Пилот МИГа - последний полет лейтенанта Беленко
Шрифт:
Бабушка сшила ему мешок, положила в него кое-какие продукты, даже кусок сала, который они приберегли для особого случая. В густой декабрьский снегопад женщины пошли провожать Виктора с отцом на железнодорожную станцию, откуда поезд должен был увезти его в далекую незнакомую Сибирь.
Виктор приехал с отцом в Рубцовск, но пробыл там недолго. Когда отец только начал работать в Рубцовске, начальство твердо обещало ему комнату в коммунальной квартире. Он ждал три с половиной года, и, наконец, в декабре подошла его очередь. Но тут он узнал, что в жилплощади ему отказали. Жить им было негде, и он отправил сына в колхоз к родственникам своего друга, директора завода. В семье было четверо детей, и все — муж, жена, дети — ютились в одной комнате Виктор никогда раньше не видел как живут колхозники, и он широко раскрытыми глазами смотрел, как на ночь ввели в избу корову, чтобы она не замерзла. Хотя жили они бедно и тесно, встретили Виктора приветливо и заботились о нем, как о собственном сыне. Вскоре Виктор убедился, что колхозники
Зима 1954 года выдалась особенно суровой, птицы замерзали на лету, и весь февраль, когда морозы были особенно лютые, корову держали дома даже днем. Дети целыми днями сидели вокруг печи, придумывая разные игры. Виктор был особенно изобретателен на этот счет. В избе было много рыжих тараканов, и Виктор внимательно наблюдал за ними. Однажды ему в голову пришла мысль запрячь тараканов с помощью ниток в маленькие игрушечные деревянные тележки. После долгих стараний ему это, наконец, удалось, и он начал устраивать тараканьи бега. Это приводило и детей и взрослых в такой восторг, что часто, после ужина, отец семейства сам предлагал Виктору устроить бега.
Весной, когда таил снег, жизнь в колхозе менялась. На огородах поспевали овощи, которые после скудного зимнего рациона казались деликатесом. Виктор вместе с детьми, женщинами и стариками работал в поле по одиннадцать-двенадцать часов в день. Иногда кто-нибудь начинал вслух проклинать тяжкий труд и свое полуголодное существование, но однажды одна из женщин прикрикнула на говорившего: „Ну, чего ты все нудишь! Во время войны мы что ели? Траву, да желуди, а еще мышей и кузнечиков”.
В сентябре приехал отец и увез его в Рубцовск. Наконец он получил комнату на втором этаже многоквартирного дома, принадлежащего Алтайскому заводу грузовых автомобилей. На плечи семилетнего мальчика легли все заботы по дому: он должен был ходить в магазин, готовить ужин, убирать комнату, поддерживать огонь в печи и несколько раз в день приносить воду из колодца за 150 метров от дома.
Часто по вечерам и выходным дням отец проводил время в компании женщин, и Виктору удавалось поговорить с ним только за ужином или во время игры в шахматы. Вскоре кончились и эти совместные короткие досуги: Виктор с легкостью начал одерживать одну победу за другой, и отец стал избегать игры. Как-то однажды заговорили о будущем. Отец был откровенен. „Тебе самому придется пробиваться в жизни. Надейся только на себя. У меня нет ни влиятельных друзей, ни родных, которые могли бы тебе помочь. Если ты хочешь лучшей жизни, не такой, как моя, ты должен хорошо учиться, должен стараться получить настоящее образование… Мне этого не удалось из-за войны, но у тебя еще есть шанс…”
Виктор не нуждался в подстегивании, ему нравилось учиться. Казалось, что в школе он сможет найти ответы на асе вопросы, которые ставит перед ним жизнь. И именно а школе зародились в нем первые сомнения относительно справедливости системы, правильности советского образа жизни, непогрешимости того жизненного уклада, который его окружал. И не случайно, что именно в Рубцовске Виктор впервые почувствовал всю противоречивость догм и реальной действительности, впервые его детское сознание столкнулось с жестокой правдой жизни, с ее неприкрытой и откровенной ложью и ханжеством.
Виктор приехал в Рубцовск в то время, когда город быстрыми темпами превращался в крупный индустриальный центр. Такого рода трансформация некогда тихого провинциального городка была вызвана войной. Заводы и фабрики западных районов страны во избежание захвата немцами были демонтированы и вывезены в Сибирь. Часть из них получила свою вторую жизнь в Рубцовске. Для быстрого и эффективного восстановления использовался, главным образом, труд заключенных из лагерей, сетью окутавших город. Несмотря на то, что многие концлагеря после смерти Сталина прекратили свое существование, вокруг Рубцовска они продолжали существовать, и в жизни заключенных мало что изменилось — режим оставался почти таким же жестоким, как в военное время. На строительных площадках, огороженных колючей проволокой и обнесенных вышками, зэки работали посменно круглые сутки.
Однажды в ветреный осенний день, когда Виктор шел в школу, его обогнал грузовик, в котором сидели дрожащие от холода заключенные, охраняемые солдатами-казахами, закутанными в тяжелые меховые шубы. На заключенных были ветхие телогрейки с белыми номерами, тряпичные обмотки на ногах и рваные шапки, не прикрывающие их стриженные наголо головы. Он и раньше видел грязных оборванных людей, но никогда не видел он таких глаз: в них не было выражения, они были пусты. Заключенные производили впечатление людей, у которых сознание и дух мертвы, в то время как их телесная оболочка продолжает жить. Он тогда, конечно, ничего не знал о политзаключенных. Он знал только одно — эти люди были преступниками. И какими ужасными были, наверно, их преступления! Убейте их! Убейте или освободите! Даже с самой мерзкой тварью я не смог бы так обращаться. Лучше умереть, чем быть на их месте.
Когда Виктору исполнилось 10 лет, отец женился на своей сослуживице, вдове друга, погибшего от несчастного случая в сборочном цехе. Виктор переехал в дом новой жены отца, где жила ее 68-летняя мать, шестилетний сын и трехлетняя дочь. Это был добротный отштукатуренный трехкомнатный дом, построенный еще ее покойным мужем на крохотном участке земли. Уборная находилась на заднем дворе, а колодец — всего в минуте ходьбы от дома. Мачеха — полная, расплывшаяся женщина, лет 35, со слегка косящими глазами и тусклыми прямыми волосами, стянутыми на затылке в жидкий узел, была когда-то учительницей, а теперь работала на заводе бухгалтером. И хотя она была хорошей хозяйкой, умелой и трудолюбивой, Виктор сразу же невзлюбил ее. Он всегда был с ней вежлив, но не старался сблизиться и не давал повода для проявления по отношению к нему материнских чувств. Вопреки просьбам отца, он обращался к ней по имени и отчеству — Серафима Ивановна. Он замечал, что в те редкие дни, когда на обед был мясной суп, она всегда старалась дать своим детям лучший кусок мяса. Но он никогда об этом не говорил. Раньше он обращался за деньгами к отцу, когда хотел купить хоккейную клюшку, футбольный мяч, книгу или что-нибудь еще. Теперь же отец потребовал, чтобы он спрашивал Серафиму Ивановну. Она всегда находила предлог отказать. Однажды, когда Виктор, придя домой из школы, искал в ящиках комода какие-то школьные принадлежности, он неожиданно сделал открытие; у Серафимы Ивановны было две сберкнижки. На одну она клала зарплату отца и часть своей зарплаты, и эти деньги шли на расходы по хозяйству, а на другую — оставшиеся деньги на имя своих детей. Когда вечером Виктор открыто заявил о своей находке, в доме разразился скандал. В присутствии всех членов семьи отец снял ремень и яростно отхлестал Виктора. Если бы мальчик заплакал, наказание не длилось бы так долго. Но Виктор молчал, стиснув зубы. Скрытая взаимная антипатия между Виктором и мачехой перешла в открытую вражду.
На следующий день он подговорил своего школьного товарища бежать на юг, в Ташкент, где всегда тепло и растут красивые цветы. Им удалось вскочить в поезд в момент, когда он тронулся. Вскоре ребята заметили, что поезд идет на север и сошли с него на первой же станции в 80 километрах от Рубцовска. Когда же они попытались сесть на поезд, идущий на юг, милиционеры схватили их, притащили за шиворот в пристанционный милицейский участок, допросили и избили. Милиционерам не удалось узнать, кто они и откуда, и их отправили в колонию для беспризорников. На вторую ночь ребята сбежали, перерезав ограждающую колючую проволоку, и спрятались в колхозном амбаре, с тем, чтобы через несколько дней опять попытаться пробраться на станцию. Но на станции их снова схватили милиционеры, избили и отправили в колонию. Через три недели за Виктором приехал отец. Всю дорогу он молчал и только перед самым домом сказал: „Я не могу заставить тебя жить с нами, и не могу помешать тебе бежать из дома. Но если ты снова убежишь, тебя отправят в исправительную колонию. А это все равно, что тюрьма. И однажды побывав там, ты уже никогда не будешь тем, кем был раньше. Подумай об этом и решай сам”.
Отец счастлив с Серафимой Ивановной, и им хороша вместе. Я только мешаю им Я дли них чужой. Мне некуда уехать и у меня нет выхода. Ну что ж, пока я вырасту, мне придется жить с ними. Но я буду стараться держаться от них как можно дальше. А потом, как только смогу, сразу же уеду.
С этих пор Виктор старался редко бывать дома. Все больше времени он стал проводить в школьной библиотеке. Там было тепло и тихо. И хотя на полках стояли только произведения русской, советской и зарубежной классики, школьникам не разрешалось самим выбирать книги. Это входило в обязанности библиотекарши, которая подбирала для них книги в зависимости от их интересов и уровня развития. В библиотеке в то время работала женщина, которая была совершенно не похожа ни на учителей, ни на других, окружавших Виктора людей. Она была немолода, но держалась очень прямо и ходила с высоко поднятой головой, будто высматривая что-то вдали. „Такими наверно были королевы”, — подумал Виктор. Она всегда уходила из школы одна, не дружила с учителями, у нее не было друзей в городе. О ней ходили самые разные слухи. Одни говорили, что она москвичка и что ее муж был арестован, другие считали, что она сама бывшая заключенная. Виктор так никогда и не узнал правду. Библиотекарша отнеслась к Виктору очень внимательно и с интересом. Она дала ему „Зов предков”, а в следующий раз — „Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна” и „80 тысяч километров под водой”. Так Виктор пристрастился к чтению. Каждая новая книга приносила радость. Он научился читать в любых условиях: при шуме, разговорах, невзирая на разного рода неудобства. Чтение стало его любимым занятием в течение всей его дальнейшей жизни. Авторы прочитанных книг стали его истинными учителями и наставниками, а герои служили примером для подражания. Больше всего он хотел походить на Спартака. Прочитанные позже книги Сент-Экзюпери открыли ему романтику полетов, пробудили в нем интерес к летной профессии, к людям, покоряющим небесные просторы