Пилот МИГа - последний полет лейтенанта Беленко
Шрифт:
Потеряв всякий интерес к истории, Виктор увлекся точными науками: математикой, химией, физикой, биологией. Здесь царили порядок, логика, стройность и согласованность. Законы Евклида и Ньютона не подвергались изменениям. Теперь Виктор стал читать, главным образом, популярные научно-технические журналы, книги и статьи по биологии, медицине, авиации и механике. В то время в школах ввели наравне с академическими предметами практическое обучение, и школьники работали в мастерских и в заводских цехах, где осваивали различные рабочие профессии. Виктор изготовил в мастерской управляемый по радио трактор, который послали в Москву на Всесоюзную выставку технических достижений школьников. Его работа была отмечена и в награду Виктор получил двухнедельную поездку в столицу.
Москва, с ее широкими проспектами и бульварами, асфальтированными и ярко освещенными улицами, метро, театрами, ресторанами и музеями вызвала в нем восторг, наполнила гордостью за свою страну, вселила надежду. Наверно партия все-таки права, и мы достигли большого прогресса. Все города станут когда-нибудь такими же. как Москва В день отъезда из столицы Виктор пошел с утра в знаменитый мавзолей,
Он решил во что бы не стало окончить школу с медалью и неуклонно следовать всем установленным правилам и законам, чтобы стать образцом человека новой формации. Это было для него единственным средством осуществления его заветного желания — вырваться из Рубцовска и стать летчиком. Он стал много заниматься и активно участвовать в общественной жизни школы, в дискуссиях на политические темы, хотя часто понимал их абсурдность. Весной 1965 года, перед выпускными экзаменами, Виктор написал три сочинения на темы: „Прогресс советской системы”, „Кризис западного мира” и „Принципы нового коммунистического общества”. Во все эти работы наравне с надоевшими догмами, Виктор привнес свои собственные мысли и наблюдения. Так в сочинении „Прогресс советской системы” Виктор доказывал превосходство советской техники на примере танков, являющихся на самом деле одним из совершенных видов вооружения. Учитель, прочитав всему классу выдержки из этой его работы, похвалил Виктора за оригинальность мысли и стиль изложения. И хотя Виктор получил пятерку, он не был удовлетворен своим сочинением, понимая, что покривил душой. В другой своей работе, посвященной кризису западного мира, он был более искренним.
Вскоре у него произошел конфликт с учительницей русской литературы, мимоходом заявившей однажды на уроке, что свет это вещество. „Неправда, — возразил Виктор, — свет это электромагнитные волны. Надо же иметь хотя бы элементарные понятия о физике”. Мирная дискуссия перешла в яростный спор. Виктор открыл учебник по физике на странице, где объяснялась природа света, поставив учительницу в неловкое положение перед всем классом. Кончилось это тем, что она велела Виктору зайти к ней после уроков. Когда они остались вдвоем, учительница потребовала, чтобы Виктор открыто при всех признал свою ошибку и извинился перед ней. В противном случае она не сможет поставить ему в аттестат зрелости отличную отметку по литературе. Виктор отказался. Как я могу признать свою ошибку, когда я абсолютно прав? В науке надо быть абсолютно честным. Я не могу тут лгать. Так в аттестате зрелости у него оказалась единственная четверка по литературе, и вместо золотой медали он получил серебряную. К аттестату был приложен диплом механика третьего разряда, что было весьма высокой оценкой для школьника. Он также получил рекомендательное письмо от школьного начальства, в котором отмечалась его общественная работа и политическая благонадежность. Все эти бумаги могли пригодиться для осуществления его мечты стать пилотом, и не просто рядовым летчиком, а лучшим в своей профессии.
Первую подготовку Виктор решил пройти в отделении ДОСААФ, откуда для добровольцев открывалась дорога в летное училище. Он узнал, что в Омске (в 600 км от Рубцовска) проводятся тренировочные полеты и решил туда переехать. При прощании все чувствовали себя неловко: отец и Серафима Ивановна делали вид, что им грустно расставаться с Виктором, хотя, на самом деле, испытывали облегчение. Отец дал ему письмо к живущему в Омске двоюродному брату, и, прощаясь, сунул 20 рублей.
Омск был одним из важных центров военной промышленности. Кроме того, в Омске находилась главная узловая станция Транссибирской железнодорожной магистрали и средоточие авиалиний, связывающих Сибирь с другими районами Советского Союза. Виктор приехал в Омск в июне 1965 года; военные заводы по производству танков, бронеавтомобилей, артиллерийских орудий, самолетных двигателей и других видов вооружения работали на полную мощность. Найти работу не представляло труда. Двоюродный брат отца устроил Виктора на ремонтную базу в омском аэропорту Это было глухое кирпичное помещение со сводчатой железной железной крышей, гулко звенящей во время дождя. В холодном и темном ремонтном цеху работало несколько десятков механиков под начальством старшего мастера Игоря Андроновича Яхова, крупного мужчины с жесткими светлыми волосами, красным носом и огромными ручищами. Почти тридцать лет он водил по сибирским дорогам тяжелые грузовики, пока не был повторно арестован за вождение в пьяном состоянии и окончательно лишен водительских прав. Аэродромное начальство, однако, ценило его и выдало высший седьмой разряд. Рабочие любили и уважали его. Именно авторитет и доброта Яхова выручили Виктора в первый день его работы в цеху.
Примерно в 11:30 мастер сварочного цеха подошел к Виктору и покровительственным тоном сказал, протягивая деньги: „Ну-ка, парень, сгоняй за соком”. — „Я не хочу пить”. — „Тебя не спрашивают, хочешь ты пить или не хочешь. Я тебе говорю, пойди и купи водки”. — „Не пойду”. Сварщик, размахивая гаечным ключом, пошел на Виктора. Если он попытается ударить меня справа, я подсеку его левой. А если я упаду, он может меня убить или покалечить. Виктор не стал ждать, бросился на сварщика, прижал его к стене и выхватил из рук ключ. Когда он оглянулся, то увидел, что на него идут трое других рабочих, вооруженных гаечными ключами. Он подался влево, затем вправо, но его загнали в угол. „Хватит, — услышал он голос Яхова. — Оставьте его в покое”.
Яхов, тоже вооруженный гаечным ключом, схватил Виктора за руку и оттащил в сторону. „Мы вместе пойдем за водкой”, — сказал он рабочим. Минут пять они шли молча, а потом Яхов заговорил: „Ты что ж, не понимаешь, что они могли тебя убить?” — „Может я сначала убил бы кого-нибудь из них”. — „И лежа в могиле гордился бы этим? Послушай, что я тебе скажу. Тут нельзя быть белой вороной — заклюют до смерти”. Яхов настоял, чтобы Виктор извинился перед сварщиком. После этого происшествия Виктор ежедневно следовал закону, негласно установленному в цехе с давних пор, — самый молодой должен бегать за водкой. Обычно в 11:30 Яхов объявлял: „Хватит работать. Работа не волк, в лес не убежит. Давайте займемся делом. Я даю 80 копеек. Скинемся, у кого сколько есть и пошлем парня за горючим”. Виктор стал даже получать удовольствие от короткой пробежки до магазина, находящегося в полукилометре от цеха, и успевал туда до двенадцати, когда там начинала выстраиваться очередь. Его обязанностью было купить на собранные деньги как можно больше спиртного и кое-какой закуски обычно хлеба и консервов. Самая дешевая поллитровка стоила 3.60, а бутылка алжирского красного вина — рубль двадцать. Еще он покупал килограмм черного хлеба за 16 копеек и банку килек — за 40. Разливать вино и водку было обязанностью Яхова, который делал это на глаз с микроскопической точностью. Рабочие пили и ели, а затем садились поближе к печке, играли в домино, курили, рассказывали анекдоты, и только ЧП могло прервать их досуг. Начальство знало обо всем, по предпочитало не вмешиваться. Рабочие выполняли свою норму за полдня, все были довольны и знали, что в случае важного и срочного заказа, ребята не подведут.
Виктор в конце концов перестал их осуждать. Он понял, что цех был их тюрьмой, и что они перестали даже мечтать о том, чтобы из нее вырваться. Ему открылся и истинный смысл слов Яхова, произносимых после первой рюмки: „т теперь и жизнь кажется покрасивей”. Цех стал для Виктора удобным пристанищем в ожидании времени, когда он сможет летать.
Благодаря хорошему аттестату зрелости и школьной характеристике, Виктор после строгого медицинского осмотра был, наконец, принят в ДОСААФ на курсы теоретической летной подготовки. Пять дней в неделю после работы он шел в столовую, где быстро съедал свой нехитрый обед, а потом садился в автобус и ехал через весь город в клуб ДОСААФ, размещавшийся в здании дореволюционного банка. Предметы, которые он гам изучал — аэродинамика, навигация, модели и конструкция самолетов, радиоэлектроника, метеорология и самолетостроение — не были такими уж трудными. Но для многих курсантов было сложно совмещать учебу с работой и к концу первого месяца четверть курсантов отсеялись. Виктор никогда не был так счастлив, как на занятиях в клубе. Вопреки правилам, главный инструктор не устраивал политзанятий. Он понимал, что их будущее и, возможно, жизнь зависит от интенсивности и качества подготовки, и поэтому не тратил время на никому ненужную пропаганду. Инструкторами были военные летчики в отставке, и в глазах Виктора они являли собой пример настоящих мужчин, покорявших и победивших небо. Они вели себя с курсантами как старшие товарищи и видели в них будущих коллег, от которых нельзя скрывать ни трудности, ни опасности предстоящей профессии, и которым надо передать как можно больше знаний и опыта, чтобы уберечь их, насколько возможно, от трагических ошибок.
Первый парашютный прыжок был намечен на декабрь и готовил курсантов майор ВВС. На первом же занятии майор сообщил курсантам, что, хотя он сделал в своей жизни больше тысячи прыжков, он перед каждым прыжком испытывал страх. „Пусть страх, который вы испытываете, не пугает вас, — говорил он. — Это естественно”. Когда Виктор с восьмью другими курсантами в сорокаградусный мороз прибыл на аэродром, расположенный в 30 километрах от Омска, и увидел маленький транспортный самолет АН-2, с которого им предстояло прыгать, то он испытал настоящий ужас. Все, что с ним случилось потом, он помнил плохо. Он ощущал себя запрограммированной машиной, выполнявшей чью-то волю. Когда майор отодвинул тяжелую дверь и в кабину со свистом ворвался морозный воздух, Виктору понадобилось мобилизовать всю свою силу воли, чтобы заставить себя подняться со скамьи и встать третьим в очередь на прыжок. Откроется ли парашют? Помню ли я, что надо делать? Останусь ли в живых? Майор хлопнул его по плечу, и он бросился головой вперед, в пустоту. В голове проносилось: „Не бойся… Считай… Теперь дергай за кольцо!” Он почувствовал необычайно резкий толчок и от неожиданности вскрикнул. А затем, когда начался плавный спуск, и он увидел вокруг бесконечное, чистое и прекрасное небо, его пронзило острое чувство радости и ликования — он свободен! Свободен от земной суеты, ссор, обид, сомнений. Он смеялся, пел, кричал от радости, зная, что никто его не увидит, не услышит и не осудит. Гимны небу и свободе кончились бесславным приземлением на спину коровы. Испуганное животное стало кружить и биться, пытаясь освободиться от непрошеного седока и, наконец, сбросило его в навозную грязь. Виктор рассмеялся. Ему захотелось немедленно повторить прыжок и вновь испытать это восхитительное чувство. У него не больше ни малейших сомнений относительно своего будущего, он должен и будет летать!
После письменного экзамена курсантам представили их будущих летных инструкторов. Виктор был разочарован. Он рассчитывал, что его будет тренировать настоящий военный летчик, возможно, один из тех, кто участвовал в войне в Корее или во Вьетнаме. Вместо этого его инструктором оказалась тридцатипятилетняя миловидная женщина со спортивной фигурой, которую звали Надежда Алексеевна. Она была единственной женщиной-инструктором в ДОСААФ. Карьера летчицы далась ей нелегко. В восемнадцать лет Надежда поступила в клуб парашютистов и постепенно добилась принятия в клуб планеристов. С помощью влиятельных связей в Москве она в дальнейшем смогла поступить в ДОСААФ, прошла курс пилотирования, который окончила блестяще и была назначена летным инструктором в ДОСААФ. Виктор встретил ее, когда она уже проработала восемь лет и все эти годы продолжала совершенствовать технику, стараясь не только не уступать в мастерстве коллегам-мужчинам, но даже превзойти их. Она никогда не жаловалась ни на большую нагрузку, ни на отсутствие на базе элементарных удобств для женщин. „Вы действительно хотите летать?” — спросила она Виктора. — „Очень хочу”. — „Хорошо. Мы будем работать вместе. Я горжусь многими ребятами, которых тренировала. Некоторые из них стали военными пилотами”.