Пилот штрафной эскадрильи
Шрифт:
Михаил откинул фонарь кабины, с наслаждением вдохнул чистый, насыщенный запахом травы воздух, рукавом тужурки вытер мокрое от пота лицо.
Сзади приближался звук мотора, затем раздался визг тормозов.
– Эй, заблудился, фриц? Выходи!
– Я не фашист.
Михаил привстал в кабине, поднял руки.
– Это ты правильно руки поднял. Вылазь!
Михаил неуклюже выбрался на крыло, спрыгнул на землю. И почти сразу же получил удар кулаком в ухо.
– У, гад!
Когда Михаил поднялся с земли, потирая ушибленное ухо, в дело вмешался стоящий рядом мужчина:
– Погодь, пусть разберутся.
Михаила
– Лезь в кузов! И смотри мне! Чуть шевельнешься – застрелю!
Михаил залез в кузов полуторки и улегся на пол.
Полуторка тронулась, на пути следования несколько раз поворачивала влево-вправо, затем остановилась.
– Выходи!
Михаил выпрыгнул из кузова.
Перед ним было приземистое одноэтажное здание.
– Иди вперед! – Для большей убедительности слова сопроводил достаточно ощутимый толчок в спину.
Сзади шли двое конвоиров – видимо, из аэродромной охраны. Постучав в дверь, они завели его в комнату.
– Вот, товарищ командир, пленного взяли! – с торжеством в голосе сказал один из конвоиров. От удивления у командира с двумя «кубиками» на петлицах поднялись брови:
– Чего ты несешь, Патрушев?! Ты пьян, что ли?
– Никак нет, товарищ лейтенант. Он на наш аэродром на немецком истребителе сел. На «мессершмитте», – для убедительности добавил он.
Лейтенант с интересом уставился на Михаила.
Конвоир сделал два шага вперед и положил на стол ремень с кобурой, пистолет и документы. Это были бумаги погибшего летчика.
– Вот, при нем оказались.
Лейтенант открыл командирское удостоверение.
– Так… Борисов.
– Сергей Иванович, одна тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, – продолжил Михаил.
– Воинская часть?
– Восьмой истребительный авиаполк тридцать восьмой истребительной авиадивизии.
– Кто командир?
– Курбатов.
Лейтенант откинулся на спинку стула.
– Скажи-ка, сержант, откуда у тебя немецкий самолет?
– Я – старшина, – поправил лейтенанта Михаил, – а самолет трофейный.
– Это как же? С немцем самолетами в воздухе махнулся?
– Ну зачем же? Меня сбили во время выполнения боевого задания за линией фронта. Пробирался назад, к своим.
– Это еще посмотреть надо, кто для тебя «свои», – процедил лейтенант.
– По пути наткнулся на аэродром немецкий. Наудачу на одном из самолетов механики двигатель самолета прогревали. Ну я, в общем, смекнул, что к чему, и угнал его.
– Ты гляди, как просто у него получается! И немцы не возражали?
– Да нет, пострелять, конечно, пришлось, склад с горючим сжечь.
– Да ты герой, оказывается, – недоверчиво покосился на него лейтенант. – Это что же получается, – он стал загибать пальцы, – в одиночку аэродром разгромил, самолет угнал, склад с горючим поджег? Да тебя к ордену представлять надо! Ты кому врешь? Да я тебя в бараний рог согну, шлепну, как изменника и перебежчика! Расскажи, как немцы тебя завербовали!
– Бред какой-то! – Михаил понял, что его объяснениям никто не верит.
– В камеру его! А я пойду взгляну на самолет – чего он там пригнал? – Лейтенант зло засмеялся.
Конвоиры толкнули Михаила в спину:
– Иди!
Его завели в небольшую комнату с зарешеченным окном и закрыли дверь.
В тюрьме или камере
Михаил уселся в угол. Его одолевали мрачные мысли. «Зачем рвался к своим, да еще и на самолете? Выходит, глупость совершил? Может быть, надо было сесть где-нибудь в поле, самолет сжечь, а самому идти пешком? И линию фронта не разглядел. Да и была ли она сплошной, та передовая лета сорок первого?» Михаил даже застонал от осознания ошибки, которая может дорого ему обойтись. Если начнут копать да допрашивать, подмена вылезет наружу. Хуже того: если недалеко базируется 8-й авиаполк, могут вызвать командира эскадрильи для опознания. Все сразу и всплывет. Никакой он не Борисов. Фото на удостоверении мутноватое, из ста человек половина будет похожа, но любой сослуживец Борисова сразу скажет – не он! Тогда никакие слова оправдания уже не помогут. К стенке поставят – и расстреляют. Время суровое, а его правдивый рассказ на сказку похож. «Интересно, – промелькнула мысль у Михаила, – в авиачастях все военнослужащие должны иметь голубые петлицы и такого же цвета околыш на фуражке?» У лейтенанта, который его допрашивал, они были темно-синего, даже какого-то василькового цвета. «А не НКВД ли это?» – обожгла его догадка.
Низко, почти над крышей, прошел самолет, натужно ревя моторами. «Бомбовоз!» – понял Михаил. Вот ведь и угораздило же его на аэродром бомбардировщиков сесть. Обычно они от передовой дальше базируются, чем истребители. Еще ведь и спросят – а почему так далеко залетел? Коли истребитель, так и искал бы свой аэродром! Что тут ответишь? Что планшета с картой на трофейном самолете не было да сумерки, в которых сориентироваться трудно? «Вот так и умрешь ты, Миша, в прошлом времени, да еще позорной смертью предателя и немецкого шпиона, не успев даже повоевать толком, – с горечью подумал он. – Да нет, кое-какой ущерб врагу все-таки нанес, – утешая себя, вспоминал он события прошедшего дня. – Несколько врагов убил, склад с горючим сжег, немецкий истребитель к своим перегнал. Так что свой вклад – пусть и маленький – в будущую Победу я уже внес».
Может быть, на секунду, на миг, но общую победу он приблизил. А с этим и умирать не так страшно.
Загремел засов:
– Выходи! Руки за спину, иди вперед.
Михаила завели в ту же комнату, к уже знакомому лейтенанту.
– Будешь продолжать врать или сознаешься?
– Я правду сказал, добавить нечего.
Лейтенант кивнул. Конвоир сзади ударил Михаила прикладом винтовки под колени. Пилот упал, а конвоир принялся его пинать сапогами. На каждый удар тело отзывалось острой болью.
– Хорош! – приказал лейтенант. – Садись!
Михаил, преодолевая боль в избитом теле, уселся на табуретку, с трудом удерживая равновесие. Нижняя губа его распухла и кровила, левый глаз заплыл.
Лейтенант направил свет настольной лампы в лицо пилоту.
– Рассказывай – только правду! Будешь врать – все зубы выбью, сука! Чего с вами, гнидами, церемониться? Все равно к стенке поставим!
– Говорить ничего не буду. Все равно вы мне не верите, – едва выговорил Михаил.
– Нет, будешь говорить! – заорал лейтенант. Он вытащил из стола пистолет и сунул его под нос пилоту. – Или ты говоришь правду, или я тебя сейчас пристрелю!