Пикник (сборник)
Шрифт:
— Нет, вас-то я нипочем не стал бы просить, — успокоил его Нигглер. — И в мыслях не было. Но я вот подумал…
— Что вы подумали?
— Подумал, может, ваша тетушка выручит? Может, вы у нее попросите? Всего на один день, до завтра.
— До завтра? Почему до завтра?
— Завтра мне в гараже заплатят, — объяснил Нигглер. — На обратном пути я загляну к вам и верну тетушкину пятерку.
— Так вы купите кольцо после получки.
— Нет, после получки не выйдет. Времени не будет. А вот сегодня вечером я свободен. К трем мы будем на месте.
Мистер Фезерстоун молчал,
— А я-то надеялся, вы согласитесь. Думал, поможете мне в трудную минуту, — проговорил Нигглер так грустно и укоризненно, что у мистера Фезерстоуна кошки на душе заскребли. — Я-то ведь вам столько добра сделал. Две ночи ночевали бесплатно, два дня обедали даром, везу вас вон из какой дали.
Мистер Фезерстоун уныло согласился, что да, действительно, так оно и есть. Две ночи бесплатно ночевал, два дня даром обедал, и везет его Нигглер вон из какой дали. Не говоря уж о петушках.
— Да ведь, господи, Фезер, я всего на один день прошу. Мне ведь Лил порадовать хочется. Так хочется порадовать человека.
Мистер Фезерстоун ничуть не удивился бы, припади сейчас Нигглер к его плечу и разрыдайся. И вдруг неожиданно для самого себя он принялся утешать Нигглера:
— Ладно, Нигглер, не огорчайтесь. Я постараюсь. Сделаю все, что смогу, обещаю вам. Тетка у меня в общем-то добрая.
Через два часа Нигглер говорил мистеру Фезерстоуну, высунувшись из кабины грузовика, который стоял возле красного кирпичного особняка в викторианском стиле, увитого по веранде огромной глицинией, чьи пышные белые кисти благоухали на апрельском солнце:
— Спасибо, Фезер, большое вам спасибо. Так я завтра заеду. Я рано буду ехать и потому просуну конверт под дверь. Ну, счастливо.
— Счастливо, Нигглер, — ответил мистер Фезерстоун, — всего вам доброго.
Нигглер выжал сцепление. День стоял чудесный, хорошо жить на свете, черт побери. Скоро лето, поспеет зеленый горошек и молодой картофель, утята вырастут и нагуляют жир, можно будет печь их с яблоками. Теперь надо примечать, где разводят уток. Скачки каждый день всякие — гладкие, с препятствиями. Эх, славное времечко наступает. Можно считать, уже наступило.
— Счастливо оставаться, Фезер, — проговорил Нигглер, высунулся из кабины и, широко улыбаясь во весь рот, сердечно, с благодарностью потряс руку мистеру Фезерстоуну, который все еще шмыгал носом и никак не мог стряхнуть с себя сонный дурман. — Ну, изучайте свою философию, всяческих вам успехов. — И, когда грузовик уже тронулся, он вдруг рассмеялся своим неожиданным хриплым смехом, столь похожим на предсмертный крик задушенного петуха. — Глядишь, на весь мир прославитесь, как этот ваш Платон.
НА МАЛЕНЬКОЙ ФЕРМЕ
После смерти матери на ферме стало как-то одиноко. Это была маленькая ферма, и он был единственным сыном.
Дорога туда шла по полям между каменными оградами, которые лётом от деребянки и лишайника становились совсем желтыми, в самом конце ее стоял серый квадратный дом. Он прожил в нем всю свою жизнь — почти тридцать пять лет, — но не помнил, чтобы дом когда-нибудь красили. Впрочем, это было несущественно:
Потом, когда ему минуло семнадцать, умер отец, и вся его жизнь превратилась в борьбу: нужно было платить налоги, покупать семена и еще откладывать немного денег на покупку машины. В конце концов он приобрел подержанный «моррис», которым до него уже пользовались десять лет. Он весь ушел в работу. Теперь он стал крупным мужчиной с широкими, сильными плечами и мягкими, доверчивыми серыми глазами; размышляя о чем-нибудь, он всегда покусывал губы. Его звали Том Ричардс, и всякий раз, когда ему приходилось расписываться, он немного медлил, прежде чем вывести свое имя.
— Вы будете указывать свое имя в объявлении? — спросила девушка.
— Что указывать?
— Имя. Или, может быть, вы хотите воспользоваться почтовым ящиком?
— Почтовым ящиком?
— Ну да. Вместо имени проставим номер почтового ящика.
— Ящика? — Он стоял озадаченный, покусывая губы и тараща на нее глаза.
— Понимаете, если будет ответ, — объяснила она, — он поступит сюда. Вы его здесь получите, и никто не будет знать, что это вы дали объявление. На вашем месте я бы указала почтовый ящик.
— Ладно, пусть будет ящик.
Она взяла карандаш и, приписав к объявлению несколько слов, взглянула на Тома:
— Хотите прочесть?
— Да., нет… не знаю… — Он положил на конторку большие руки, влажные от пота. — Нет, — сказал он наконец, — прочтите сами. Читайте. Вы писали, вам и читать.
— Пожалуйста. — Девушка стала читать объявление, которое согласилась написать за него, так как ей показалось, что от смущения он не сможет написать его сам: — «Одинокий фермер ищет молодую женщину на место экономки. Тридцать пять лет. Собственная машина. Гарантируется полное сохранение тайны». Так хорошо? Как вам кажется?
— Собственно, мне нужна девушка для работы по дому и в поле.
— Конечно, — согласилась она, — я знаю. Но мне кажется, в объявлении лучше так прямо не писать.
— Не писать? Ну что же, не пишите. Не надо. Раз вы так считаете, — сказал он. — Сколько с меня?
Пересчитав еще раз слова в объявлении, она взглянула на Тома:
— Три шиллинга шесть пенсов. Ваше объявление будут помещать из номера в номер в течение недели.
— Когда мне зайти?
— Попробуйте в субботу.