Шрифт:
Пилигрим, или Рыцарь воздуха
«Не верь глазам своим! Они видят только преграды. Смотреть – значит понимать, осознай то, что уже знаешь, и научишься летать»
Ричард Бах
Глава 1
Взмывая в самую высь, разгоняясь во всю прыть, он продолжал свой путь. Это был полет одинокого сокола быстрого, как ветер. Набрав, наконец, нужную высоту и, почуяв новое скоростное течение ветра, он не летел– он мчался, превратившись в подобие луча света.
За его крыльями шумел ветер, завихряясь в клубы, словно от турбины. Открытый взгляд напряженно устремился
Все, что мелькало под ним, его не интересовало и только иногда, лишь краем зрения он замечал небольшие стайки птиц. Но ему до них не было никакого дела. Сокол был слишком высоко. Выше всего, что могло помешать или сбить его с пути. Словно кинжалами пронизывало мрачные тучи солнце, освещая воздушного странника над темной водой океана. Атлантические волны поблескивали под лучами света и он, обдуваемый свежестью ветра, телом скользил по его потоку, словно серфер по волнам. Его несло быстрее самолета, казалось, сами небеса помогали ему в этом.
Впереди еще был огромный путь. Но это не пугало его. Он знал, что будет лететь без отдыха даже ночью и будет продолжать полет во что бы то ни стало. В голове не было лишних мыслей: только концентрация и ясность – та, что приходит после длительных раздумий и взвешиваний за и против, когда мозг, уже запутавшись и не найдя правильного решения, позволяет интуиции все же взять верх. И тогда, приходит ощущение, что ты знаешь свой путь и делаешь шаг вперед. После первого есть еще сомнения, но со вторым шагом уже легче. Третий ты делаешь уже в полной уверенности в победу и с высоко поднятой головой, упиваясь своей дорогой.
Сокол летел без труда. Жажда добиться цели, и вера в правильность выбранного пути были едины с попутным ветром. Темные древние воды Атлантики волновались под ним, равнодушно укладывая волну за волной. Солнце все еще освещало затянувшееся серыми облаками небо, и ничто не предвещало беду, когда вдруг он почувствовал изменение направления и скорости ветряного потока. Ветер усиливался и вовсе не для того, чтобы облегчить соколу путь. Вода потемнела еще больше и солнце резко спрятало лучи. Теперь все было, как в мрачном царстве Нептуна. Недовольство морского царя чувствовалось уже на первых порах. Ветер резко сменил добродушный характер на строптивый нрав. Не нужно было быть провидцем, чтобы принять очевидное – издалека по левому крылу надвигался циклон суровый и смертельно опасный. Сокол понимал, что, если стихия его нагонит, то разразившийся ливень станет финалом его пути, не говоря уже о ветре.
До берега было еще очень далеко. Что если усилиться и полететь быстрее, мог ли тогда воздушный рыцарь успеть миновать смертельный циклон?
Но, как можно было увеличить скорость, когда ветер уже сейчас напрочь лишал сокола возможности просто держаться в воздухе. Стало ясно, что вырваться из лап урагана не удастся. Но что, если взлететь еще выше, вырвавшись из циклонного плена, и подняться в верхние слои тропосферы? Кто мог ему на это ответить. И только судьба, потешаясь, наблюдала за воздушным странником, потешаясь над его безысходностью.
Небо сотряслось от мощных раскатов грома, ослепительная вспышка молнии озарила вспененное царство воды, явив необычайно пессимистическую и лютую картину надвигающегося морского безумства.
Время пришло. Сейчас или никогда! Медлить – означало оттягивать неизбежность трагичного финала.
Черные тучи выжали первые капли дождя настолько крупные и тяжелые, что сокола это на миг изумило, но пилигрим включил все стремление своего тела и духа, объединив силы в один мощный рывок. Молниеносно поднявшись выше, а затем еще выше, прорываясь сквозь густые черно-лиловые грозовые тучи во тьме, словно через огненный заслон строчившего автомата, рискуя погибнуть от удара молнии, он карабкался вверх ко спасению. Еще немного, думал он, еще совсем малость.
7 тысяч метров высоты! Холод бы остановил любого. 9 тысяч над землей, 11. Казалось, это предел для многих человеческих гигантских птиц с отлитым корпусом из металла, но не предел для сокола, как он.
Метраж увеличился до 15 тысяч высоты.
– 56 градусов. Металл леденел на такой высоте. Сокол же с отвагой безумца еще сражался за свою жизнь, но уже не мог подняться выше. Кости сводило от холода, перья и клюв покрылись льдом, сердце замирало и екало с каждым новым взмахом, словно чья-то рука вонзала в его тело ледяные иголки. Но рыцарь продолжал смертельную схватку со стихией, в которой он обязан был одержать победу.
Молния рубила и пронзала небо насквозь, опаляя его розовой вспышкой. Еще одна искра яростно рассекла небосвод, а дальше потянулась темнота мучительная и долгая. Но, увы, вымоленная соколом передышка не стала существенной. Возможность пошевелить крыльями предательски покинула странника, а если бы он и был способен на это, кто знал, что его крылья под судорогой мышц потом не сложатся совсем или не примут другой угол наклона и, тогда он спикирует прямо в океан… Расправленные крылья не слушались своего хозяина, покрылись инеем и причиняли зверскую боль, заставлявшую его пустить слезу, ослабляя волю. Но сокол сказал «нет» своему чувству жалости. Он не жалел себя! Ведь здесь он находился по собственной воле.
Можно было принять поражение и сдаться на смерть или, превозмогая страшную боль до последних минут, лететь, держаться, сопротивляться. Смерть давала право выбора, каким способом погибнуть: сломленным трусом или сильным воином. Ответ для пилигрима был очевиден, а значит вопрос выбора для сокола не существовал.
Победить можно было только оказавшись выше ливня и выше самого циклона, а для этого нужно было продолжать карабкаться вверх. Но сокол понимал, что еще немного холода и он – оледеневший труп с распластанными в небе крыльями, парящий по инерции, покуда его перья окончательно не покроются льдом. Но и снижать высоту было нельзя. Спуск сулил ему неминуемую смерть в морской пучине.
И тогда сокол сделал невозможное: превозмогая холодный плен, цепенящий его кости, он мысленно преодолел все границы и дал себе приказ брать выше, не взирая на свой физический предел. Казалось, холод сейчас расколет его на осколки, и рыцарь погибнет! Его сердце выпрыгивало из груди, болью пронизывая тело насквозь и отзываясь судорогами на все его старания. Глаза затуманило, в голове загудело, дышать становилось невозможно трудно и больно, словно внутри полыхало огнем – так сдавливала невидимая хватка смерти. Он задыхался… Чертовка подкралась слишком близко. Она летела рядом и уже распростерла свои ладони, предлагая найти покой в ее холодной колыбели. Он чувствовал ее дыхание, ее леденящую длань. Она сжимала и сдавливала его сердце и легкие. Мерзавка развлекалась, медлила. Ей ничто не мешало его уничтожить быстро, но она желала иного.