная, но явно голодная. На сытое брюхо так тоскливо не воют.
И я побежал, хотя тоже готов был выть от голода и усталости. Зажевать бы сейчас кусок хлеба с тушенкой, рухнуть куда-нибудь под куст да поспать минут шестьсот. Мне ни матраца, ни одеяла не надо, только б никто не трогал. Но здесь, в лесу, до утра не дожить, потому я и мчался вперед, развлекая себя мыслями о еде и отдыхе, и при этом очень стараясь на бегу не сбиться с пути и не врубиться башкой в дерево.
Хорошо, что дорога была прямой, как стрела, а асфальт при СССР еще не научились разбавлять и класть пятисантиметровым слоем, так что шоссе было относительно в порядке. Я бежал, шестым чувством понимая – невидимые во тьме твари уже учуяли меня и сейчас продираются через кусты, чтобы догнать, повалить, разорвать…
Да уж, поздним вечером в лесу треск ломаемых веток по обеим сторонам дороги стимулирует лучше, чем фантазии на тему хлеба и тушенки. Лес стал немного реже, и я на бегу различил в сени деревьев контуры сельских домов со слепыми провалами окон. Мертвая земля, мертвое село. И ты, ночной спринтер, скоро будешь мертвым, если остановишься или хотя бы немного снизишь темп.
В общем, через Залесье я промчался на скорости, думаю, никак не ниже чемпионской. Отметив справа от себя знакомые очертания старой школы, которые в Союзе наверняка строили по одному и тому же чертежу, я резко свернул с дороги прямо через поле, к смутно белеющим впереди одноэтажным строениям, сложенным, похоже, из силикатного кирпича.
Хриплое дыхание, которое я уже слышал за спиной, стало отдаляться. Наверно, неизвестные хищники предпочитали охотиться в лесу, недолюбливая открытые пространства.